Вот, как я и думала — совет в очередной раз в гневе от слов «дикого Прайма», и каждый присутствующий жаждет меня пристрелить. Пожалуй, спокойнее всех пока остаётся Император. Ну, ему положено…
— Но это только одна проблема, и она решаема маленькой победоносной войной. Есть проблема гораздо более крупная. Империя потеряла цель.
— Да как ты смеешь! — вдруг рявкает, перебивая меня, Стратег. — Наша цель совершенно очевидна! Далеки — высшая раса, которая должна господствовать во Вселенной!
— Разумеется, — отзываюсь я, даже не стараясь скрыть сарказм. — То-то за триста лет существования у нас даже базы за пределами междумирья нет! Новая Парадигма забилась в тараканью щель и по крохам тянет ресурсы, хотя на Скаро за это время в любой период истории успевали выиграть несколько сотен войн, не считая всего прочего!
— Нас могут обнаружить, — зло отвечает Стратег.
— Вот! — я обличительно тыкаю в него пальцем. — То, о чём я сказала. Страх. Страх, завязанный на инстинкте сохранения расы. Мы должны развиваться, иначе умрём. Мы не можем развиваться, потому что есть риск быть уничтоженными. Патовая ситуация. Цель всемогущества слишком глобальна и слишком подорвана проигрышем на Галлифрее. Нам нужна менее абстрактная и более реальная цель. Цель конкретная, понятная даже десантуре с интеллектом ниже гравиплатформы, и главное, осуществимая.
— Ты можешь предложить такую цель? — Император очень внимательно глядит на меня. Похоже, у него единственного хватает духу признать, что я озвучила самые тайные мысли их всех. Мысли, которые грызли их изнутри и не давали полностью сосредоточиться на общем деле, ибо высказаться было слишком опасно, слишком крамольно. Но у меня есть право «пятилетнего советника» сказать, что король оказался голым. Поэтому я им и воспользовалась. Дурацкое, конечно, сравнение с земной сказкой, но она слишком про нас, чтобы я о ней забыла.
— Да, я могу предложить объединяющую цель. Но сперва я назову ещё одну проблему Империи. Чтобы здание было долговечным, ему требуется надёжный фундамент, — типично архитекторское сравнение, но что поделаешь, если оно наиболее наглядное? — У нашего здания всегда был фундамент, достаточно надёжный, чтобы выдержать Империю любой массы. То, что всегда было для нас свято, священнее Общей Идеологии, важнее всего в мире. То, что мы готовы были спасать, наплевав на все законы Пространства и Времени. То, к чему мы возвращались всегда. Вы можете ответить, что это? — я говорю всем, но смотрю в лилово-лимонный глаз-рентген. Почему-то мне кажется, что правитель меня понял, но хочет, чтобы остальные ответили на этот вопрос. Однако совет сохраняет тишину. Как всё плохо-то. Выдерживаю паузу.
— Даже ответить не можете или боитесь… Империя Новой Парадигмы лишена фундамента. Все эти базы, флоты, солдаты, заводы, открытия, технологии — всё не имеет смысла, пока нам не за что сражаться. Чтобы возродить свой дом, мы должны возвести фундамент. Мы должны вернуть себе Скаро*.
Выговариваю это слово, чувствуя, как внутри всё сжимается от боли, и то же чувство пронизывает совет. Пока никто не начал говорить очевидное, продолжаю сама:
— Да, я помню, что наше солнце умерло по естественным причинам, и нашей родины больше нет. Но разве это может быть препятствием для далеков? Мы созданы править Вселенной — и мы можем нагнуть не только любую цивилизацию, но даже само Время и Пространство. Ради Скаро мы можем развернуть вспять темпоральный поток. Забрать гибнущую планету или же воссоздать всю солнечную систему — не имеет значения! Мы должны поставить себе эту цель и её осуществить. Тогда у Империи появится и фундамент, и объединяющий элемент, и первое серьёзное достижение, которое позволит победить страх перед поражением. Насколько я выяснила, некоторые уже задавались этим вопросом и даже проводили астрофизическую разведку в районе чёрной дыры…
— Подтверждаю, — отзывается Учёный. — Однако возрождение нашей солнечной системы может привлечь внимание.
