– Мы можем предоставить его прямо сейчас, – сказал Хеффер.
– Рад это слышать, – сказал Нарф-вин-Гетаг. – Но следует учесть еще одну сложность. Перед моим прибытием сюда мы узнали, что заболевание, поразившее наше стадо, распространилось и на Брисбене. Все овцы, принадлежащие к породе «Грезы андроида» мертвы или умирают.
– И вы подозреваете, что это не совпадение, – сказал Хеффер.
– Безусловно, нет, – сказал Нарф-вин-Гетаг. – Кто бы не распространил вирус на Брисбене – они знали то, что знаем мы. Мы надеемся, что они могу не знать того, что известно вам. Несмотря на строгий контроль за разведением, который мы поддерживали, нет сомнения, что кто-то когда-то сумел его обойти. В сущности, сейчас мы на это надеемся.
– И чего же вы хотите от нас? – спросил Хеффер.
– Мы предоставим вам генетическую информацию об овцах. Мы хотим, чтобы вы нашли на Земле селекционера, обладающего особями нашей породы. В идеале, конечно, особи должны быть чистопородными. Но нас устроит и неполное генетическое сходство, если оно достаточно велико. И сделать это нужно за неделю. Причем не поднимая шума.
Хеффер беспокойно поерзал в кресле.
– Я целиком за то, чтобы не поднимать шум, но вот все остальное меня несколько тревожит. Вы считаете, что правительственные файлы содержат ДНК каждой овцы в мире, – сказал он. – Правительство располагает огромными информационными ресурсами, но я думаю, что все-таки не настолько огромными.
– Мы не располагаем, – сказал Джавна. – Но кое-кто может и располагать.
Хеффер и Нарф-вин-Гетаг оба повернулись к Джавне.
– Продолжайте, пожалуйста, – сказал Нарф-вин-Гетаг.
– Страховые компании, господин посол, – сказал Джавна. – Фермеры и скотоводы постоянно страхуют скот – на тот случай, если животное попадет под машину, если его убьет молния, сибирская язва или что-нибудь еще. Большинство страховых компаний требуют предоставлять ДНК животных, чтобы быть уверенным, что пострадавшая особь действительно принадлежит конкретному фермеру.
– Вот и все доверие, – сказал Хеффер.
– Страхование никак не связано с доверием, сэр, – сказал Джавна. – Но в любом случае – хотя данные имеются не по всем овцам на свете, их имеется достаточно, чтобы начать работать.
– Это если мы сможем заставить страховщиков поделиться с нами своими записями, – сказал Хеффер. – И даже если получится, неделя – слишком небольшой срок.
Нарф-вин-Гетаг встал и взял портфель; Хеффер тоже поднялся.
– Время чрезвычайно важно, господин министр. Коронация должна пройти по плану. Вам было нужно что-то, чтобы улучшить отношение и предать забвению вашего представителя, сорвавшего переговоры. Это оно. Сегодня я пришлю помощника, который передаст вам информацию по ДНК. Господин министр, я уверен, что вы способны разрешить этот кризис. Если это не так, обоим нашим народам не позавидуешь.
Нарф-вин-Гетаг кивнул и вышел.
Хеффер плюхнулся обратно в кресло.
– Что ж, никакого давления, – сказал он. – Сколько, по-твоему, на планете овец?
– Мои данные могли несколько устареть, но думаю, пара миллиардов, – сказал Джавна. – Но вам придется искать только среди застрахованных. Это сужает поле до всего лишь нескольких сотен миллионов. Пустяк.
– Рад видеть, что дух оптимизма еще жив, – сказал Хеффер.
– Как вы собираетесь действовать, господин министр? – спросил Джавна.
– Ты хотел узнать – как ты собираешься действовать, Бен, – сказал Хеффер. – Я должен вернуться в Швейцарию в течение двенадцати часов. После этого меня ждут Япония и Таиланд. Я слишком занят, чтобы считать овец. Ты, с другой стороны, вполне можешь остаться дома и никто тебя не хватится.
– Нарф-вин-Гетаг сказал, что не желает шума, – сказал Джавна. – Поддерживать режим тишины может оказаться сложно.
– Насколько сложно? – спросил Хеффер.
– Очень сложно. Не невозможно, но сложно. Придется подойти к задаче творчески. Джавна секунду помолчал. – Насколько я могу быть свободен в своих действиях, сэр?
