— Вздумаешь чудить, кнопку нажму. Кнопку нажму — заряд сработает. Заряд сработает — хоронить будет нечего. Но если все приказы выполнишь как следует, то не просто живым останешься, еще и премию получишь. Усек?
— Надо было домой сразу валить, — обреченно прогундел мотоциклист, трогая распухший нос. – Как знал...
Старикашка лекарь стоял на чурбаке и разглядывал мутными глазами алеющий горизонт. До восхода осталось совсем ничего, а потом чурбак из под него выбьют и разозленный неудачами сосед с полюбуется, как докторишка изобразит последнюю пляску в этой жизни. Все же Фашид – редкостный мудак. Не только фазенду проебал, так еще и старика подставил. Остальные работники усвистали как только услышали о неприятностях Кага: про сгоревший кусок поместья и убитых собак. Лишь лекарь в алкогольном тумане не обратил внимания на столь важные события, происходящие вокруг. За что и придется сейчас расплачиваться.
— Масса, там едет кто-то. Быстро едет. Много едет, – зашевелился один из погонщиков Кага, повернувшись к хозяину. Толстяк недовольно покосился на клубы пыли, затем снова стал рассматривать чужие постройки. Нужно было решить, как лучше поступить. Или разобрать здесь все и перетащить материалы для восстановления своего хозяйства. Или наоборот, оставить на старом месте часть работников, а самому заселиться сюда. Что у бывшего соседа не отнять -- умел хорошо устроиться. И дом вполне приличный, приведенный в порядок после покупки. И заборчик высокий. И озерцо рядом, можно скот поить. Правда, территория крохотная по местным меркам, но если два участка объединить...
Колонна чужаков проехала прямо сквозь охранения, не сбавляя скорости. Пастухи, вздумавшие было остановить разогнавшиеся машины, брызнули перепуганными тараканами из-под колес. Первый из скрипучих таратаев затормозил рядом с охранниками Кага и на сухую бурую землю легко спрыгнула невысокая женщина. Стянув пыльный бурнус встряхнула белоснежной челкой, брезгливо покосилась на вооруженных недоумков, направивших стволы в ее сторону. Открыв флягу прополоскала горло, сплюнула под ноги жирдяю и усмехнулась:
– Вы что, совсем охуели, козоебы вонючие? Я личный каратель императора. Если мне что-то не понравится, здесь спалят все под корень и солью на метр сверху засыпят. Чтобы вся Пустошь до конца мироздания про эту ошибку помнила... Ну а если у кого палец на спусковом крючке дернется, то вы, трупоеды, сначала еще себе могилы выкопаете, затем лично семьи туда кусками настрогаете, соль на своем горбу притащите и далее по упрощенной процедуре... Убрали свои железки, кому сказала...
Тихий голос и спокойный тон произвели на местную голытьбу неотразимое впечатление. Про карателей помнили. Причем не тех, кто болтался вместе с погранцами, наводя периодически порядок и приводя в чувство совсем охеревших недоделанных ковбоев. Нет, там всего лишь армейские части, это мелочи. Но вот когда императору что-то действительно не нравится, он отправляет личных представителей. И те возвращаются домой лишь после того, как на месте правонарушения оставлены лишь руины и горы трупов. Что поделать, император предпочитает вместо кнута и пряника для нарушителей использовать исключительно кнут. Или огнемет, если грузоподъемность транспорта позволяет.
– Итак. Значит ты у нас – Каг. Скотопромышленник и любитель охоты на рабов. Человек, который устроил все это дерьмо.
– Полегче на поворотах, дамочка! – возмутился было жирдяй, стараясь хотя бы на словах поддержать реноме крутого местного заправилы.
Но Докси было на понты похер. У Докси было крайне плохое настроение. Потому что она уже прикинула объем существующих проблем и поняла, что просто так задачу по отлову двух сбежавших ушлепков не решить. Придется помотаться по местным помойкам, пообщаться с крайне неприятными людьми и напомнить идиотам, что такое на самом деле личный каратель самого императора.
