В центре комнатки стоял уже знакомый стол с приставленным, не менее знакомым стулом. На столе был старенький телевизор, без проводов и антенны. Рядом лежал простенький пульт. На экране телевизора был прилеплен стикер с какой-то записью. Не сразу, но Виктор подошёл, чтобы хоть что-то узнать и понять. Запись была крайне проста и лаконична:
"Интересно, тебе так охота сдохнуть или ты беспросветный тупица?"
На пульте, что странно, была только одна клавиша подписанная "Вкл". И всё. Это было слишком подозрительно. Он догадывался, что увидит, если щёлкнет включение. С содроганием понимал, что увидит смерть старика... но не мог просто сидеть и ждать. Он надеялся, что если будет видеть происходящее, то сможет повлиять на тело, во всяком случае, сам себя в этом убедил, прежде чем нажать единственную кнопку пульта.
Картинка была крайне плохой, с помехами. У телевизора была сбита цветность. Большей частью Виктор видел чёрно-белую картинку с редкими вкраплениями красного и синего. Он видел запись, которая ощутимо раскачивалась. Кто-то, кто был на его месте и чьими глазами видел Виктор через телевизор, торопливо бежал по брошенной части города. Не оглядывался. Просто бежал в сторону собственного дома, часто сворачивая в узкие переулки, удирал дворами.
Увиденное изумляло Виктора, ведь его другое я впервые, на его памяти, не устраивало погрома с жертвами, а сбегало. Сбегало с особым рвением и старанием.
Все те слова старика о том, что это просто сон, который он может видеть, как-то не укладывались в голове при просмотре этого телевизора. И Виктор в самом деле верил, что то, что происходит на экране, - действительность.
Видео с каждой минутой всё более и более ощутимо теряло качество записи. Вскоре Виктор с трудом мог разбирать окружение, да и то, только по отдельным деталям, которые примечал.
Вскоре холод начал сковывать тело мужчины. Он старался с этим бороться, но... его клонило в сон, а телевизор с помехами, за которыми почти ничего не угадывалось, помогал довершить начатое холодом. И Виктор, не смотря на робкие попытки согреться и не уснуть, всё же проиграл эту не простую схватку. Глаза сами собой закрылись, и он провалился в глубокие пучины сна, забыв о всяких переживаниях за здоровье доктора. Сон просто размыл важность этих переживаний, и Виктор со спокойным сердцем уснул.
***
Виктор очнулся среди ночи в собственном доме. Он ничего не помнил и не понимал. Сжимая зубы, попытался подняться с голой кровати, - на ней не было ни матраса, ни одеяла, - но не смог и этого. И лёжа у самого края кровати его скрючило от боли. Его внутренности терзала страшная боль. От самого живота к горлу подступала эта пульсирующая, ужасающая боль. И не в силах её удержать, он открыл рот.
Его вырвало густой кровью с желудочным соком. Этот поток прерывался на считанные мгновения, чтобы потом с ещё большим усилием вырваться наружу.
В голове было пусто. Всякая мысль потонула в пучинах страданий и боли. Виктор не признавал окружение, которое мог бы угадать за пеленой слёз.
Спустя тягучее и мучительно тянущееся время, он почувствовал лёгкое облегчение, - его прекратило тошнить кровью. Но на лице оставалась горячая, липкая жижа. Прикладывая усилие воли, он сел на кровати, а после утёрся. Он хотел избавиться от крови на лице, но только размазал её и замарал без того грязный рукав рубашки.
Как пьяный, на неверных ногах, он шагал в сторону выхода в главную комнату дома. Там, за небольшой оградой, кухня... вода. Его манила и поддерживала одна только мысль о воде, которая поможет облегчить боль после столь неприятного пробуждения.
Его глаза слипались. Голова шла кругом. И боль ещё отзывалась во всём теле, но больше всего страдало нутро, - все его внутренности словно горели огнём.
Выйдя из спальни, он сделал несколько шагов, прежде чем приметил сидевшего на диване старика. Психиатр был одет также, как и во время приёма, - белая рубашка, клетчатая жилетка и брюки с отутюженной стрелкой. Одна его рука покоилась на рукояти резной трости, - набалдашник был в виде совы с рубиновыми глазами, а сама трость напоминала ствол дерева. В полумраке этот спокойно сидевший, не спавший старик, обретал несколько мистический облик.
- Проснулся? - буднично, словно так и должно было быть, спросил старик. - Жаль, я рассчитывал на несколько иной исход. Ну, что ж поделать с погрешностью, которая всегда имеет место быть?
Виктор ничего, абсолютно ничего не понял. Он прошёл мимо, хватаясь за редкую мебель, продолжил свой путь до раковины. Подумал, что старик попросту привиделся, что он ещё как будто в полудрёме или видит сны наяву.
- Я был готов и к такому. Там, на столе, рядом с раковиной, лежат таблетки. Выпей их все. И не заставляй меня ждать. Я и без того с тобой долго возился.
Проходя мимо кухонного стола, Виктор и в самом деле увидел таблетки. С десяток бумажных упаковок и столько же баночек. Виктор прошёл дальше, к раковине, открыл холодную воду и припал к крану. Долго не мог утолить жгучую жажду. И даже боль, с которой вода прокладывала себе путь по истерзанному пищеводу, не могло заставить Виктора пить меньше или с небольшими перерывами. Его пожирала жажда холодной воды, которая после вспышек боли приносила облегчение.