– Смеешься? Делай, что хочешь, разве что младенцев не стоит резать. А что? Что тебе пришло в голову?
– Я думаю, что наилучшим способом сделать дело и не сорваться при этом в кризис будет поручить его кому-то, кто ничего про кризис не знает. Кому-то достаточно смышленому, чтобы работать над проблемой, и при этом достаточно низкого ранга, чтобы его никто не заметил. Я имею в виду – вообще никто.
Джавна кинвул на лежащий на столе листок с тектом перехвата.
– Ты знаешь подходящего человека? – спросил Хеффер.
– Да, – сказал Джавна. – Парень, о котором я подумал, должен справиться. И он мне должен. Я устроил его на работу.
– Я его знаю?
– Нет, сэр. Он очень низкого ранга. На самом деле, лучше сказать – никакого.
Хеффер фыркнул.
– Мне казалось, я знаю всех смышленых мальчиков в этом министерстве.
– Не каждый стремиться стать министром иностранных дел к тридцати, сэр.
– Это хорошо. Потому что мне шестьдесят семь, я люблю свою работу и хотел бы ее сохранить. Ступай и займись этим.
Хеффер наклонился, схватил трубку и пихнул ее через стол Джавне.
– Пока ты или твой друг считаете овец, попробуй разобраться, откуда, черт возьми, эта штука взялась и кто ее сделал. Без шума. Кто бы это ни был, он может многое нам рассказать. Многое из того, что нам следует знать.
– Да, сэр, – Джавна взял трубку и положил в карман.
Хеффер схватил со стола копию перехвата и наклонился к корзине для бумаг со встроенным в крышку шреддером. – И не мешкай. Оказавшись между нидами и Поупом, я прямо чувствую, как уходит время. Я не хочу, чтобы любой из них разнюхал больше, чем известно нам. Думаешь, твой друг сумеет их обогнать?
– Думаю, да, сэр, – сказал Джавна.
– Хорошо, – сказал Хеффер и скормил перехват шреддеру.
* * * * *
Было около полуночи, когда Дейв Фиппс сел на поезд голубой ветки у Пентагона с номером «Вашингтон Таймс» в руках. Он пересел на оранжевую ветку и доехал до конечной станции «Вена-Фейрфакс». Здесь он вышел на совершенно пустую платформу, если не считать малого средних лет в потрепанной бейсболке «Вашингтон Сенаторс», сидящего на скамье.
– Эй, газетку не одолжишь? – спросил мужик. – До города далеко ехать.
– Одолжу, если скажешь, зачем напялил эту уродскую кепку, – сказал Фиппс.
– Считай это верностью, – сказал мужик.
– Да «Сенаторы» уже несколько лет – отстой, – сказал Фиппс.
– «Сенаторы» всегда были отстоем, – сказал мужик. – В этом часть их очарования. Это вторая по отстойности команда в истории бейсбола, которая стала бы первой, если бы не вылетала каждые несколько лет, давая «Кабсам» время увеличить разрыв. Ты отдадашь мне газету или мне спихнуть тебя под поезд, чтобы заполучить ее?
Фиппс улыбнулся и отдал ему газету.
– Я служил в спецназе, Шредер. А ты всегда был изнеженным лоббистом из «Лиги Плюща». Под колесами оказался бы не я, приятель.
– Слова, слова, слова, – сказал Жан Шредер. – Может, и так, Фиппс. Может, и так. Но посмотри, кому из нас пришлось тащить свою жалкую задницу в Вирджинию, чтобы отвезти газету. Шредер зарылся в номер. – Ладно, где ты спрятал чертов транскрипт?
– Страница комиксов, – сказал Фиппс.
– О, очень мило, – сказал Шредер, шурша листами.
– В основном там про овец, – сказал Фиппс. – Похоже, им нужна определенная порода.
– «Грезы андроида», – сказал Шредер. – Я знаю. Вряд ли они ее найдут. Насколько я понимаю, она уничтожена целиком.
– Ты имеешь какое-то отношение к уничтожению? – спросил Фиппс.
– Просто много знаю, – сказал Шредер.
– Они все равно ее ищут, – сказал Фиппс.
– Уже читаю, – сказал Шредер. – Или, точнее, читал бы, если бы кое-кто заткнул свой фонтан и позволил мне сосредоточиться.
