Впрочем, что ему с этого люка? Люк как люк. Глеб осторожно потянул на себя кольцо и откинул довольно легко подавшуюся крышку. Снова включил фонарь и направил луч вниз. Тут же в лицо ему пахнуло прохладой и…свежестью! Словно он выглянул из окна в туманную асбестовскую ночь. Первым порывом Глеба было позвать брата, но он тут же остановил сам себя: хотелось разобраться сначала самому, прежде чем позволить Вадику вытащить их из единственного в мире места, где они могли находиться вдвоем круглосуточно.
Вниз вели неровные деревянные ступеньки, и Глеб смело юркнул в темноту, освещая путь перед собой маленьким фонариком. Спускался он долго, никак не меньше трех этажей, что успело порядком его напугать. Достигнув, наконец, ровной поверхности, Глеб уже не сомневался в том, что в этом подземелье дуло, и дуло явно откуда-то снаружи – с карьеров. Глеб медленно пошагал навстречу ветру и метров через сто свет фонарика наткнулся на новую лестницу, ведущую наверх. Не задумавшись ни на секунду, Глеб принялся было подниматься, как вдруг замер, услышав чьи-то приглушенные голоса. Поначалу он не мог разобрать ни слова, а потом узнал в одном из них голос старшего:
- Глебушка, просыпайся, - говорил он.— Пойдем домой, здесь нельзя оставаться, ты простудишься.
В ответ ему звучало чье-то неясное бормотание – как будто бы даже голосом самого Глеба. Тот замер и едва дышал, с трудом осознавая происходящее. У него дежавю? Это ведь они с братом два дня назад, когда тот пришел выручать его, а в итоге оба застряли в проклятом доме! Почему он снова это слышит? Глеб посмотрел на часы: уже два ночи, давно пора идти в постель, а не шарахаться по непонятным подвалам. В полусне еще и не такое послышится. Но, невзирая на все аргументы, Глеб продолжил подниматься на поверхность. Ему надо было знать, есть ли здесь выход из дома. Пара минут - и он вынырнул посреди гнилых досок и засохших листьев в полуразрушенном доме без окон и с провалившейся крышей - в том самом, где днем их искали люди. Продуваемые всеми ветрами стены еще сохранили тонкий аромат медикаментов, стабильно исходивший от мамы. Слезы навернулись Глебу на глаза.
Выход все-таки был, и Глеб мог сейчас же вернуться к брату, все рассказать ему и вместе с ним отправиться домой успокоить явно сходившую с ума от волнения маму. Но он не решился даже сделать последний шаг с лестницы, словно боясь, что она пропадет, и он не сможет вернуться назад – в дом с камином и библиотекой. Туда, где Вадик его поцеловал.
Глеб постоял на верхней ступеньке еще несколько долгих минут, вдыхая запах мамы, жухлых сентябрьских листьев и влажных досок. А потом резко развернулся и сбежал вниз по лестнице, не страшась споткнуться и переломать себе все на свете. Уже через пятнадцать минут Глеб, тяжело дыша, рухнул на кровать в спальне. Пока Вадик спал, надо было позарез придумать, как спрятать от него люк.
========== 8. ==========
С каждой минутой воздух раскалялся все сильнее. Выглянув наружу, наблюдатель вынужден был признать правоту парня из бункера. Зашел обратно в вестибюль метро, смочил водой носовой платок, обмотал им нижнюю часть лица, а на глаза нацепил очки с диоптриями – единственные, что у него были. На улице поднялся ветер, постепенно набиравший силу. Песок молотил в стекла очков и хрустел на зубах, несмотря на плотно примотанный платок. Волосы мгновенно заполнились пылью, но на это он даже не обратил внимания, стоя у стеклянных дверей и прикидывая, сколько времени у него уйдет на дорогу назад с учетом изменившейся погоды.
Небо казалось залитым темной венозной кровью, ни единого луча солнца не проникало сквозь плотную багровую пелену. Он потерял счет времени. Воздух был прокален, словно его накачали сюда прямиком из жерла вулкана. Наблюдатель мысленно проклинал себя за то, что вообще ушел из бункера, погнавшись за призрачной возможностью иметь связь с внешним миром. Связь, которой, как оказалось, все равно не было ни у кого. Фонарик он решил пока не включать, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание. Хоть он и был уверен, что вряд ли кто сейчас шастает по улицам, но осторожность в таких обстоятельствах лишней не будет. Пока он помнит маршрут, будет идти практически вслепую.
