Сознательно или нет, но Фериб Хинда избрал самый эффективный способ противодействия словам Ямара. За неделю, остававшуюся до Праздника Весны его никто и не подумал выслушать. Взрослые, прислушавшиеся в первый день, смеялись во второй, а на третий смотрели на его слова как на затянувшуюся и утомительную выдумку. Бассам заявил, что те двое, кто дотащил его до телеги, станут его лучшими друзьями, как только появятся в Бену Башар. И хоть Бассам был пьянчуга, но он единственный жил когда-то в городе, и к его словам прислушивались. А с соседними мальчишками у Ямара даже доходило несколько раз до тумаков.
Даже мать, Хамадир одним вечером сказала ему.
- Сынок, ты бы угомонился! Мало я натерпелась с твоим отцом? Или ты тоже стал таким безумцем и желать странного?
- Мой отец был воином! Поэтому меня не любят!
- Да, в свое время я ошибалась! - резко сказала мать, - Я чувствовала, что он не сумеет стать крестьянином, но я его любила! И хотела, чтобы он был со мной!
- Вместо того, чтобы быть с ним! - выкрикнул Ямар, и выскочил во двор, утирая рукавом неожиданно захлюпавший нос.
Ноги сами принесли его к кузнице, и, подумав, Ямар вошел внутрь посмотреть как работает кузнец - молчаливый сакалиб Дрон. Рослый седовласый северянин был единственным, пожалуй, человеком в Бену Башар, кто хорошо относился к Ямару. Может быть, потому, что сам принадлежал к числу отверженных - кузнецы всегда были сродни колдунам. День и ночь он гремел молотом в своей кузне, почти не показываясь в деревне. Наверное, он смог бы выкупиться, или даже уйти сам - воином сакалиб был опытным - но, видно, идти ему было некуда.
Сейчас Дрон сидел на массивной деревянной колоде у стены, любовно полируя длинный прямой меч франкской работы. Заметив Ямара кузнец приветственно кивнул ему и рукой указал на противоположную стену. Ямар присел, стараясь не задеть что-нибудь из железного хлама, прислоненного к неочищенным от коры бревнам слагавшие стены кузни, и незаметно (как он надеялся) принялся растирать по лицу слезы.
Какое-то время еще Дрон преувеличенно старательно водил точилом вдоль лезвий, а затем негромко спросил.
- Что ты там слышал, в таверне?
Ямара прорвало: к рассказу о подслушанном разговоре добавились и все обиды последней недели, и драки, и недоверие к его словам. В конце своей сбивчивой, прерываемой всхлипами речи, Ямар недоуменно вопросил.
- Ну почему мне никто не верит, почему?
Кузнец несколько раз крутнул меч перед собой, оценивая баланс, и задумчиво посмотрел на Ямара вдоль лезвия. Затем заговорил.
- Видишь ли...людям очень трудно менять свою точку зрения на вещи и события, окружающие их. Они думают, что если они не будут замечать большого мира вокруг себя, то и мир не обратит на них внимание. Им проще считать, что ты врешь, или по-дурацки шутишь - существование деревенского дурачка вписывается в ту категорию, что они себе нарисовали, а вот то, что на них можно напасть - нет. Легче представить деревенского дурака, чем нападение на деревню. Ведь если они тебе поверят, - им придется признать, что мир состоит не только из привычных, но и непонятных вещей, к которым не подходят известные им мерки. А распинаться в своем невежестве - ох как нелегко!
- Дрон, скажи им, а? - Ямар с надеждой посмотрел на кузнеца, но тот лишь покачал головой.
- Тогда безумцем признают и меня, и убедить вообще никого не удастся.
- Что же можно сделать?!
Дрон медленно провел по клинку тряпкой, задумчиво глядя на закатывающееся за двери кузнецы солнце.
- Что-то сделать можем только мы сами, - меч резко свистнул в воздухе, начертив какую-то немыслимую фигуру, - А больше... Я не знаю.
