А домой когда пришла, сразу спать захотела — это вимпус ей внушал, не отвлекалась чтобы.
В эту ночь он уже немножко окреп, а потому откусил девочке ногу до колена.
Утром девочке на работу было трудно идти с одной ногой, но она справилась, взяв лыжную палку. Вот только опоздала. А начальник у неё строгий был, и к себе опоздавших всегда вызывал, чтобы разнос устроить. Вот и девочку вызвал.
Девочка вошла — а начальник смотрит, у неё лицо бледное, на губах улыбка, в руках лыжная палка, глаза как у наркоманки, и ноги нет до колена.
Тут начальник всё понял, срочно врача вызвал и бабушке девочкиной позвонил — они когда-то вместе в десанте работали.
Девочку немедленно в больницу отвезли, весь наркотик из неё вычистили и другой вкололи, чтобы откушенная нога не болела — но уже не такой вредный, как у вимпуса. А бабушка схватила плазмоган и на квартиру к девочке побежала.
Да только матрасика там не обнаружила — чутьё на опасность у вимпусов звериное, он бабушку с плазмоганом за три квартала учуял и в окошко сбежал. А когда на асфальт упал, прикинулся красным велосипедом, и укатился подальше, бабушка и следов не нашла.
Девочке в больнице сделали хороший протез, лучше живой ноги получился, хоть бегать, хоть танцевать. Вимпус же нашёл место, где было много разных вещей сложено, и попытался между ними спрятаться, поджидая новую жертву. Только больше он не хотел быть велосипедом — в таком виде он почти два месяца в магазине простоял, и никто его так и не выбрал. Вимпус был глупый, и не понимал, почему — ведь белые острые зубы так красиво торчали на красных колёсах и красном сиденье!
А начальник девочкин вернулся к себе в кабинет и увидел, что пока он разговаривал с врачами и бабушкой, ему успела позвонить жена и оставила сообщение на автоответчик. Он включил, чтобы послушать, потому что жену любил и всегда радовался, когда она ему на работу звонила.
— Дорогой! — сказала жена начальника. — Ты просто не поверишь! У нашего жилого блока кто-то оставил совершенно новый великолепный матрасик! Ярко-красный такой, с белыми пуговками! Я не смогла удержаться и притащила его домой! Он великолепно подойдёт в нашу спальню! Я немедленно его опробую, а ты приезжай как можно быстрее и ко мне присоединяйся!..»
ПОСЛЕСЛОВИЕ (которое вряд ли привлечет внимание не специалистов в области ранневенерианской этнолингвистики и фольклороведении северовосточной платформы).
Из материалов третьей фольклорной экспедиции кафедры прикладной лингвистики и историографии при Первом Маринерском Университете, 426 год от Начала Освоения.
Данная версия широко известной «страшилки о вимпусах» выбрана для занесения в Архив как наиболее полно и точно соответствующая гео-темпоральным реалиям середины первого века от Н.О. В ней отсутствуют позднейшие наслоения идеологического характера, свойственные популярным некогда сериалам «Красно-белая смерть» и «Красно-белая смерть. Возрождение», а также печально знаменитому и совершенно лишённому малейшей претензии на достоверность блокбастеру «Хруст и чавк». Зато в предоставленном на рассмотрение научной коллегии кафедры тексте хорошо прослеживается линия безоговорочного доверия представителям космического десанта, которые всегда правы и всегда всех спасут, а также исключительная вера в свершения науки, особенно медицинской, способной творить любые чудеса — оба эти фактора являются типичными и характерными особенностями психологии первопоселенцев-терраформаторов первого столетия после Н.О. Примечательна также и неминуемость наказания за игнорирование требований безопасности, высказываемых представителями космо-десантной службы — как бы бредово на первый взгляд подобные требования ни звучали.