Каждый шаг давался с трудом, раз от раза дышать становилось все тяжелее, изматывала малейшая нагрузка. Наконец, пройдя всего около ста метров, он не выдержал, вошел, качаясь, в ближайший подъезд, рухнул на ступени и уронил голову на колени.
- Я не дойду, - пробормотал он в отчаянии. – Сдохну прямо здесь. И хоть бы вспомнить, кто я такой…
Он достал планшет – единственную ниточку, хоть как-то удерживавшую зыбкую конструкцию его памяти в относительном равновесии. На экране Вадим Самойлов с издевательской ухмылкой принимал предложение Снейка поучаствовать в записи альбома для Глеба. Втайне от самого Глеба.
«Каков мерзавец! – мелькнуло было в голове наблюдателя, но потом он устало улыбнулся: - Черт побери, надеюсь, у него все получилось. Боже, надо добрести до бункера хотя бы для того, чтобы растрясти Женю на новости по братьям. Этот сериал слишком хорош, чтобы умереть, так и не досмотрев его».
Кем бы ни был тот, кто скинул ему ссылку, теперь наблюдатель был безмерно ему благодарен – на несколько долгих минут он смог отвлечься от кометы и творившегося снаружи погодного ада и просто подумать о совершенно посторонних людях и их сложных взаимоотношениях. О людях, которые, вполне вероятно, даже не остались в живых. Уж Глеб-то точно.
От этих мыслей на душе стало как-то особенно паршиво. Снова перед глазами туманным воспоминанием мелькнула бесновавшаяся толпа, гитара в его руках, свисающие на глаза волнистые пряди…
Кто я, черт побери?!
Он снял с лица платок, снова обильно смочил его водой, смывая песок. За эти пресловутые сто метров тот покрылся основательным слоем грязи. Воды было не так много, стоило ее поэкономить. А вот есть совсем не хотелось. Снова намотал платок, нацепил очки и вышел на улицу, на этот раз решив двигаться быстрее, чтобы за аналогичный промежуток времени успеть пройти большее расстояние. Иначе комета застигнет его врасплох.
Интересно, который сейчас час? – стучало в его воспаленном мозгу. Знать бы хотя бы примерно. Облака в небо спрятались… Тьфу ты, черт, лезет опять что-то инородное в голову. Кажется, когда-то он пел что-то подобное со сцены…
Поворот, еще один, и наблюдатель вновь вваливается в подъезд, но на этот раз буквально падает на пол, срывает с лица платок, на котором успела образоваться засохшая корка из грязи и громко стонет. В этот самый миг кто-то склоняется над ним и трясет за плечо. Наблюдатель приоткрывает один глаз.
- Что-то рожа мне твоя больно знакома, - слышит он сквозь пелену тумана, обволакивающего его с ног до головы. – Ты кто такой?
- Гена, - едва слышно бормочет наблюдатель.
- Хотя мне-то что за дело? Ты куда идешь, Гена? Знаешь, где здесь можно укрыться?
- Нет, - помотал он головой. – Домой попасть хочу. Брата искал, - почему-то брякнул он и сам поразился своему заявлению.
- Ну и где этот твой брат? Сдох поди, да?
- Пока не нашел, но, мне кажется, с ним пока все в порядке. Погода уж больно испортилась, не до поисков.
- Если ты идешь назад к себе в квартиру, то зря, приятель, - продолжал сурово бубнеть голос. – Там сейчас немногим лучше, чем на улице. Надо бы подвал какой-нибудь облюбовать, но не те, что под обычными домами. А в метро жрать нечего. Говорят, под Москвой немыслимое количество бункеров, да вот только мне ни одного найти не удалось.
- А друзья и соседи твои где?
- Все давно разбежались, а я не люблю паники на ровном месте, когда пока еще нет непосредственной угрозы.
- Вот ты и облажался, - улыбнулся наблюдатель.
- Ну отчего же. Я вот тебя встретил. Сдается мне, ты знаешь куда идти. А, значит, возьмешь меня с собой.
- У меня жратвы в квартире почти нет. Зря набиваешься.
- Не плети мне байки про квартиру и поиски брата. Если бы ты хотя бы час провел в том аду, ты бы выглядел и двигался совсем иначе. Ты явно вылез из бункера – зачем-то. А сейчас планируешь туда вернуться. Но теперь тебе придется взять меня с собой. Иначе ты умрешь прямо здесь - вместе со мной, - и над ухом наблюдателя раздался щелчок взводимого курка.