— Именно, — отвечаю я. — Поэтому надо самое слабое место плана трансформировать в самое сильное, а также использовать метод переключения внимания. Разумеется, если вдруг в районе нашего Солнца появятся корабли далеков, а чёрная дыра превратится в светило, этого никто не пропустит. Но если некая неизвестная цивилизация, существующая, допустим, в межгалактическом пространстве, или даже прямо в междумирье, выйдет на контакт и официально обратится в галактический совет с целью выкупить ресурс, который никому не нужен, они не откажутся — чёрные дыры только мешают навигационным системам кораблей, пользы с них никакой. Кроме того, в подходящий период времени, из которого мы ещё можем обмануть энтропию, задают тон земляне, а они исключительно продажные. Мы никогда не брезговали политической интригой и использованием чужих слабостей на своё благо. Почему сейчас надо отказываться от этих способов, тем более имея на руках технологию прототипов, которые в лицо никому не знакомы?
— Мы сделаем достаточное количество контактных линз, — вдруг говорит Серв. Возврат к очень старому разговору выглядит настолько неожиданно и даже неуместно, что у меня едва не вырывается вовсе не нужное на совете хихиканье.
— То есть ты за этот план?
— Он очень сырой, но не бесперспективный, — задумчиво говорит вместо Серва Стратег. Вот уж не ожидала! — Мы действительно упирались в проблему осуществления операции по возвращению Скаро. Но если грубую силу заменить на военную хитрость, то всё может сложиться. Хотя риск очень велик.
— И нужно очень много ресурсов, — замечает один из Супримов. Это Девятый, главный экономист.
— Ещё раз, мы можем использовать межгалактическое пространство, — повторяю я. — Там никто не путешествует, оно мало изучено, хоть целую армию спрячь — не заметят. А главное, там изредка встречается то, что мы называем «одинокими звёздами» — вырванные гравитацией при столкновении галактик или оторвавшиеся от окраинных скоплений звёздные системы, которые вынесло даже за пределы филаментов**. Мы можем найти такую звезду, можем её создать, безразлично. Космос набит стройматериалами. Всё необходимое мы добудем на окраинах пустых звёздных систем, где нет пригодных для колонизации планет. Это трудно, но разве далеки боятся трудностей? Когда-то мы так создавали целые галактики, кто мешает воспользоваться старым опытом? Если мы победим и вернём себе Скаро, то нас уже ничто не устрашит. Империя не может больше находиться в стазисе, она начинает гнить, на очереди полный коллапс. Пора двигаться, или мы попросту сдохнем, — всё, пафос из меня вылился, мысли вроде тоже. Опять смотрю на Императора. — Это все мои соображения по поводу проблем Новой Парадигмы. Других пока не вижу.
— Ты это высчитывала полгода? — спрашивает он.
— Я это высчитала ещё в первый месяц пребывания на базе «Центр». А потом набиралась смелости сказать, — признаюсь ему. В конце концов, я тоже далек, и мне трудно вслух перечислять факты, внешне идущие вразрез с О.И. — Также следовало найти аргументы на любое возможное возражение, это тоже потребовало времени. Мне пришлось разобраться в разделах физики, в которых я не была сильна.
— Во всяком случае, ты связала воедино и коротко сформулировала все отдельные мысли, которые посещают далеков с момента основания Новой Парадигмы, — заключает он. — Да, это подходящая цель, она в принципе выполнима и абсолютно конкретна, — его голос набирает полную мощь, громыхая на весь зал, отчего меня охватывает трепет. Хочется зарыться куда-нибудь или полностью раствориться в бронзовых колоколах, так похожих на песню нашего родного солнца. И я, не выдержав, встаю, вытягиваясь в струнку, под окончательный вердикт:
— Да будет так. Мы возрождаем Скаро.
Комментарий к Сцена четвёртая. *непереводимая игра слов. «Скаро» означает «дом». =)
**согласно современным исследованиям, тёмная материя распределена в виде «канатов», внутри которых размещены скопления галактик. Их называют «филаменты», то есть, «нити». Пространство же между филаментами практически пустое, однако в нём присутствует некоторое количество очень одиноких звёзд, красных гигантов. Предположительно, их выкинуло инерцией в межгалактическое пространство при столкновении галактик, хотя точно это неизвестно.