Поэтому женщина прострелила колено толстому недоумку, подошла поближе и наступила грязным сапогом на ладони, которыми Каг с воплями пытался остановить кровь:
– Ты, чмо обожравшееся. Мне насрать на тебя, на твои неудачи и на то, кого из крутых местных царьков ты лично знаешь и кому регулярно отсасываешь. Меня интересует лишь одно: где два урода, из-за которых мне пришлось из самой столицы тащить любимую мягкую нежную жопу сюда, на Пустоши? Я не буду тебе рассказывать, каких удовольствий столичной жизни пришлось лишиться из-за вашей сраной загонной охоты и сколько это будет тебе стоить. Всего лишь повторю еще раз: какого хера у вас здесь на самом деле происходит?
Всхлипывая Каг постарался максимально кратко пожаловаться на мудака-соседа, не уследившего за личными рабами. Рассказал про то, как двое вооруженных до зубов гадов разнесли на куски его поместье, убили собак и людей, а потом охотились на преследователей на болотах. А еще спелись с кем-то из местных, поэтому смогли удрать через болотные топи, обмануть Самосу с загонщиками и сели на проходящий товарняк. И, судя по всему, этот урод Фашид с ними в сговоре. Потому что усвистал сразу, как только вся херня случилась. Оставив после себя лишь недоумка-лепилу, которого честные и благородные скотоводы хотят вздернуть в назидание другим. Ну, чтобы берега не путали.
– Значит, рабы уехали. На проходящем поезде... На юг или север подались?
– На север, в сторону Тагатуса.
– Ага... И чего их хозяин засуетился? Чего ради вообще двое идиотов с поводками подчинения решили сдохнуть сегодня-завтра?
– Не знаю. Фашид проболтался, что какую-то безделушку сперли, готов был оплатить ее возвращение. Но я без понятия, что за...
– Понятно. Можешь завалить хлебало.
– Что?
Докси прострелила второе колено, оценила громкость вопля и влепила сапогом по перекошенной от боли морде:
– Я сказала тебе – заткнись! Рот откроешь, только когда разрешу...
Охрана Кага безмолствовала. То есть дураки изредка на Пустошах попадались, но редко. Слишком жизнь здесь резкая, соображать надо быстро и правильно, иначе прикапают. Поэтому боссу, конечно, сочувствовали. Попасть на пустом месте под замес с карателями – это врагу не пожелаешь. У кровожадных ублюдков столько прав и лишь одна обязанность – выполнить волю императора. Если они даже господина губернатора за яйца решат подвесить, то бедолаге придется лишь подать веревку и спросить, как долго висеть на радость гостям.
Кроме того – можно еще было бы изобразить дурней и попытаться занозу в заднице приголубить по-тихому. А потом сниматься всем табором и валить из проклятого места, по пути каждому встречному-поперечному заявляя “не знал, не видел”. Но пятнадцать мордоворотих с кучей оружия на перевязях – это серьезно. Это явно не погранцы и даже не егеря. Этих натаскивали убивать быстро и без раздумий. Стоит чуть ружьишко шевельнуть и с одного затекшего плеча на другое попытаться перевесить – и все, очередной покойник готов. Так что – извини, масса, но мы лучше вместо мебели постоим, зато потом тебя подлечим. Если будет что лечить.
Неожиданно со стороны чурбака донесся скрипучий голос:
– Если достопочтенная донна сочтет возможным выслушать старого профессора столичного университета, то я смогу ответить на ее вопросы. Возможно, даже еще не заданные вопросы.
Докси стало интересно. Она даже прогулялась поближе к старику, чью тощую шею все так же украшала петля из грубой веревки.
– Ты что-то знаешь?
– Я знаю многое о беглецах. Я знаю, что они утащили с собой. Я знаю, как их можно попытаться найти. В обмен на крохотную услугу, достопочтенная донна. Ваш путь скорее всего будет лежать в Тагатус. Если вы захватите меня туда и отпустите там, то старый Пилюриус будет рад сообщить вам все необходимое.
– Да?.. А такой вариант, что я начну отрезать тебе пальцы и ты сам все расскажешь? Ну и потом отдам остатки аборигенам, чтобы порадовались и вздернули изрезанный кусок мяса. Как тебе?