Следует также уточнить, что данная быличка записана со слов одного из старожилов шестого жилого блока северо-западной станции терраформирования плато Ксанфа и приписывается детскому устному творчеству второго поколения первоколонистов. Подобное предположение имеет под собой определенные основания, поскольку хищные оборотни-автохтоны, прозванные поселенцами вимпусами, были признаны первостепенной угрозой и почти поголовно истреблены уже ко второму столетию после Н.О. В настоящее время отдельные особи сохранились лишь в Южно-Фарсидском заказнике и некоторых других трудно доступных местах Западного полушария, и совершенно не встречаются ни в долине Маринера, ни поблизости от Сиренийских поселений, ни на Плато Ксанфа, где имеют широкое хождение «Красный матрасик» и другие подобные ей былички, а потому и не могли бы послужить первоосновой для возникновения подобных произведений устного народного творчества на современном этапе в данных локациях.
Косвенным подтверждением древности данного фольклорного произведения является также и упоминаемый в тексте цвет неба — а именно: красный. Имеются документальные подтверждения, что таковым он и выглядел с поверхности для неадаптированных глаз поселенцев первой волны.
Упоминание же венерианских поселений с достаточно развитой инфраструктурой и исключительно высоким уровнем терраформирования научная коллегия кафедры склонна отнести скорее к фантастическим допущениям и переносу желаемого в область реальности, свойственную практически всем фольклорным текстам, поскольку никаких подтверждений столь активного освоения Венеры именно в то время на данный момент не обнаружено.
17. Отсутствие причин («Стенд»)
«Я дерусь, потому что дерусь!»
Светящиеся буквы на фоне темного неба вспыхивали пронзительно-синим, постепенно выгорали до багрового, и снова ярко-синяя вспышка — каждые три минуты, своеобразный таймер Деринга.
Отсюда, с балкона оракул его знает какого этажа, лазерный слоган над стадионом скорее угадывался, чем читался на самом деле. Впрочем, высота не причем, просто ракурс неудачный — со стороны космопорта надпись была видна четко и сверху, Стась обратила на нее внимание еще в отстойнике, пока Бэт и остальная команда проходили таможню. Сама она освободилась раньше — рабы шли через особый терминал, вместе с домашними любимцами, да и проверяли их куда менее дотошно. Забавно. Меньше прав — больше свободы. Например, свободы любоваться припортовыми пейзажами этой самой… кстати, а действительно, как она называется, эта планета? Спросить у кого, что ли? Помнится, ее тогда восхитила еще одна грань свободы — можно спросить, а можно и не спрашивать, выбор только за ней самой. Пустячок, а приятно…
— Извини.
— А-а, пустяки! — Бэт умел скрывать огорчения. Когда хотел. — Давай-ка я тебя лучше просканирую.
Она не стала возражать, все еще чувствуя себя виноватой. Хотя и была уверена, что повреждений на этот раз особых нет. Ключица — это ерунда, пара минут в реакамере.
— Как я и думал. Быстро в камеру, пока отек не начался! Потом отдыхай, а через сорок минут опять спарингнешься с Медведем. Не торопись, время удвоено. Сделай вид, что испугалась, он поверит, теперь-то как раз и поверит. Видишь, как все удачно складывается? Но не переигрывай. А если будешь падать — не залеживайся, он любит добивать лежащих ногами. И помни про его стимулятор. Он обречен.
Бэт не предложил отменить встречу. И Стась не была уверена в причине этого — действительно ли он верит в нее, или просто хочет, чтобы она сама верила. Интересно, сколько он потерял? Даже спрашивать страшно, Чемпионат Деринга — это вам не хилые полулегальные стычки по праздникам, здесь счет на световые.
Если немного повезет, можно протиснуться в призовую десятку. Один проигрыш на шесть побед и две продленки — шансы весьма неплохие.
А призовая десятка — это полуэра.
И пусть даже восемьдесят пять процентов принадлежат Бэту как хозяину — все равно можно запросто выходить из игры и больше ни о чем не беспокоиться…
Стоять было сложно, ноги дрожали и подкашивались. Да и шея ныла. Стась немного подумала, и легла на перила грудью, уперевшись в полированный камень локтями и уложив тугой жгут огненно-красных волос змейкой перед собой, благо ширины перил как раз хватало. И ногам, и шее сразу стало легче. Конечно, можно было бы сесть в стоящий за углом шезлонг, но до него ведь еще тащиться. Да и поставлен он так, чтобы наблюдать за стартами, а Стась не хотелось смотреть в сторону космопорта. Ее уже тошнило от перелетов.