Меч воткнулся в земляной пол, а, Дрон резко прошел к горну принявшись греметь железяками. Какое-то время Ямар наблюдал за кузнецом, и не заметил, как уснул.
Утро было хмурым. Не из-за погоды - плохой погоды в День празднования Весны вообще не бывает. Над Ямаром даже не смеялись. Так или иначе, но на время Праздника его отправили пасти коз. Это считалось наказанием, но Ямар только плечами пожал. Праздники для него особым весельем никогда не были, а уж учитывая возможное нападение - лучшего способа отсидеться вообще не существовало. В горах Ямара не сыскали бы и вездесущие джинны Рашапа.
Не обращая внимания на издевки ребятишек он выгнал коз за пределы Бену Башар, размышляя о словах кузнеца. Что мог сделать он - маленький и бессильный? Ямар занес было хворостинку, чтобы направить стадо к привычной горке, когда его осенило. Он мог сам проверить свои слова - обнаружив воинов раньше, чем они найдут село.
- Пошли. - Он зло хлестнул первую попавшуюся козу, погнав стадо ко входу в долину Башар.
...В деревню он вбежал ненамного опередив воинский отряд. Пробираясь среди танцующих и веселящихся людей он пытался что-то сказать им, но его слова встречали смехом. Наконец толпа выбросила его к помосту, на котором сидел старейшина, цепко ухвативший его за ухо.
- Что, мерзавец, снова за свое? Опять увидел тех, кто готовится напасть на нас?
- Да смотрите же! - заорал Ямар во всю глотку, указывая на склон холма над деревней. - Разве вы не видите блеск мечей?
- Это ручей идиот, - проскрипел Фериб.
- А ветки, видите, они колыхаются!
- Ветер... - сказал кто-то в толпе.
- Возвращайся к козам малыш, - сказала одна из женщин, - Тебе, наверное, хотелось побывать на празднике, но ведь ты его чуть не погубил. Хлебни вина, и...
Ямар махнул рукой и сгорбившись побрел по площади. Шаг, второй...
С окраины деревни послышался крик ужаса и боли. Ямар не мог видеть, что происходит, но знал: это развернувшиеся цепью мародеры врываются в деревню.
- Это он! - неожиданно послышался голос совсем рядом, как будто, и, обернувшись, Ямар увидел, что Фериб стоял на помосте, указывая на него.
- Это он! - вновь крикнул Фериб. - Он накликал! Ямар виновен! Сын чужака! Проклинаю!...
Ямар встретился взглядом со старейшиной, и попятился от бешеных, все больше наливающихся безумием, глаз Фериба.
- Бей его! - заголосили вокруг. - Чужак!
Ямар в растерянности смотрел на враз ставших чужими односельчан, угрожающе тянущихся к нему. Вдруг чьи-то руки обхватили его, поднимая в воздух.
- Камнями его! - прошипела та самая женщина, что предлагала ему вина.
Тот, кто подхватил его, оказался кузнецом. Отшвырнув Ямара как котенка за один из заборов, Дрон вскинул руки вверх - одна из них держала меч.
- Стойте! - его голос заглушил на миг шум толпы, но что хотел сказать кузнец, осталось неизвестным, - чья-то рука уже метнула камень, попавший кузнецу в висок, и он неловко упал на камни площади.
Затаившись за забором Ямар глядел на то, как остервенелая толпа...- вон Бассам, тихий пьяница, всегда пытавшийся напоить его в городе...Лакрида, мать двенадцати детей, что удивительно - семеро до сих пор живы... Старик Михос, всегда заступавшийся за него, когда его били мальчишки... - остервенело топчет упавшее тело, а на площадь вбегают воины, деловито полосуя клинками толпу.
Ямар вновь наткнулся на взгляд старосты, потемневший от ненависти, и не смог оторваться от этих глаз, пока клинок рыжего здоровяка в рогатом шлеме командующего мародерами, по локоть не высунула из груди Фериба.
