Лута сморщила курносый носик.
- За городом есть старые лесные вырубки, там подновили несколько домов. На первое время всех разместят там. Мы сделаем репортаж для городских новостей, как раз и посмотришь.
Они поравнялись с апельсиновым "саабом" Луты. Журналистка помахала им, садясь в машину: - Чмоки! Пока!
- Пока! - отозвалась Рике. Дети перешли улицу и сели в трамвай, который подъехал почти сразу. До школы было всего три остановки.
Фасады домов уже выступали из туманной пелены, поднимая красные крыши навстречу утреннему солнцу. Со стороны фьорда клубились тучи, а с востока небо было на редкость голубым, и ещё неясно, каким окажется день - погожим или пасмурным.
На тротуарах тут и там стояли люди, поодиночке и группами. Некоторые шли в ту же сторону, куда ехал трам. Рике обратила внимание, что многие держали в руках... Плакаты? Транспаранты? Какие-то такие штуки.
На школьную стоянку как раз заезжали два автобуса из пригородной коммуны. Одноклассницы строили Рике с Улафом рожицы сквозь окна. Кирстен прижалась носом к стеклу, изображая поросенка, а Грете растопырила уши, демонстрируя в улыбке все свои зубы с брекетами на них.
- Как маленькие, честное слово, - не в силах сдержать улыбку, сказала сама себе Рике.
Они с братом сначала прошли в детский сад, расположенный через дорогу от школы. Там Рике сдала Улафа с рук на руки воспитательнице, полногрудой величественной Анне Ларсен.
- А Хельга сегодня будет?
Анна вопросительно подняла взгляд на Рике, думая о своём.
- Хельга? Да, конечно, она подойдёт чуть позже, - улыбнулась женщина.
Когда мама и папа поженились, мама пригласила свою старшую сестру перебраться из Остланда к ним, в Тролльхавен. Её звали Ольга, а в Нордланде имя превратилось в привычное "Хельга". Педагогическое образование после переподготовки помогло Рикиной тёте устроиться в детский сад. Она оказалась прекрасной воспитательницей, люди говорили, что у Хельги просто дар божий ладить с малышами. Улаф, как и многие другие дети, любил её больше остальных воспитателей.
Взглянув на часы, Рике припустила в класс.
Уроки пролетели быстро. На обществознании молодой, долговязый и некрасивый учитель господин Берг, настаивавший, чтобы дети звали его просто Георг, рассказывал про Карла Двенадцатого, и как его походы чуть не разорили Нордланд. Оказывается, после того, как Сведен прекратил вести захватнические войны и сосредоточился на собственном развитии, уровень жизни в Нордланде начал неуклонно расти, достигнув к двадцать первому веку замечательных показателей.
- Мы гордимся тем, что в нашей стране самое высокое качество жизни на всей планете, - наставительно произнес господин Берг. - Посмотрите на соседний Остланд. Богатейшая страна с обширными территориями, которые они завоёвывали столетиями. А в итоге? Им не хватает населения, чтобы их освоить, почти век красной диктатуры отучил людей быть хозяевами на своей земле. Как следствие, уровень и качество жизни там сильно отличаются от нашего, да и от общеевропейского. В худшую сторону, заметьте.
Всё это было очень интересно, но в начале урока Кирстен переслала Рике свежую фотку из инстаграма Криса Стара, солиста бойз-бенда "Манила Парк". Крис был такой зайка со своей новой стрижкой, что остаток урока Рике провела в сплошном розовом ми-ми-ми, непатриотично пропустив мимо ушей информацию об успехах родины.
- Ты когда уже сама начнешь инстаграмиться? - со смехом спрашивали одноклассницы. У каждой из них были в инсте сотни себяшек и подписчиков, одна Рике со своим пустым аккаунтом выглядела белой вороной. Она же привычно отмахивалась.
В садике Хельга разучивала с теми, кто на неё реагировал, новый танец. Улаф неловко кружился с остальными детьми, порой попадая в такт.
