— Этих можем.
Лианна сжала Джона так крепко, что он пискнул. Старая Нэн рассказывала про оборотней не меньше страшных сказок, чем про великанов.
— Хотя вряд ли, — прибавил Тормунд, — их и так немного, и живут они все наособицу. А что ты так всполошилась? Нормальные они, есть похуже, есть получше — как все люди. Я против оборотней ничего не имею. С одной как-то в набег ходил — ее зверем был горный козел, и сама она лазила по отвесным скалам, как козочка…
— В войне за мыс Дракона Старки сражались с оборотнями и Детьми Леса, — Лианне вспомнились уроки мейстера Валиса. — «Когда последний оплот Короля-Варга пал, его сыновья были преданы мечу вместе с его животными и древовидцами, а дочери стали наградой завоевателей».
— Дочери, говоришь, стали наградой? — хмыкнул Тормунд. — Ну, тогда и среди вас есть оборотни, это как пить дать.
— Это было много тысяч лет назад, — внезапный приступ паники у Лианны уже прошел. Кого бы они ни встретили, она с этим справится, пусть пока и не знает, как. А сейчас у нее уже слипались глаза, и голова клонилась на грудь. Тормунд это заметил:
— Ты спи, давай, лучше. Завтра нам самим придется побыть горными козлами. Прямо с рассвета…
И сам быстро последовал собственному совету. Последним, что услышала Лианна, засыпая, был его размеренный храп.
2.
Когда Тормунд ее растолкал, и они вылезли из своего укрытия, темное небо над головой все еще было усыпано звездами. Лишь на востоке оно чуть побледнело и подсветилось розовым. По верху Стены уже кое-где искрил голубым лед, у подножия он был покрыт слоями земли и грязи и в предутреннем сумраке казался почти черным. Лошадей пришлось оставить привязанными в ночном укрытии. «Лучше пусть до них доберутся волки, чем вороны, — сказал Тормунд, — иначе на той стороне нас будут ждать тепленькими. Воронам-то не приходится лазать по веревке. Жаль, нет времени и рук, чтобы забить коней и освежевать. Столько мяса пропадет…»
— Как мы будем взбираться? — спросила Лианна, когда они подошли совсем близко. Уже было видно, что поверхность Стены не гладкая — от стыков огромных блоков змеились трещины, а ручейки талой воды промыли во льду желобки иной раз до нескольких футов в обхвате.
— Взбираться буду я, — Тормунд уже потрошил свой мешок, вытаскивая свернутую кольцом веревку с навязанными петлями, башмаки с костяными шипами на подошвах, каменный молоток и связку роговых колышков. — Привяжу наверху веревку и сброшу тебе. Сможешь по ней залезть?
Лианна раньше никогда не лазила выше, чем на деревья в богороще, но все равно уверенно кивнула. Она сможет, должна, раз другого пути нет. Оставшись внизу, она наблюдала, как одичалый карабкался по каменистому склону, из которого вырастала Стена. Добравшись до почти вертикальной ледяной поверхности, он остановился и стал вырубать опору для рук. Потом всем телом прижался к Стене и плавно подтянулся. Шипы на башмаках впивались в лед, давая опору ногам. Там, где вовсе было не за что зацепиться, Тормунд пускал в дело молоток и колья. Потом он добрался до гребня между двумя промоинами, оседлал его и пополз быстрее. Когда солнце поднялось выше и блеск льда начал резать глаза, Лианна присела на камень, чтобы покормить Джона. Но время от времени она вскидывала голову к маленькой темной фигурке, едва заметной в кристальном сиянии.
День уже перевалил за полдень, когда вниз спустилась примитивно связанная веревочная лестница. Лианна туго привязала Джона к себе и вставила ногу в первую петлю. Даже так лезть вверх было нелегко. Веревка опасно раскачивалась, а от Стены шел лютый холод, от которого болели пальцы. Два раза нога Лианны выскальзывала из петли, и ей приходилось подтягиваться на руках. На ладонях появились ссадины, оставлявшие на веревке красноватые пятна. Вниз она боялась смотреть и в какой-то момент утратила представление о том, сколько проползла, и сколько еще осталось. Она висела в холодной белизне, не видя ни земли, ни неба, переводила дыхание, давая короткий отдых ноющим мышцам, когда почувствовала, что узел шарфа, которым был примотан к ней сын, начал ослабевать. Вскрикнув в ужасе, она крепко обхватила Джона, второй рукой продолжая цепляться за веревку, но двигаться дальше было немыслимо. Она крикнула громче, потом еще раз, а потом просто висела, прижимая к себе сына и стараясь не думать о том, что одичалый мог бросить их и уйти, и тогда они будут висеть здесь, пока руки ее не разожмутся от холода и усталости. Прошла, наверное, вечность, когда она услышала стук ледоруба.