* * * *
Староста Зием Выонг звучно откашлялся, ожесточенно почесав зудящую шею.
- Я понял твои причины, чужак, - сказал он, - Я даже могу предположить, что есть некая причина, делающая нашу деревеньку привлекательной для мародеров. Но не мог бы ты открыть ее нам?
Ямар чуть улыбнулся, обведя глазами площадь. Люди уже немного расслабились, некоторые покинули площадь, найдя себе другие дела. Фериба уже унесли - ожог будет проходить долго и мучительно.
- Почтенный староста, я бы не хотел, чтобы мои слова звучали отказом или оскорблением. Но я не могу открыть тебе причину, по которой неупокоенные хотят напасть на вашу уважаемую общину. Не в силу ее секретности, но потому, что для вас она невидима.
- Крови они нашей хотят попить, упыри! - буркнул кто-то в толпе, и чужак вновь усмехнулся.
Зием Выонг кивнул.
- Я верю тебе, Бешеный Пес. И согласен принять твою помощь. Пройдешь ли ты в мой дом, чтобы поговорить об этом?
Ямар оглядел сложенный из камня дом старосты, в лучшую сторону отличавшийся от прочих землянок.
- Ты сам пригласил меня староста, - сказал он.
Зием Выонг потер шею, раздумывая, чтобы значили слова пришельца. Ямар проследил движение старосты, и неожиданно предложил.
- Я могу вылечить.
- Да? - удивился Зием Выонг. - А мне ни одна знахарка не помогла! Это долго!
- Ничуть, - Ямар широко улыбнулся, коснувшись шеи старосты рукой. Зуд на мгновение усилился, а после того как Ямар повел рукой в сторону, исчез.
- Воистину, ты великий целитель, - вздохнул староста.
- Нет, - Ямар пожал плечами, - Но такие неприятности лечу легко.
- Да - а, - протянул Зием Выонг, уже неясно по какому поводу, и направился в дом. Ямар, помедлив, шагнул вслед, и уже в проеме входа услышал вопрос старосты, обращенный, похоже, самому себе.
- Неужели мы обладаем какими-то невидимыми достоинствами?
Ямар оглянулся. Серебряное ожерелье, повисшее на перилах крыльца, выглядело очень сиротливо.
4.
Тяжелый, неповоротливый ворот скрипя изрядно проржавевшими цепями вытянул ведро воды, и Лаодика с трудом опустила его наземь. Было очень позднее утро, но девушке отчаянно хотелось спать - всю ночь она подсматривала за чужаком, махавшим мечом на площади, а сейчас уснувшим до обеда.
Лаодика ухватилась за ручку ведра и проволокла его несколько шагов от колодца, пока не выдохлась. Сил больше не оставалось, и она опустилась на землю, прислонившись к срубу колодца. Глаза сами закрылись, и она решила посидеть немного - пока тьма совсем не очистит неба, а "при свете и видеть легче" - как неустанно поучал ее Харон. Присловье это, впрочем, помогало не сильно - днем Лаодика видела гораздо хуже, чем ночью. Она не заметила, как уснула.
Проснулась она от голосов, раздававшихся над самым ухом одновременно со скрипом ворота. Лаодика хотела было вскочить на ноги, но поняла, что говорящие ее не видят, и если она встанет, то подумают, что она подслушивает, а тогда пересудов не оберешься по всей деревне. Иными словами, чтобы ее не приняли за любительницу подслушивать чужие разговоры, ей ничего не оставалось, как подслушивать чужой разговор. Поэтому Лаодика затаилась, прислушиваясь к разговору невидимых собеседниц.
- Жуть-то какая, - причитала старушка, - Слыхала?
- А чё ж такое? - судя по голосу, собеседница первой вряд ли была намного моложе первой.
- Да гостюшка у нас больно странный, - понизила голос первая, - Сама посуди: почему он мужиков на площади только утром и вечером гоняет?
- Ну, положено может, - охотно поддержала тему вторая.