- Улле сегодня молодчина! Танцевал и даже чуточку пел! - улыбаясь, со своим смешным славянским акцентом сообщила Хельга вошедшей Рике.
- Класс! Глядишь, к концу школы и алфавит выучит, - съязвила девочка.
- Не надо так, Эрика - с мягкой укоризной и твёрдым "рр" сказала Хельга. Она одна из немногих обычно называла Рике полным именем. - Я понимаю, тебе с ним нелегко. Но ведь и ему тяжело всё это даётся. Нам надо поощрять в твоём брате любой импульс к развитию. И ты умничка, что так заботишься о нём. Конечно, ужасно, когда такое случается...
Тётя на несколько секунд прижала Рике к себе, и девочка почувствовала укол стыда. Хельгин шерстяной свитер слегка потрескивал от статики, тоже кольнув Рике в щёку. Она засопела и решительно отстранилась.
- До завтра!
- До завтра! - а Улаф уже потянул сестру за руку к выходу.
Тучи с моря победили синеву на востоке и затянули весь небосвод, изредка прорываясь мелкой моросью.
На остановке Тибанена столпились несколько человек и стояли один за другим три трама. Такое Рике видела впервые.
- Извините, а что случилось? - обратилась она к пожилому мужчине в сером пальто.
- Да вот видишь, там, выше по улице? - Он показал рукой, и Рике разглядела в нескольких кварталах шеренги людей, стоявших поперёк улицы с теми самыми транспарантами в руках. Из-за расстояния не было видно, что у них там написано. Рядом сверкали мигалками несколько полицейских машин. - Перекрыли улицу, митингуют, будь они неладны. - Мужчина досадливо глянул на часы. - И рельсы тоже перегородили, чтоб мигранты точно мимо не проехали. Придётся идти пешком. - Он оглядел детей. - Вам тоже в ту сторону? Могу проводить.
Рике уже решила.
- Нет, спасибо. Мы обойдём их по набережной.
- Ну что ж, как знаешь. Будьте осторожны.
- И вам всего доброго. Идём, Улаф.
Брату нравилось гулять по набережной (настолько, насколько вообще можно было понять, что ему что-то нравится). Мальчик часто "оживал" вблизи моря, подставлял лицо ветру, иногда смеялся и даже разговаривал. А Рике всегда чувствовала здесь маму... Она была в воде, в мокрых камнях, в сыром воздухе и солёных брызгах, в осенне-золотой листве деревьев и даже в пасмурном небе над головой.
На углу Фортунен, выходившей на набережную, их чуть не сбила с ног мчащаяся во всю прыть пожилая женщина.
- Ой! - Рике едва не упала.
- Смотри, куда идёшь, девочка! - подбоченясь, старушка смерила её взглядом. Круглая, приземистая, на полголовы ниже Рике, в шерстяном розовом жакете и с растрёпанными волосами, женщина выглядела очень боевито. - А то можно попасть в неприятности, знаешь, ли!
Рике поспешила обогнуть сварливую бабку, таща за собой брата. А женщина, казалось, забыла о своих срочных делах, внимательно глядя им вслед.
Волны бились о гранитные блоки, окаймлявшие брусчатку набережной. За столетия булыжники мостовой стёрлись почти до идеальной гладкости. Ветер с фьорда доносил брызги, запахи водорослей, моря и рыбы.
Рике и Улаф пошли на север, к громаде горы Конгеберг, нависавшей над городом. Девочка оглянулась. Сзади виднелись стрелы портовых кранов, рубки океанских судов, стоявших под погрузкой и - Рике пригляделась - белый борт заходившего в порт парома, видимо, того самого, с беженцами. Девочка отпустила руку брата - пусть побегает.