Лекарь печально вздохнул и попытался наклониться поближе к карающей деснице императора:
– Я ставил ментальные блокады егерям в свое время. Конечно, себе пыток не пожелаю, поэтому всего лишь придется остановить сердце. Пятнадцать секунд – и мне будет уже плевать на любые угрозы. Тем более, что вы все равно хотите меня повесить.
– Говоришь, был профессором в университете? И за что поперли?.. Только не ври. Если уж ты хочешь со мной договариваться, то давай будем вести дела честно.
– Слабый человек подвержен разным страстям и порокам. Чуть-чуть выпить. Чуть-чуть уделить внимания красивым студенткам. Чуть-чуть потратить кафедральных денег для этих мелких житейских радостей. За что и был изгнан с позором.
– Да?.. Подожди, что-то вроде было такое... – Докси развернулась к боевикам, которые продолжали сидеть на машинах: – Татушка, поройся в памяти, вроде ты рассказывала анекдот про нашу главбухшу, у которой дочку-корову в Универе драли всей кафедрой ради хороших оценок?
Гренадерских размеров деваха, вся покрытая цветными татуировками, легко соскользнула с мотоцикла и подошла поближе. Внимательно разглядела Пилюриуса, затем заржала:
– Слушай, это действительно он! Говорят, дико запойным был в яйцеголовом клоповнике. Гнал бормотуху вагонами. Всей кафедрой квасили, ширялись и бабки университетские на развлечения пускали. А потом еще туповатеньких студенток к делу пристроили. Типа – если умная, то нормально зачеты сдашь. А если в башке одна кость – то работай передком. И да, ректор их спалил по наводке нашей главбухши, когда вместе с комиссией ввалился прямо на шабаш. Голые девки на столах пляшут, бухло в спортивных победных кубках, групповуха на поваленной на бок кафедре. Короче – отжигали во всю. Старикана там на месте не прибили лишь потому что он реально в свое время класно мозги правил воякам. Те и отмазали. Выперли с работы, из столицы пинком под зад. Оказывается, здесь осел, гигант половой...
Докси удовлетворенно кивнула и показала Татушке на веревку. Та одним взмахом ножа перерубила несостоявшееся орудие казни, после чего командир карательного отряда поманила вздрогнувшего лекаря к себе поближе:
– Так что там про всякие полезные фактики, которые ты можешь мне поведать?
– Лучше отойти чуть в сторону, досто...
– Короче, старый хрыч.
– Просто если местные услышат, придется их зачищать.
Оглянувшись на резко побледневших козоебов Докси соизволила отойти со стариком к забору. Через пять минут она вернулась и приказала:
– Лепиле десять минут на сборы. Затем в повозку и выдвигаемся. Заглянем еще раз в Клоповку, зальем баки по полной и с собой возьмем. Нам надо быть в Тагатусе как можно быстрее.
– А этих?
– А что – этих? – удивилась любимица императора. – Верные слуги короны. Оказали всю возможную помощь. Если у них есть желание какие-то местные разборки с бывшим хозяином сараев устраивать – так пусть, нам до этого дела нет.
И кавалькада оживших ночных страхов так же стремительно умчалась в лучах всходящего солнца и клубов пыли, как недавно стремительно появилась. Вот были еще здесь – и уже нет, только рев моторов, долетающих с севера. И всхлипывания Кага, с ужасом разглядывавшего размочаленные колени.
Кирдык-бульдык-херак-пиздык... Как голова болит... Но раз болит – то еще жив. Или мертв?
И эти кирдык-бульдык... Разговаривает кто-то рядом, будто дети балуются. Придумали свой “секретный” язык и давай друг перед другом понтоваться. Уроды. А то, что человек валяется на куче соломы и ему херово – так детям насрать. Дети – они обычно циничные себялюбивые суки, которые уважают лишь собственные интересы и спокойно идут к поставленной цели, наплевав на разную херь типа “истинные ценности цивилизации”. Можно сказать, что дети еще не успели превратиться во взрослых, которые прячут дерьмовое нутро под красивыми улыбками и наработанными привычками манипулировать окружающими. В самом деле, твое взросление можно оценить не прожитыми годами. Нет – идиотов великовозрастных хватает. Твое взросление – это отрощенная скорлупа, умение мимикрировать и рвать глотки окружающим, если уж мягкой силой не получилось принудить к выгодному тебе миру.