Камень балконных перил оказался неожиданно теплым. Интересно — просто накопитель или внутренний подогрев, как у пола в бассейне? Скорее всего, накопитель — какой резон отапливать улицу, а дни тут жаркие. Наверное. На стадионе, конечно, климат искусственный, но сейчас уже ночь, а все равно не холодно, и ветер теплый.
Она пропустила кончик косы между пальцами, хмыкнула — волосы были скользкими. Очень скользкими.
Еще одна безумная идея Бэта. Сработавшая, как и все прочие его идеи, тоже казавшиеся поначалу безумными. Иногда она думала — а бывают ли у него вообще несработавшие идеи?
— С этим не церемонься — он маньяк. Сразу вырубай, не дай себя схватить. У него руки — как челюсти у питбульгиены! Не вырвешься. Даже ты.
— Да ясно мне, ясно…
Влажное полотенце мажет по лицу, свисток режет уши и тут же сильным толчком Стась буквально швыряет вперед, в центр ярко освещенного круга. Видимого ограждения у ринга нет, лишь управляемые силовые поля, что эффективнее.
И эффектнее.
Или надо говорить не «ринг» а «татами»? Впрочем, нет — татами вроде бы квадратная… или квадратный? Черт его знает, восток — дело тонкое…
Стась еще не успела устать — «маньяк» был только третьим. Руки у него работали как поршни, и он стремился вперед, о защите не думая. Стась вырубила его чистенько, на восьмой секунде. Вырубила жестоко и наверняка — убийц она не переносила органически, сказывалось тсенское воспитание.
Расслабилась, обвиснув в силовом коконе. Она еще не устала, но зачем без нужды выпендриваться? Закрыла глаза.
— С этим не спеши, помотай на длинной. У него — капоэйра, выглядит красиво, но выдохнется быстро. Он не опасен, так что устрой спектакль, пусть народ порадуется. Играй на ускользание, ясно?
— Да ясно мне, ясно…
Акробатика — штука красивая, кто же спорит? Прыжочки, кувырочки, ножнички-мортальчики там всякие. Зрелищно. Гораздо более зрелищно, чем Стойка-тени-за-спиной. Да только вот имеется два «но», как же без них…
Первое — сил забирает уйму. А Стойку тени можно сутками держать — и ничего. А второе «но» — время. Зрелище будет восхищать первые минуты две. Ну — три, отсилы. Потом вызовет скуку. Потом начнет раздражать…
Стась потянула почти шесть минут, прислушиваясь к реакции зала, потом решила — можно.
Имидж нужно каждый день вдалбливать публике, если хочешь выжить. Твой главный соперник не на ринге, а там, в креслах за силовыми полями. Так сказал Бэт, и кто она такая, чтобы спорить?
— Я не умею драться, Бэт…
Она сама ему это сказала, еще тогда, при почти что первой встрече, когда он предложил стать ее хозяином. Поначалу она вообще ничего говорить не хотела, но продемонстрированный кубик тсенки не произвел ожидаемого впечатления. Вот и пришлось объяснять. А он только смеялся и качал головой, сожалея не о том, что она оказалась тсенкой, а лишь о том, что сам он не знал этого заранее, до начала уличных соревнований, и не смог сделать нужную ставку. Начинающие — они же убивают пачками, так было всегда, надо же с чего-то начинать? Знай он заранее, что Стась — тсенка…
— …В атаку не лезь, пусть сам нарываться начнет, и помни — он левша. А шея слабая. Попытайся сама поймать, если справа подставится…
— Да помню я, помню…
Свисток. Пружинящий мат под ногами, шипение рассекаемого воздуха. Левша он там или не левша — это кто его там знает, а вот ноги у мальчика — о-го-го!
Опасные ноги…
Первая минута. Вторая… Глухая защита, шаг вперед, шаг вправо — и все. Блок, нырок под удар, разворот от другого.