Навстречу им шла группа людей, мужчин и женщин. Впереди, жестикулируя, широко шагал молодой парень в кожаной куртке и джинсах. На одном мужчине была шапка-ушанка с красной звездой и серпомолотом. Туристы из Остланда и гид, поняла Рике. Некоторые туристы кидали куски хлеба летавшим над морем и набережной чайкам, а те ловили угощение на лету. Рике обернулась вслед, и тут одна из чаек вдруг спикировала ей прямо в лицо. Закрываясь рукой, девочка отшатнулась. Птица, схватив клювом прядь волос, вырвала у неё из головы изрядный клок.
Рике, взвизгнув от боли, стремглав кинулась за одну из скамеек, стоявших вдоль набережной. Выглянув из-за спинки, она убедилась, что опасность уже ей не грозит - чайка улетела вслед за туристами. Улаф тем временем устроился на соседней лавочке, разглядывая какой-то предмет. Рике пригладила волосы и села рядом с братом.
В руках у мальчика была религиозная картинка - Мадонна с младенцем у груди. Потирая больное место, откуда дурацкая чайка вырвала прядь, Рике вспомнила - такие картины, нарисованные на доске, в Остланде называют "иконами". Только эта была маленькая, дешёвая, наклеенная на фанерную дощечку с пластиковой окантовкой.
- Можно мне посмотреть, Улле? - она протянула руку, но мальчик прижал "икону" к себе. Откуда она взялась на скамейке? Может, туристы оставили? Девочка посмотрела вслед группе осси, но те уже скрылись за изгибом набережной.
Отец работал в порту, и точно знал об этом гораздо больше дочери-школьницы.
Рике достала телефон, набрала его номер:
- Алло, Ри? Как дела? - отозвался тот.
- Папа, привет! Мы с Улле идём домой по набережной.
- А почему не на траме? Все в порядке? - забеспокоился отец.
- Да, нормально. Правда, Хокон-Атлантистен перекрыли. Там какой-то митинг, и трамваи не ходят.
- Ах, вот оно что! Быстрее тогда идите домой! На улицах может быть небезопасно. Слышишь?
- Это из-за беженцев, пап? Люди не хотят, чтобы они у нас оставались?
- Я разузнаю, дочь, и сразу позвоню. Идите пока домой, и не подходите к скоплениям людей! Как Улаф?
- В порядке. Пап, он тут нашел на лавке такую штуку, "икона", кажется, называется, как в Остланде. Только маленькая.
- Надо же. Откуда она там?
- Не знаю. Пап, можно, Улле возьмет её себе? Кажется, она ему понравилась.
Отец пару секунд помолчал.
- Хорошо. Я приду вечером, посмотрю на неё. А сейчас домой, сразу! Ты обещаешь?
- О"кей. Обещаю. Пока-пока.
- До вечера. Целую.
Она поднялась с лавки и закинула на плечо рюкзак.
- Пойдем, братец кролик.
Улаф сунул "иконку" в карман и взял сестру за руку.
На одной из скамеек сидел худой старик в чёрной шляпе, плаще и с седой бородкой. Рядом стояло инвалидное кресло. Когда дети проходили мимо, до них донесся дребезжащий голос:
- Девочка!.. Девочка!..
Рике подошла к старику.
- Вам нужна помощь?
Тот попытался встать со скамейки, опираясь на трость, но сил у него не хватало.
- Добрая девочка!.. Помоги мне, пожалуйста... Я не могу перебраться в мою проклятую коляску...
От него несло кисловатым запахом стариков, а еще - будто сырой землёй, и чем-то несвежим. Подслеповатые глаза близоруко щурились на Рике.
Поддерживая старика под локоть, девочка помогла ему встать со скамьи и проковылять пару шагов до его кресла. Старик уселся на сиденье, зажав трость между ногами.
- Может, мне позвонить в социальную службу?
- Не надо, не надо, - дрожащий голос старика слегка окреп. - Сюльве лишь бы добраться до своей коляски, а то дряхлые кости порой подводят, хе-хе...