====== Сцена пятая. ======
— Ты уже двое суток сидишь над утверждённым планом операции, словно пытаешься найти в нём недочёты. Позволь напомнить, он разработан правительством и абсолютно идеален.
— Идеальных планов не бывает даже у нас, Альфа, — я с зевком откидываюсь на спинку кресла, сворачивая вирт-экран. — Бесспорно, разработанная модель цивилизации вполне пригодна для использования, и мы отошли не настолько далеко от собственной истории, чтобы всё выглядело, как прямая ложь, засекаемая электроникой. Но правительство не может объяснить низшим цивилизациям, как им надо на всё это реагировать. Я пытаюсь просчитать непредвиденные повороты развития событий, и как мы можем извернуться в рамках разработанной «легенды».
— Ты должна была подключить меня.
— Нет, потому что ты назначаешься эталоном утверждённого плана, — снова зеваю. Устала.
Прототип Альфа склоняется над навигационным компьютером. Хотя сейчас наш корабль в гиперпространстве и идёт на автоматике, старпом не забывает о своих обязанностях и постоянно контролирует курс, тем более что скоро мы будем на месте.
Нас пятеро, я и ещё четыре прототипа. Альфа — доброволец из касты стратегов, который не очень понимал, на что пошёл, пока не очнулся в новом теле. Мозгодробительно правильный и очень умный. Бета — медик из штата Учёного, до того работавший на нашем проекте и добровольно вызвавшийся на изменение, чтобы изучить ситуацию, так сказать, изнутри. Гамма и Дельта — два серва, из них Гамма — та самая любопытная морда, специалист по сложному оборудованию, а Дельту перевели в проект с флота, она старший реакторный техник. Три парня, две девчонки, один корабль с мощным стратегическим компьютером и полная автономность от Империи. Связь с Центром через меня, раз в трое-четверо суток, по скарэлу — больше я в роли удалённого сервера не выдерживаю, несмотря на все тренировки (было решено, что в критической ситуации лучше кривой патвеб, чем никакого, и меня взялись учить). Два миллиона двести три тысячи девятьсот девяносто второй год по Галактической системе измерений. Посольский корабль Новой Парадигмы входит во внешний рукав Рокочущей Спирали.
Проверив курс, Альфа снова выразительно глядит на меня.
— Ты пропустила два отдыха. Твой мозг находится в режиме усталости.
— Рассмотри со мной первый недочёт в идеальном плане.
— Ты что-то нашла?
— Я просто хочу, чтобы ты обдумал то, что я сейчас скажу. Мы предусмотрели нейтральное самоназвание — «кочевники», нейтральное название посольского корабля — «Протон», но личные имена командованием не утверждены, и даже вопрос не рассмотрен. Ты предлагаешь прилететь и представиться по старым персональным шифрам? Или по текущим кодам, буквами? Но тогда проще сразу сказать: «Всем здрасьте, мы — генно-модифицированные далеки». Для нас личные имена настолько глубоко незначительны, что о них забыли. Но раз уж выдаём себя за низших, у нас должны быть какие-то прозвища. Ведь у планктона имена — едва ли не религиозный культ. Номерочками и буковками они точно не представляются. Вспомни, сколько бунтов бывало в концлагерях из-за того, что рабам присваивали номера. Ты, правда, сам с этим не сталкивался. Но если хочешь, могу поделиться своей памятью, у меня был опыт подавления «номерковых» восстаний. Планктон считает, что лучше броситься под луч, чем потерять имя. У них с именами самоопределение связано, психологическая штучка.
— Я никогда не привыкну к твоей неформальной речи, — передёргивается он.
— Придётся. Мы должны общаться так, чтобы никто не заподозрил в нас далеков. Учись произносить вслух то, что думаешь. Улыбнись!
За декаду путешествия от одинокой звезды, где расположена наша временная база, в галактику у нас уже вошло в традицию спонтанно приказывать друг другу улыбаться. Честно признаться, те жуткие гримасы, что у нас получаются, годятся только пугать ювенильных особей. Далеки всегда «улыбаются» эмпатическим посылом, лицо в процессе не участвует. Но сейчас мы летим туда, где гуманоиды используют мимическую улыбку для выражения мирных намерений и налаживания отношений. Надо уметь красиво улыбаться. Поэтому мы и разработали способ подлавливать друг друга приказом «Улыбнись!»