Тот поднял голову и прищурился, всматриваясь в лицо взявшего его в заложники. В памяти снова мелькнули какие-то знакомые образы и тут же погасли. Он снова лег и пробормотал:
- Где-то я тебя уже видел. Но вряд ли вспомню.
- Да, приятель. Это все проклятая комета. Я из-за нее совсем соображать перестал. Думаешь, я помню, как меня зовут? Черта с два! Да и, бьюсь об заклад, ты у нас тоже вовсе не Гена!
- Нет, - протянул наблюдатель.
- Хотя раз ты Гена, пусть я буду…
- Чебурашкой, - захохотал вдруг наблюдатель, а вслед за ним и его новый знакомый.
- А хоть даже и так. Че и Ге, - и он захохотал еще громче.
Ну что ж, если Женя их застрелит, то, по крайней мере, они умрут быстро и безболезненно. Наблюдатель поднялся и оперся на плечо своего нового знакомого.
- Ты совсем ничего о себе не помнишь?
Тот пожал плечами.
- Какие-то смутные образы скачут перед глазами: сцена, гитара, толпа, я пою что-то такое знакомое, вроде каких-то хитов. Но вряд ли я музыкант – уж я бы про это помнил.
Наблюдатель прищурился и всмотрелся в лицо Че – чем-то похож на Вадима, но заявить с уверенностью, что это Вадим и есть, он не мог - уж слишком окружающая обстановка изменила весь облик их обоих. Он даже самого себя сейчас в зеркале не узнавал, куда там сличать внешность рокера и первого встречного…
У Че не было с собой никаких запасов, зато он куда лучше ориентировался на местности и в целом был более вынослив. Наблюдатель все пытался выяснить у него, где он прятался все это время, пока не обнаружил его, но тот все кивал на потерю памяти.
- Может, я и был в бункере, да зачем-то покинул его. Ты-то же тоже как-то оказался в итоге на улице.
Звучало неправдоподобно, но допытываться и дальше у наблюдателя не было ни сил, ни желания. В компании Че дело пошло куда быстрее, и до нужной станции метро они, хоть и падая от усталости, добрались всего за пару часов. Внутри ожидаемо сидели люди. Много людей - целая толпа. Они сидели и лежали прямо на платформе и на ступенях эскалатора, разбирали свои нехитрые пожитки. Кто-то пытался поймать радиоволну в телефоне и послушать последние новости. И люди эти были повсюду, в том числе и сидели, прижавшись спиной к двери, за которой начиналась дорога к бункеру. Наблюдатель отвел Че в сторону и зашептал ему на ухо:
- Впустят только меня одного, остальных Женька застрелит, у него есть автомат. Ну насчет тебя я еще мог бы договориться, а вот всю эту огромную толпу он не пропустит.
- Они же тоже люди! Им тоже хочется спастись!
- Я им ничем помочь не смогу, бункер рассчитан на 16 человек максимум, по Москве этих бункеров – тьма, есть и очень большие, просто конкретно этот маловат. Толпе же этого не объяснить. Надо как-то прорваться в ту дверь, не привлекая излишнего внимания.
- Хм, - задумался Че. – Ты говорил, у тебя там карта ближайших бункеров была? А ну-ка дай ее сюда.
Он сбежал вниз по эскалатору, откашлялся и заговорил:
- Ребят, вы давно тут? Чего по бункерам не разойдетесь? Это же долгая история, вас тут пеплом пришибет или от обезвоживания ноги протянете.
- Ишь ты, умный какой! – откликнулся молодой мужчина, сидевший возле остановки первого вагона. – Все бункеры давно вот такими пронырами заняты, и никто делиться местом не собирается. А мы тоже умирать не хотим. Сколько сможем, столько и протянем. Здесь, по крайней мере, не так жарко, как снаружи.
- А вы точно все бункеры обошли? Вот карта только пяти близлежащих. Тут на каждой станции по такому бункеру, - ткнул он пальцем в рисунок Жени.
- Раз ты такой умный, покажи нам бункер здесь, вот конкретно на этой станции. Назад на поверхность мы точно не пойдем, и без того насилу спаслись от жары и сухости.