- Не заставляй меня ждать, молодой человек. Я слишком много потратил на тебя времени, а мне ведь ещё так много нужно успеть сделать! Пей скорее лекарство. Пей, пока не стало слишком поздно!
Мужчина прислушался к себе и сообразил, что не особо-то желает принимать в очередной раз непонятное лекарство. Особенно, после того, как в сумраке разглядел небольшие кусочки мяса на своём рукаве, рукаве, которым недавно утирал лицо.
Уже более твёрдо ступая, мужчина подошёл к настенной лампе и щёлкнул выключателем. Вернувшись к раковине, он намочил руки, а после осторожно стал смывать прилипшую к лицу кровь. Вода размывала густую кровь так, что было видно, как вместе с водой и кровью в сток уплывают небольшие кусочки мяса. Виктор впервые задумался о том, насколько болен не он, как личность, а его тело. Его бедное, страшно исхудавшее и болезненное тело.
"Когда я в последний раз ел?" - как-то вдруг возникла мысль, которой прежде не находилось места. Странный для такой ситуации, но обычный в повседневной жизни вопрос его попросту ошарашил. - "Как давно я перестал есть?"
И ответ на его незаданный вопрос о том, что же это там, в раковине, уплывает в сток, нашёлся сам собой.
"Это ведь мой пищевод... мой желудок... лёгкие... всё туда, в утиль!" - с горечью и злобой подумал он. Его глаза обрели странный блеск.
Пусть он был слаб, пусть его организм рассыпался, но Виктор был зол... страшно зол на себя за невнимательность к самому себе и своему собственному здоровью.
- Ты там что, время вздумал тянуть? Давай, мой добрый, - выделил старик чуть ли не смехом, - мой сказочно добрый друг! Пей скорей таблетки и спать ложись!
Вместо этого, не слушая старика, Виктор подошёл к старенькому холодильнику. Он собирался, не смотря ни на что поесть, и будь что будет!
"Тело... ему нужно питаться, а то... иначе, ведь, тело развалится... окончательно ведь развалюсь! - а после со злобой и решительностью во внутреннем голосе, продолжал. - Я не хочу умирать. Я не сдамся так просто!"
Он открыл дверь. Увидел мягкий свет, - глаза не сразу после полумрака смогли разобрать то, что было в холодильнике. Но то, что он увидел... - там лежало много, очень много мяса. И на отдельной, самой верхней полке, покоилась изуродованная голова горбача Славы. - Виктор отшатнулся от холодильника, как от чего-то чумного, чего-то, что было способно одним своим видом его убить. Отшатнулся так, что забыл о перегородке, разделявшей кухню и гостиную, ударился об эту перегородку и упал на пол. А холодильник, с открытой дверкой и грудами человеческого мяса, был прямо напротив него.
- Нет, нет, нет, нет! - быстро шептал он.
- Да, да и ещё раз да! - с радостью в голосе сказал старик. Виктор услышал за голосом размеренное постукивание трости, которое приближалось. - Ты всё верно понял! Это все те, кого ты недавно убил... Ты и в самом деле болен. Неизлечимо болен. Ты убийца. Твои руки сплошь в крови. Ты сам, своими руками, убивал людей... и даже не желаешь признать этого... разве может быть преступление более гнусным и подлым?
- Вы говорили... - дрогнувшим голосом начал Виктор, но старик его сразу же перебил.
- Да брось ты! - воскликнул психиатр, стоя над Виктором. - Неужели ещё не понял? Правила игры... они обязывают нас отыгрывать свои роли. Нельзя выходить за рамки... по крайней мере, сразу.
После этого старик прошёл дальше, до стола. Виктор слышал звуки, не глядя, понимал, что доктор собирает лекарства. Взгляд мужчины был прикован к полкам холодильника, к растерзанной человечине, но слух и общее представление помогали понять, что делает старик. Виктор словно обладал второй, не зримой парой глаз. Так, не отрывая взгляда от холодильника, он наблюдал, как старик набрал два стакана воды.
- Мы покончим с этим вместе. Точка должна быть твёрдой и уверенной, так сказать, непоколебимой! Разве будет иметь значения моя жизнь, здесь и сейчас, когда ты умрёшь? Нет... мне опять предстоит много работы... и всё повторится вновь... а потом опять и опять!
Виктор перевёл взгляд на лицо старика, когда тот вернулся и присел рядом, заслоняя собой открытый холодильник. Трость свисала, - доктор совиным клювом набалдашника зацепил трость за воротник жилетки, - а совиные, рубиновые глаза, удивительно мерцали. Сам старик в тот момент имел ореол света и вызывал у Виктора смешанные чувства.
- Ты ближе меня к порогу, а потому первым "лекарства" - выделив слово, он не смог удержаться от хохотка, - приму именно я. Ты ведь не против, если доктор помрёт первым, а?
Старик не стал дожидаться ответа, и уж тем более разрешения своего пациента. Он открутил крышку первой баночки и всю разом высыпал в рот. Виктор совершенно отчётливо слышал, как доктор жевал таблетки. Этот хруст отзывался неприятными ощущениями в его затылке.
Вслед за первой баночкой, доктор высыпал себе в рот содержимое другой баночки. И вновь этот отвратительный хруст, от которого голова начинала разламываться. После этого доктор съел двадцать таблеток из бумажной упаковки. И только после этого выпил стакан воды.