Альфа пытается искривить губы в нужное пространственное положение. Выглядит кошмарно, но в целом гораздо лучше, чем было десять суток назад. Впрочем, у меня гримасы выходят ничуть не привлекательнее. Единственное, что удаётся более-менее естественно — это приподнять уголки губ. Улыбнусь чуть шире — сразу искусственная маска. Но бесстрастные рожи сохранять нельзя ни в коем случае, а то в сочетании с пронизанными металлом мышцами и заушными имплантами нас примут за киборгов. Единственная, у кого получается улыбка и даже почти естественный смех вслух — это Дельта. Бета только хмурится хорошо, я наловчилась сносно выражать иронию бровями, Гамма ловко делает удивлённые глаза, Альфа профессионально сохраняет железобетонное лицо. Всё остальное у нас — спонтанно-неуправляемое и поэтому ужасное. Невелики достижения.
— Более того, — продолжаю я, давя очередной зевок, — кроме имён, у низших есть система устойчивых метафор, традиций, религиозных мировоззрений, символов. Ваш отдел разработал достаточное количество традиционных жестов и идиом, но обрати внимание, нигде нет ни единого орнамента, — я обвожу ладонью рубку и нас самих. — Ни единой ненужной детали, сделанной чисто для эстетического удовлетворения. Одно это выдаёт в нас далеков, мы находим эстетичным именно отсутствие бесполезного.
— Что ты предлагаешь?
— Ну, мы по-прежнему должны тренировать мелкую моторику, особенно вы. Бисер. Вполне бесполезная вещь. И даже воображение Доктора умрёт в страшных мучениях, если он попытается представить далека в феньках.
— Феньки… Объясни-и?
— Не «объясни», а «что это», — поправляю. — Вот ещё одна наша беда. Надо попросить Бету подлечить её гипнопедией. Стоит нам на людях брякнуть «объясни» или «подчиняюсь», и прощай, маскировка. И уж тем более нам надо заблокировать боевой клич.
— Что… такое… «феньки»? — запинаясь на каждом слове, перестраивает вопрос Альфа, пристально глядя на меня из-под косой чёлки.
— Бисерные или верёвочные украшения с Земли. Имеют смысловые сочетания цветов и рисунков. Популярны среди молодёжи и определённых слоёв более зрелого населения, — с этими словами достаю из кармана то, что сделала ещё вчера, когда меня осенила гениальная идея, и надеваю на шею. Ну разве я не молодец, а?
— Оранжевый тетраэдр, — констатирует Альфа. — Геометрические фигуры?
— Они хотя бы гармоничные, Прототип Альфа. Или лучше звать тебя «Альфред»?
— Отказываюсь. Земные имена не подходят для миссии, — отрезает он.
— Это была шутка.
— Улыбнись.
Резинисто растягиваю губы и тут же снова давлюсь зевком.
— Бета сделает тебе выговор, если ты не отдохнёшь, — тут же сообщает наш правильный и умный стратег.
— Тогда ты получил информацию, в каком ключе надо подумать, — поднимаюсь и потягиваюсь, сильно прогибаясь назад. В полный мостик вставать некуда, но спина затекла, её надо размять.
Альфа заметно мнётся. Даже знаю, почему. Не судьба мне выспаться.
— Я разрешила задавать вопросы, если мы не в боевой обстановке, сразу после старта, — говорю, распрямляясь обратно. — У нас не должно оставаться непрояснённых моментов, иначе взаимодействие будет нефункциональным.
— Почему ты не говорила обо всём этом во время разработки плана?
Хороший вопрос.
— Я не всегда могу сходу понять, что мне не нравится. Но пока проблема не определена, говорить о ней не имеет смысла. Про имена я сообразила уже после того, как сделала это, — касаюсь бисерного тетраэдра. — А его сделала в связи с тем, что нам не хватает декоративных излишеств, мелких деталей для подтверждения «легенды».
— Не понимаю связи с именами… Объя… Каким образом?
— Мой старый позывной — «Солнечный тетраэдр».
Он задумчиво разглядывает геометрическое тело у меня на шее: