Я брёл по дорожке вдоль проезжей части, и эти мысли нарезали круги в моей голове раз за разом на протяжении всего пути до моего блока. Только сейчас я обратил внимание на то, что у нас есть проезжая часть, ведь автомашины в этих местах были в диковинку, разве что полицаи могли раз в месяц зарулить для профилактики. Но они нас не трогали. Боялись что ли. Или брезговали, всё же «голубых» кровей как-никак. Но все мы здесь в одной лодке
На одном Острове.
В одном Море.
Медленно, но верно я приближался к своему блоку 231, у входа которого на небольшом раскладном стульчике высиживал мой сосед по отсеку ( да, лестничные клетки здесь называются отсеками ) Палан-4. Селили тут без разбора.
Пал поприветствовал меня.
Я махнул ему рукой в ответ, не обронив ни слова.
Он теребил в руке уже потухший сигаретный окурок, странно, почему он не хочет его выкидывать, он так ему дорог?
Его значок, ровным счётом такой же, как и у меня, смирно висел на груди и переливался отблесками океанически прекрасного заката. Бежевый засаленный комбинезон лишь подчёркивал всю беспомощность момента перед красотой природы. Она прекрасна, где бы она ни была, и это неоспоримый факт!
Странно, что он до сих пор не посетил цирюльню, его длинные густые тёмно-русые волосы уже пленили собой оба уха и не хотели выпускать их из своего заточения. А надо бы, ведь на нашем производстве это только мешает, а так, пожалуйста, в свободное время от работы носи парик с длинными волосами, благо, это ещё налогом не облагается. А вот что облагается, так это почти все вещи личного пользования: электроника, роботы-помощники, одежда, обувь, динамические шторы.
Одним словом, — практически всё.
В глубине центрального коридора не первом этаже сидел вечно угрюмый консьерж, который только одним своим видом наводил ужас на любого объекта, проходящего мимо. Способствовал ли этому шрам, устроившийся на его правой щеке? Безусловно. Способствовали ли этому немного выпирающие нижние зубы, которые к тому же были неприятного болотного цвета и напоминали клыки? Конечно.
Я остановился перед его столом, словно меня как столб вкопали в ещё непросохший грунт.
Имя и закрепномер, - сказал, будто выплеснул мне кипятком эти слова в лицо.
- Мётра-10.
- Получи и распишись.
Поставив закорючку, Мётра-10 поймал ловко брошенные по криволинейной траектории в его сторону ключи от квартиры и зашагал в сторону лестницы. Да, ключи велено сдавать, в целях безопасности. По крайней мере, нам так говорят. А может, и обыскивают под шумок, пока мы на смене. Не важно.
Этаж за этажом….
И всё же странно скрипят эти ступеньки между вторым и третьим, надо бы потом к мастерам визит нанести.
Очень всё странно сегодня.
Очень. Всё. Странно. Сегодня.
Глава 4.
- Открой свой взор, и ты увидишь…
Я открыл глаза. Всё тело с головы до пят было усеяно капельками холодного пота. Сердце стучало словно отбойный молоток: тук-тук-тук-тук-тук. И так без конца, и слава Богу, что без конца.
Я подорвался будто на противопехотной мине и приземлился на стоящий около кровати табурет. Что это было?
21.19.8.44.57 — эти номера были названы сегодня в столовой. Получается, что их забрали? Или это была какая-то ошибка? Но ведь Казимир в тот же час удалился из столовой….Получается, что это и правда произошло. Впервые за всё время, что я здесь. Почему-то это озадачило меня только сейчас, часы только доходят до без двадцати четырёх утра. Все самые важные и сокровенные мысли как всегда вовремя и как всегда без стука. Странно, что остальным работникам да и объектам в целом было как-то наплевать на перспективы того, что их могут забрать или оставить гнить здесь.
Гнить. Но разве мы разлагаемся? Мы же твёрдым шагом упорно продвигаемся к выполненным задачам Партии. Гниение по своей сути и есть бытие, а бытие есть гниение, но не быстрое, скорее даже правильное. Мы как людской компост, который служит удобрением для будущих объектов.
- Открой свой взор, и ты увидишь…
Я подпрыгнул на стуле, а сердце успело спуститься на лифте до цокольного этажа — до пят.
Отвесив себе пощёчину для ускоренного пробуждения, Мётра прокрался до выключателя и зажёг такие же сонные, как и он сам, лампы накаливания. Они не спеша потянулись и прогнали тьму своим свечением.
Странно, никого, может, это у меня в голове? Но я же отчётливо слышал кряхтящий шёпот где-то здесь, совсем рядом. А может и правда в голову надуло? Нет, не может этого быть, сам себе зуб даю. 21.19.8.44.57….почему именно они? Кто вообще комбинирует числа? Лотерея? Навряд ли. Всё чётко выверено Партией.
Стоп. Партией? Разве этим занимается Партия? - наивно спрашивал я сам себя под присмотром чёткого ночного неба, которое наблюдало за мной сквозь слегка приоткрытое бесшторное окно
Я думал над этим феноменом с того момента, как я очутился на Острове. В этих краях всё очень странно. Названия как такового нет, есть Остров, и больше ничего. Попал я на него неизвестно как, память отшибло напрочь как после хорошего боксёрского поединка. Но я здесь точно не родился, иначе помнил бы детство и юношество, первый поцелуй и первую пощёчину, первый привод в полицию и выбитые в драке зубы. Но я не помню этого, значит, я родился не здесь, тогда где? Думать над этим сейчас не стоит, оставим это на десерт.
Повтор жуткого шёпота, который, скорее всего, обронил некий старик, вертелся у меня в голове и никак не мог найти себе места. Закурил, после чего сел за кухонный стол и упёрся глазами в противоположную стену, она не пускала мой взгляд дальше себя, а ведь так хочется заглянуть в какую-нибудь глубь и удочкой выловить ответы на все интересующие тебя вопросы.
Уложив окурок в пепельницу на вечный покой, Мётра встал и внимательно оглядел окрестности квартирки, в них, к счастью, не было каких-либо демонических изменений
- Нет, я не смогу выжить здесь в эту ночь в одиночку. Так, который там час? Доходит до без десяти четырёх. Надеюсь, что госпожа Фортуна улыбнётся мне, и я найду в этих краях такого же, как я счастливчика с бессонницей или такими же галлюцинациями!
Мётра на цыпочках двинулся к входной двери. Ключ уже был вставлен в замок входной двери, осталось ввести код доступа в квартиру, безопасность, так сказать.
- Так-с, 821, - бубня себе под нос, Мётра ввёл код.
И тут резкий хлопок в голове, чётко выверенный снайперский выстрел прямо в висок навылет. Цифры совпадают с теми, что назвали сегодня в столовой. Это не просто совпадение, а чей-то удачно сработавший план, Бог следил за этим, и сейчас он очень доволен.
Коды доступа к квартирам меняются каждые две недели, опять же для той же безопасности, последний раз смена пажеского караула произошла в начале текущей недели.
Дверь отъехала в сторону, передо мной предстал тёмный мрачный коридор с двумя единственными «лампочками Ильича». Пол был холодным, словно под тобой штабелями лежали покойники, и с выбоинами, будто эти же самые покойники пооткрывали рты и норовят полакомиться твоими же пальцами.
Я побежал со всех ног к двери в противоположном конце отсека в надежде на то, что тот самый Пал никак не может уснуть из-за проблем с мочевым пузырём или, чего хуже, из-за пронизывающего его насквозь ночного кошмара, из-за которого теперь он боится даже пошевелиться в своей кровати.
Начинаю легонько постукивать. Ничего. Стучу посильнее. Ноль Реакции. Колошмачу дверь словно грушу в боксёрском зале. Безрезультатно. Спит, зараза. И звонок никак починить не может, хоть бы мастеров тогда вызвал. Они ребята толковые, чудеса творят за считанные минуты, да и только.
Разворачиваюсь и иду обратно к двери, я разочарован, придётся принять весь удар на себя и обороняться в гордом одиночестве. И тут из моей комнаты донёсся отчётливый стариковский кашель.
Сказать, что моё сердце выпрыгнуло из охваченной пожаром грудной клетки и шлёпнулось о пяточный тротуар — не сказать ничего. Я умер сотню раз в тот момент. Хотел сделать шаг, но тело меня совершенно не послушалось, Я обрушился на пол как свежеснесённый небоскрёб. Темно, я слышу темноту.
Мама, я покойник?
Глава 5.
Теперь в моих лёгких поселился кашель, во всём виноват тот самый бетонный пол, но на работе это, благо, не сказывается. Мы с Робом всё так же долбим одну и ту же стену, медленно и уверенно миллиметр за миллиметром движемся к светлому будущему. Нам так хочется верить, или нас так заставляют верить.
Что же было ночью? Продолжения банкета я не помню, ибо вырубился и пролежал на бетоне до самого утра, а бетон, знаете, вам не шутки, холодный, как сердце Арктики. Разбудил меня топот ног, и всем было безразлично смотреть на лежащего в шесть утра посредине коридора человека в ночной пижаме, наверное, подумали, что принял на грудь прошлым вечером. Ну что за народ? А если бы я и правда отправился покорять просторы мира иного….Эх, вот и понадейся на кого-нибудь после такого.
Стена, тем временем, яростно сопротивлялась нашим попыткам её сломать. Роб молчал, и это было странно, обычно мы всегда коротали время за разговорами о том и о сём. Но сегодня он сам не свой.
Я спросил, случилось ли чего.
Он не ответил.
Я спросил, как ему сегодняшняя погода.
Он не ответил.
Я спросил, как его зовут.
Он промолчал.
Даже его могучие усы не шевелятся, а если они не шевелятся, то всё, пиши-пропало.
- Это должен быть я…
- Прости, что?
Роб резко швырнул кувалду в сторону, схватил меня за плечи и прилепил к стене.
- ВЧЕРА ДОЛЖЕН БЫЛ УЙТИ Я! ПОЧЕМУ ОНИ, А НЕ Я! КАЖДЫЙ ДЕНЬ МОЛЮСЬ ВЫСШИМ СИЛАМ, ЛИШЬ БЫ МЕНЯ ЗАБРАЛИ! ПЕРВЫЙ РАЗ ОСТАВИЛИ, ВТОРОЙ РАЗ ОСТАВИЛИ, ЧТО, БОГ ТРОИЦУ ЛЮБИТ, ДА!?
Я не придумал ничего лучше, как укусить его за руку. Он выпустил меня из своих стальных объятий.
- Послушай, - громко говорю я. - Я всё понимаю, сам не в восторге, но что нам остаётся делать? У меня у самого вчера такое произошло, что ты штаны обгадишь, нюня. Не тебе одному хочется быть «забранным», таких же, как и ты, тысячи, если не больше!
По Робу было видно, что он понемногу начинает остывать.
- Я ведь ничего не знаю, - начал он. - Почему я здесь, кто я на самом деле. А я счастья хочу. Настоящей жизни, а не каторги под надзором этих упырей. А ради чего мы тут? Ты вот сам знаешь? Наверное, нет. Вот и хочется поскорее отсюда свалить, хоть куда, но в свободную жизнь. Уже четырнадцатый месяц идёт, а я так ничего и не понял, всё на «потом» откладывал….эх, идиот….
После этих слов Роб поднял кувалду и отправился прочь из тоннеля. Он не реагировал абсолютно ни на что: ни на кричащего на него заврабгрупа ( а тот грозился лишить его абсолютно всего, что Роб имеет ), ни на капающих за шиворот каплях-камикадзе воды, ни на рёв и гул строительных инструментов, от которого уши предпочли бы катапультироваться из головы.
Знал ли я в тот момент, что вечером того же дня Роберта-14 найдут в его квартире на кухне с порезанными вдоль и поперёк венами и с помятой желтоватой запиской в левой руке: «Меня не забрали, и я приду к ним сам»...
Знал ли я, что ярко-алая кровь стекала по его чуть живой руке и проваливалась в щели между напольной плиткой, отчего у объекта, который жил на этаж ниже, проступили на потолке похожие на Марс круги. Тот, конечно же, подумал, что это кара небесная за его грехи и побежал извиняться перед всеми своими соседями, валяться в ногах и просить прощения за всё. Те, ясное дело, подумали, что он не дружит с головой и вызвали наряд полицаев по таксофону.