Перерыв тридцать секунд. Время для желающих сделать дополнительные ставки. И как только они успевают — эти несчастные секунды пролетают одним коротким вдохом…
Блок. Разворот. Нырок. Шаг влево. Шаг вправо. Словно парный балет. Без музыки, на цыпочках. Третья минута. Четвертая. Пятая…
Двенадцать раз она пыталась пробить его защиту. В среднем — каждые двадцать-тридцать секунд, вложив в атаку все, что только могла, все, чему учили в корпусе Амазонок и в чем последнюю неделю натаскивал ее Бэт — беспрерывно, даже во время сна. Красиво, грамотно — и безрезультатно. Подловить и дожать удалось лишь на седьмой минуте, шея у мальчика действительно оказалась слабой.
Бэт не стал ругаться и говорить: «Ведь я же тебя предупреждал!», умный он. Хмыкнул только: «Не пережми». Быстро размял затвердевшие икры, прошелся по плечам.
— Черт, этой не знаю, будь начеку…
Пятая? Или нет — уже шестая… Явная дилетантка, непонятно даже, как она добралась до финала, пусть даже и среди не-центровых.
Стась справилась с ней за минуту и две секунды, да и то только потому, что первые пятьдесят девять секунд прощупывала на дальней дистанции, всерьез ожидая подвоха.
— Заставь его побегать. У него дыхалка слабая. Займи центр и погоняй по кругу на дальней, ясно?
— Да ясно, ясно…
Яркий свет. Боль в сведенных пальцах. Почему-то — только в пальцах.
И — сквозь нарастающий звон в ушах:
— Этот — вообще не соперник, он после травмы. Сделай ложный выпад ниже пояса — он их боится до судорог. Ясно?
— Да ясно, ясно…
Свист. Онемевшее плечо. Парень, встающий и снова падающий на колени, запутавшись в собственных ногах.
Восьмой?
Девятый?
Фрагменты… Свист. Звон в ушах.
Звон — это после того, длинного, задел-таки по уху, еще чуть — и в висок было бы. По касательной, правда, только кожу свезло, но никаких сотрясений быть не может, не ври, Зоя, ты отлично знаешь, что поташнивает нас по совсем другой причине…
— Все, хватит!
Махровый халат с капюшоном, огромный, как плащ-палатка, обрушивался на плечи всегда неожиданно. Только-только сумеешь войти в ритм, настроиться на длинную дистанцию, и сразу — бац!
Первое время Стась пыталась сопротивляться. Но быстро обнаружила, что длинные рукава халата при желании легко превращают его в смирительную рубашку.
— Два пропущенных в колено, один в бедро, шесть в корпус и один в голову. По-моему — вполне достаточно.
— В голову по касательной, а это не считается!
— Видел я, по какой касательной…
Бэт голоса не повышал, однако спорить с ним желание пропадало. К тому же, если посмотреть с другой точки зрения… Вот, например, переработает она, увлечется, зазевается — и сломает что-нибудь серьезное, для восстановления чего реакамере потребуются сутки. Или даже двое суток. Для Стась это будет просто двумя сутками неприятных ощущений, а для Бэта и его команды — финансовой катастрофой. Они же все только на нее и рассчитывают, вон сколько сил и средств вбухали, один супер-тренажер «хорст» чего стоит, да и реакамера та же. И если сейчас Стась повредит себе что-нибудь серьезное — это будет с ее стороны просто черной неблагодарностью.
Пожалуй, что даже подлостью это будет…
Она вытерла предложенным полотенцем лицо, покосилась виновато. Вздохнула.
— Извини…
Он, похоже, разозлился.
Это не было чем-то необычным — настроение у него менялось стремительно и непредсказуемо. Во всяком случае, она уже давно перестала даже пытаться понять, что именно может его развеселить, а что огорчает — все равно не угадаешь. Хотя некоторые закономерности прослеживались — он, например, всегда злился после окончания боев, и она никогда не могла понять причины. Потому что злился он вне зависимости от результатов самих боев. И даже от результатов тотализатора.