- И не надо! Можно идти по туннелям! Тут принцип такой: находите дверь, похожую вот на эту…
- А давай мы попробуем как раз именно этой и воспользоваться! Зачем нам куда-то идти, мы же и так уже в метро.
- Не выйдет, - встрял наблюдатель. – По всей Москве помимо бункеров для простых смертных, построено около семи бункеров для руководства страны. И здешний – как раз один из них. Попасть в них нереально, да и те, кому надо, уже там заперлись и нас с вами туда явно не пустят. А вот в обычные можно попробовать проникнуть…
- Правительственный? – глаза у крикливого молодого человека загорелись алчным огнем. - Там же условия в разы лучше, жратвы больше! А ну показывай, как тут до него добраться!
- Понятия не имею, - пожал плечами наблюдатель. – Да если бы и знал, какой в том прок? Там уже кабинет министров поди заседает. Не для тебя эта подземная роза цвела!
- Все равно, почему бы не попробовать, а? За такой дверью говоришь? – парень подошел и толкнул ее плечом.
Дверь подалась на удивление быстро – вероятно, замок, на который запер ее Женя, уже давно и основательно проржавел. Че попытался было остановить его, но парень усмехнулся и отстранил его.
- Иди своего брата близнеца оратора уйми лучше. Специалист хренов. Подземных дел мастер.
- Брата близнеца? – удивился Че.
- А вы не близнецы разве? – усмехнулся парень. – По мне, так одно лицо. И какое-то уж слишком знакомое. Вы в кино часом не снимались? Двойников не играли?
- Ха, да это ж братья Самойловы! - раздался чей-то голос из толпы, и наблюдатель вздрогнул и повернулся на звук. – Вадим, Глеб, вы все-таки помирились?
*
Вадим тер уставшие от недосыпа глаза, продолжая править текст последней отобранной для альбома песни. Он управился с этим почти за неделю - достал из нижнего ящика стола свой давешний блокнот с наработками, положил его рядом с распечатанными текстами Глеба, включал демки, потом резко ставил на паузу и писал, писал. Черкал стрелочки, обводил, менял местами, бегал вокруг стола, ероша остатки не сбритых волос. Написанные и засунутые в дальний угол стола обрывки текстов и мелодий как-то удивительно гармонично вплетались в Глебову недоработанную грязь. Он смотрел на песни Глеба сквозь призму собственных черновиков, а потом - на свои черновики через лупу Глебовых набросков, и перед его глазами прорастала Агата, в его ушах уже звучала ее торжествующая поступь, и он старался ухватить ее за хвост, удержать, пока она снова не ускользнула, как тогда - девять лет назад. Он уже не думал о том, что пишет сольный альбом по заказу и за деньги. Ему все чудилось, что вот сейчас в кабинет войдет, робко пожимая плечами, Саша, сунет лист с нотами, и там будет как всегда что-то слащаво-попсовое, запоминающееся и сногсшибательное. А вслед за ним вгребет обкуренный Глеб и с ликованием в голосе заявит, что он уже написал целый готовый альбом и милостиво позволяет старшему реализовать в студии все его задумки. И вот Вад носится, как угорелый, по кабинету и правит одно по лекалу другого, подгоняет одно под другое, плетя и плетя тонкую паутину Агаты…
Когда точка была, наконец, поставлена, и все пятнадцать песен готовы - пока только на бумаге - Вадим достал из шкафа очередную бутылку, сделал несколько крупных глотков и рухнул на диван с планшетом. Он уже больше недели не открывал “Приют”.
Читать этот фанфик стало для него – он и сам не заметил как – главным наслаждением последних недель. Он смаковал его, пробовал на вкус, тянул удовольствие, читал крошечными порциями, а потом лежал и обдумывал каждую фразу, пытаясь поверить в ее правдивость и внушить себе самому, что, возможно, так оно все и было. Что тот 15-летний Глеб и вправду был без ума от своего старшего брата, а не с презрением фыркал при виде него. Что он мечтал остаться с ним наедине, а не шарахался от него по углам, что посвящал ему стихи, а не закатывал глаза при виде стихов самого Вадима… Ведь если бы Глеб был таким еще тогда, много лет спустя ему бы не пришлось распинать своего старшего на обломках их группы. Тот ранимый маленький и до сумасшествия влюбленный Глебка никогда бы не…
Палец Вадима скользнул чуть ниже – к комментариям к главе, и внутри него все похолодело.