Да заткнутся они или нет?
Володя приоткрыл глаза и попытался сообразить – что, где и как вообще он опять оказался в жопе?
Сено? Да, точно. На полу. Охапка сена. И он на этой охапке, во все тех же брезентовых штанах, уже изрядно потрепанной рубахе и тапочках, в которых умудрился натереть ноги. Все это целиком находилось в клетке, установленной в конце вагона, большую часть которого занимали какие-то коробки и ящики.
Сбоку от клетки покачивались табуретки, отмечая очередной тук-тук поезда. На одной сидела Маша, прихлебывая из кружки какую-то вонючую бурду. На другой – гном. Правда, какой-то неправильный гном. Будто пристукнутый сверху чем-то тяжелым и теперь раздавшийся вширь. Гном почему-то походил на рыбака – в бурых добротных штанах, сапогах, плаще-накидке и огромной шляпе с мокрыми безразмерными полями, которую хозяин сдвинул на макушку. При этом коротышка отростил себе черную бороду до пояса, мохнатые брови и нос-картошкой. В левой руке держал трубочку-носогрейку, в правой большую глиняную бутылку, к которой периодически прикладывался.
И эта парочка вовсю о чем-то своем тараторила, будто заведенная. И не обращала никакого внимания на пленника, который медленно сел и начал ощупывать несчастную челюсть, принявшую столь жесткий удар. Вроде переломов не было, хотя показалось, будто зубы чуток шатаются. А может – действительно показалось...
Дыр-быр-тыры-ры... Вот же сороки. Оглянувшись Володя заметил и Картера. Мохнатая жопа только что выбралась из щели между ящиками, просочилась между толстыми прутьями решетки и уселась рядом со школотой, явно влипнувшей в какие-то новые неприятности.
– Чего они мне в рыло долбанули? Вроде я в бородатых не стрелял, – спросил у кота бедолага.
– Некромантов не любят. А ты весь разрисован под них. Черепушки, зомби всякие.
– Да? Что, у вас тут и мертвецов поднимают?
– Не, это дорого очень. А вот наслать какую порчу, армейцев прихлопнуть, если пытаются их логово выжечь – это бывает. И самое главное, раньше эти упыри часто по катакомбам гномов шарились. Удобно – под землей попробуй их еще найди. И рабов из гномов набирали. Кстати, поводки – это их изобретение, черепушечников. А как приехали, так Мараэлла и запела: “Я рабыня, окольцована, нихера сделать с этим не могу”. Ну Додо и вломил тебе.
– Додо?
– Их старший, с кем ты так удачно познакомился.
– И что теперь?
– Теперь едем в Тагатус. Вроде как к вечеру будем. Сейчас утро, кстати. И там тебя сдадут церковникам. Тем в радость некроманта на публике спалить. Додо чем-то перед жульем в рясах провинился, хочет подлизаться. Тебя – в костер. Ему – отпущение грехов. Все довольны.
– А Маша, значит, меня и сдала в итоге.
– Женщина, что хочешь, – флегматично озвучил всемировую истину кошак и начал снова надраивать яйца.
Минут через десять наемница подошла к решетке и постучала по прутьям кружкой:
– Слышь, ты, ущербный. У нас был уговор. Я тебя вытащила, в город к вечеру прибудешь. Снимай эту дрянь с моей шеи.
– Город? Где меня на костер поволокут?
Женщина недобро покосилась на котяру:
– Кто-то слишком много болтает... Но у тебя зато есть выбор. Доедешь до места целиком, или кусками. Потому что...
Володя поднялся:
– Ты слишком долго давала Фашиду. Так долго, что он тебе все мозги выебал и дерьмом вместо мозгов набил... Это вы оба хитро-верченые. Каждое слово – с тройным смыслом. И верить вам нельзя, потому что как у нас британцы: “Слово джентльмена принадлежит джентльмену. Как дал, так и может забрать обратно”... Но я не такой. Я дома никакогда сукой не был и здесь данное обещание сдержу... Замри и не шевелись...