Конечно же, нет. Не знал.
Роберт был хорошим компаньоном и другом. Да, я считал его другом. Хоть он был не особо и разговорчив со мной, не знаю, как с другими, но уж если и вёл беседу, то только по существу и по делу, иногда даже одаривал дельным советом. Я впервые встретил его в том злополучном тоннеле, нас приставили туда, потому что рабочие, которые были до нас, решили искать лучшей жизни и не нашли ничего лучше, как броситься под колёса скорого поезда, который беззаботно мчал своих гражданских пассажиров на другой конец Острова. Дело по их гибели до сих пор в ходу, полицаи проверили каждый квадратный сантиметр той платформы, с которой они занырнули под поезд, их квартиры, но так ничего толкового не обнаружили. Разве что вонючие старые носки под кроватью и недоеденные консервы в холодильнике, но это делу никак не поспособствовало.
Мы трудились с ним плечом к плечу с самого моего появления на острове. Я ничего не помнил о своём образовании — издержки потерянной памяти, знаете ли, поэтому был отправлен в рабочую группу за номером 13. Символично. Судьба Роба была под копирку слизана с моей. Так мы и оказались в Тоннеле «Основа — Пляж Верхние Пески». Что там на этих самых «песках», мы узнаем лишь тогда, когда последние миллиметры стены дрогнут под нашим пролетарским натиском.
Это был мой друг Роб. Усатый, слегка неуклюжий, Громадный, словно тумба, и вечно пахнущий дешёвым табаком. Его не забрали, он пошёл сам.
Он есть.
Глава 6.
Просыпаешься точно по требованию будильника. Каждый день. Ставишь на плиту чайник, берёшь самый чистый из всех стакан и колдуешь в нём над кофе. Каждый день. Проходишь это грёбанное КПП, смотря на рожу полицая Кристофера, на его мерзкую засаленную рожу. Каждый день.
Один за одним дни неспешно волочились по страницам календаря, будто под дулом Божеского пистолета, их смело можно было назвать тридцатиняшками, они были похожи друг на друга, словно настоящие близнецы, вышедшие из одной утробы. Разве что однажды я прожёг окурком себе левую ладонь, когда тот выпал изо рта при попытке прибить гвоздь, кстати, налог на гвоздь был уплачен.
Преждевременная кончина Роба в мои планы никак не вписывалась, но сейчас единственной моей мозговой занозой была только она.
В голове каждодневно прокручивались одни и те же слова — его слова. Он хотел счастья, чего большего ещё можно пожелать? Его философия заключалась в душевном умиротворении, я понял это ещё несколько месяцев назад, когда мы обсуждали, комфортно ли животным находиться в тесных людских квартирах. «Каждому в мире своё место, но никак не в четырёх стенах», - талдычил он мне тогда. А ведь, знаете ли, он прав. Тело ещё можно заставить нести своё бремя в маленькой квартирке, а вот душу ты так просто не запрёшь. Она словно соловей, который никак не найдёт себе покоя и мечется с одной ветки на другую, попутно будя своей звенящей трелью весь деревянный город.
Он знал, где ему следует быть. Это было не его место, как и та злополучная ветка, на которой сдох соловей. Охотник оказался не промах. Так и жизнь в нас стреляет: кого-то лишь ранит, пустит тебе твою никчёмную кровь, чтобы ты, умник, наконец понял, что это не твоё, или же и вовсе убьёт. Изничтожит. Испепелит. И ты улетаешь в пропасть, откуда ещё никто и никогда не выбирался.
Он обманул её, сломав её же игру. Теперь всё на своём месте. Выкуси, тварь. Мы ещё с тобой поиграем.
Дом — работа — дом — работа. Боже, дай мне сил…
Я стою в у входной двери собственной квартиры и не понимаю, туда ли я попал. Вместо Роба ко мне приставили никого, поэтому приходится впахивать за двоих. Руки живут самовольной жизнь и большую часть времени проводят в отключке, всячески игнорируя приказы генерала мозга. Голова кипит, будто в ней кто-то варит адский суп из таких же, как я грешников, ноги тоже не отстают, складывается ощущение, что мои сухожилия вот-вот лопнут, и марионетка из меня получится никудышная.