Фиппс снова ухмыльнулся и замолчал. Шредер читал.
– Интересно, – произнес он, закончив. – Глупо, но интересно. Тем не менее было бы неразумно недооценивать Хеффера и Джавну. Уэбстера, в конце концов, выбрали только благодаря Хефферу, а Уэбстер спутал нам все карты. А Джавну можно считать половиной его мозга. Ваши смогли понять, о ком говорил Джавна?
– Нет, – сказал Фиппс. – Он сказал, что устроил этого парня на работу, но таких там примерно полминистерства.
– Нужно постоянно за ним следить. Тайно, – сказал Шредер. – А еще тебе следует начать собственные розыски овец с похожей ДНК. Просто на всякий случай. Я раздобуду тебе образец.
– Даже удивительно, как мало, по-твоему, я знаю свое дело, – сказал Фиппс.
– Просто советую, – сказал Шредер.
– Как ты уже насоветовал Мёллеру убить нидского дипломата, – сказал Фиппс.
– Он не должен был его убивать, – сказал Шредер. – Ему нужно было взбесить его, чтобы он сорвал переговоры.
– Что ж, переговорам конец, – сказал Фиппс. – А заодно и ему самому.
– И очень жаль, – сказал Шредер. – У меня были на него другие планы.
– Я гляжу, ты прямо убиваешься по Мёллеру.
Шредер пожал плечами.
– Он был проектом отца, а не моим, – сказал он. – Я благоволил ему, поскольку он был полезен. А еще готовил хорошее барбекю. Поуп по-прежнему не знает о моих отношениях с Мёллером и моем участии в этом деле, полагаю.
Фиппс указал на транскрипт.
– Нетрудно понять, что это не несчастный случай. Он знает историю Мёллера и его работе на твоего отца. Но пока что считает, что Мёллер действовал по своей инициативе и по своим причинам.
– Так и было, – сказал Шредер. – Я всего лишь помог со средствами.
– Неважно, – сказал Фиппс. – Коротко говоря, ты вне подозрений. Так же, как и я. В сущности, Поуп предложил связаться с тобой, поскольку ты уже помогал с неофициальными расследованиями. Я здесь совершенно легально. Нам может понадобиться твоя помощь.
– Как мне нравится, когда все идет по плану, – сказал Шредер.
– Можно подумать, ты и это спланировал, – сказал Фиппс.
– О, нет, – согласился Шредер. – Мы совершенно не там, где должны были оказаться. Но, может быть, так даже лучше. Мы всего-то надеялись сорвать переговоры и коронацию. Теперь же запахло настоящей революцией.
– Если только они не найдут овцу, – сказал Фиппс.
– Они не найдут овцу, – сказал Шредер. – Им предстоит перебрать миллиард овец за неделю. И найти нужную овцу они должны раньше нас. Оба препятствия им не преодолеть. Неважно, насколько хорош приятель Джавны – никто не может быть настолько хорош.
Глава 3
Харрис Крик сидел перед Линго Туденой, культурным атташе Катунги, и выполнял свои должностные обязанности: сообщал дурные вести.
– Мне очень жаль, мистер Тудена, – говорил Крик. – Но боюсь, мы не может допустить вашу супругу на планету.
Рудиментарные плечевые крылья Тудены, секунду назад дрожащие в восторженном предвкушении встречи с женой, мгновенно замерли.
– Прошу прощения? – произнес он через вокодер.
– Ваша жена, мистер Тудена, – сказал Крик. – В предоставлении ей визы отказано.
– Но почему? – спросил Тудена. – Министерство культуры заверило меня, что никаких проблем с визой ждать не следует. Всего лишь рутинная проверка. Никаких проблем.
– В обычных обстоятельствах это действительно так, – сказал Крик. – Но в данном случае обстоятельства не вполне обычны.
– Что такое?
Крик на мгновение замешкался, но тут же понял, что ни для него, ни для Тудены, не существует деликатного выходы из ситуации.
– Ваша жена, мистер Тудена, – сказал Крик. – вошла в период фертильности.
Тудена дернул головой, изобразив катунгианский физиологический эквивалент изумленного моргания.
– Это невозможно. Меня не было рядом, чтобы инициировать ее. Здесь какая-то ошибка.
Крик достал из портфеля медицинский отчет и положил его перед Туденой. Тудена ухватил его одной из своих рук и поднес к одному из простых глаз, которыми катунги рассматривают близко расположенные объекты. Через несколько секунд его рудиментарные крылья судорожно задергались. Физиологически катунги не нуждались в слезах, но по любому эмоциональному стандарту было ясно, что он плачет.
Народ катунги отличался прекрасной, утонченной культурой и процессом размножения, вызывавшем отвращение у всех без исключения разумных рас, с которыми сталкивался. Вслед за длящимся примерно месяц периодом фертильности женской особи, инициированной партнером, начиналась «рвотная» фаза: неконтролируемые сокращения яичной сумки вызывали у самки неконтролируемую же рвоту и она заблевывала все вокруг мутной, отвратительно пахнущей жидкостью, насыщенной сотнями тысяч яиц.
Вид и запах этих выделений вызывал у самцов катунги схожую реакцию, с той лишь разницей, что извергаемая ими субстанция была зеленоватой и воняла еще хуже. Жидкости смешивались и образовывали желеобразную массу, которая защищала и питала оплодотворенные яйца до момента вылупления. К тому времени родители-катунги удалялись – в отличие от большинства разумных видов, они не воспитывали потомство. Из яиц вылуплялись прожорливые, похожие на сверчков личинки, поедавшие все на своем пути (в том числе и других личинок); проходило довольно много времени, прежде чем немногие выжившие окукливались – в этой фазе развития у них и формировался мозг.
С особенностями репродуктивного цикла катунги Земля познакомилась вскоре после того, как ОНЗ разрешили посещение планеты представителям этой расы, не входящим в дипломатический корпус, по туристическим визам. Одна молодая пара решила пересечь Соединенные Штаты и успела добраться до Огаллалы, Небраска, прежде чем началась рвотная фаза. Пара сняла комнату в мотеле «Сав-Ю-Лот» у шоссе-80 и провела следующие полтора дня под защитой таблички «Не беспокоить», покрыв стены номера слоем слизи, достигавшим местами дюйма в толщину. Уборщики отказались убирать номер, кончилось тем, что управляющий лично отскоблил гель совком, свалил в ванну и включил душ, чтобы растворить его и смыть в трубу.
Неделей позже гости «Сав-Ю-Лот» с криками побежали из своих номеров – миллионы личинок катунги, сожравших содержимое объемного септического бака мотеля, двинулись в поисках пищи вверх по трубам. Управляющий ворвался в один из номеров, вооруженный мухобойкой и баллончиком дихлофоса. Личинки катунги съели его целиком, не тронув только пластиковую молнию ширинки и металлические люверсы в ботинках; от семерых гостей не осталось ничего вообще. Поглотив всю доступную в мотеле органику, личинки, ближайшие естественные враги которых находились на родной планете катунги, набросились на Огаллалу, как библейская саранча.
Губернатор Небраски ввел военное положение и спустил на них Национальную Гвардию. После того, как выяснилось, что гибельные насекомые были на самом деле личинками разумных существ, губернатор предстал перед судом Конфедеративного Сообщества по обвинению к ксеноциде и убийствах (обвинения по этой статье исчислялись сотнями тысяч). Смущенный губернатор дослуживал остаток срока из федеральной тюрьмы, располагавшейся, к вящему раздражению жителей Небраски, в Ливенворте, Канзас. Вскоре после этого ОНЗ изменили правила выдачи виз, и теперь посещающие Землю самки катунги проходили контроль рождаемости; ни при каких условиях самка, вошедшая в период фертильности, не могла ступить на поверхность планеты.
Тот факт, что у жены культурного атташе этот период начался, лишал ее шансов на получение визы. Тот факт, что период фертильности у жены культурного атташе начался в отсутствие мужа, обрекал их брак. Период фертильности не мог просто взять и начаться. Он совершенно точно не мог начаться без участия партнера.
Крик осторожно изъял медицинский отчет у атташе, крылья которого по-прежнему судорожно дергались.
– Прошу прощения, – сказал он.
– Она так хотела посетить Землю, – сказал Тудена. Вокодер, чувствительный к эмоциям пользователя, перемежал его речь печальными влажными звуками.
– Она не знала, что вы пытаетесь получить для нее визу? – спросил Крик.
Тудена покачал головой.
– Она должно было стать сюрпризом, – сказал он. – Я собирался отвезти ее в Диснейленд. Мне говорили, что это счастливейшее место на Земле.