— Эй, девочка, ты что застряла? — Тормунд держался за вбитый в лед чуть выше ее головы колышек. Несколько веревочных колец обвивали его пояс. — Давай, поднажми. Осталось всего ничего. Мы не можем торчать наверху до вечера. Вороньи замки отсюда далеко, но и тут, бывает, патрули случаются.
— Я б-боюсь. Что он упад-дет. — У Лианны так стучали зубы, что она сама не слышала своих слов, но Тормунд, похоже, все понял с первого взгляда и стал разматывать страховочный пояс.
— Давай его сюда, — и добавил, когда Лианна заколебалась, испуганно глядя на него: — Да не бойся, не уроню. У меня своих таких двое, и еще дочка. Похожи на меня, сорванцы, ну, их мать так уверяет. Ещё несколько лет, и поведу их в набеги, а может, и твоего вместе с ними.
Когда Джон был плотно замотан в веревочный кокон до самых подмышек, Тормунд подергал лестницу и удовлетворенно крякнул:
— Выдержит. Заберусь и подниму твоего мальца. А потом тебя, если ты совсем сама никак.
— Нет, я справлюсь.
Джон висел на веревке как шарик и, похоже, вовсе не боялся. Лианна дождалась, пока Тормунд втянул его наверх, и ее руки и ноги вновь обрели подвижность. Ползти действительно осталось немного. Тормунд помог ей перебраться через наметенный с краю сугроб, и она растянулась на льду.
Наверху Стена оказалась шире Королевского тракта. Тысячи лет постоянного таяния и замерзания сделали проходящую по ней тропу неровной и скользкой. Джон уже облюбовал маленькую ледяную горку и катался с нее, вереща от восторга. Лианна встала, все еще дрожа после трудного подъема, и поглядела вниз. Казалось, что она видит весь Север, от предгорий и пустошей Дара до Винтерфелла и дальше, до самого Перешейка, прячущегося в лесах и топях. Молочная дымка скрадывала очертания земли: дороги проглядывали кое-где темным пунктиром, возникали и пропадали голубые ниточки рек, еще дальше ярко взблескивало Длинное озеро. Лианна долго глядела в ту сторону, силясь рассмотреть за водной гладью Волчий лес и серые башни родного замка, а потом повернулась и подошла к другому краю. Солнце стояло еще высоко, но к северу от Стены лежала длинная, глубокая тень. И от самого подножия, насколько хватало глаз, мрачным ковром расстилался лес. Острый взгляд Лианны выхватил несколько страж-деревьев, растущих прямо изо льда, а дальше деревья становились выше и мощнее. Если где-то там, среди плотных зарослей, и находились поля, реки и людские поселения, увидеть их было невозможно. Зато легко можно было представить рыскающих меж толстых стволов огромных медведей, сумеречных котов и лютоволков. Лианне даже показалось, что она слышит отдаленный волчий вой. Она решительно сжала губы. «Я тоже волчьей крови».
Тормунд подошел к ней и приобнял за плечи.
— Не вешай нос, девочка. Худшее уже позади, — пар от дыхания оседал инеем на его усах и бороде, добавляя в них седины. — Дальше будет легче.
— Что это за место? — спросила она, указывая вниз, на тесно переплетенные деревья.
— Хар-р! Это наша земля, земля вольного народа. Здесь лежат кости наших предков и живут наши боги. А вороны кличут этот край Зачарованным Лесом.
3.
Дорог в Зачарованном Лесу, конечно, не было. Деревья теснились друг к другу так, что землю у корней всегда окутывал сумрак. Звериные тропы появлялись будто из ниоткуда и также неожиданно исчезали, разбегаясь от нор и ручьев подобно ветвям раскидистого дерева. Как Тормунд в них разбирался и решал, какой из них следовать, Лианна не знала. Шли они медленно, постоянно петляли, но, тем не менее, уверенно продвигались на север. Тормунд, зайдя вперед, обошел свои старые ловушки и нашел в одной из них оленя, правда, волки к этому времени оставили от него лишь кости, рога и копыта. Пару раз Лианна замечала серые высверки вдали между деревьев, но не была уверена, что ей это не кажется.
Потом на тропу перед ними выскочил заяц. На летнем снегу, слегка присыпавшем землю, хорошо выделялись черные кончики ушей. Заяц залез в кустарник и, кося одним глазом на людей, потянулся к тонкой ветке с нежной зеленоватой корой. Лианна наклонилась за камнем. Целилась она точно, но зверек был начеку, и камень только чиркнул по белой шкурке, когда он сиганул прочь. Лианна вздохнула:
— Если бы у меня был лук…
— Сделаем тебе лук.
Когда начало темнеть, тропа вывела их на полянку. Белоствольные чардрева обступали ее плотным кольцом, и на каждом был вырезан лик. Лианна смотрела на них, затаив дыхание. Даже в Волчьем лесу она не видела столько священных деревьев сразу. У одного лик был скорбным, у другого — разгневанным, у третьего из глаз кровавыми слезами тек красный сок. Чардрево рядом с Лианной как будто улыбалось.
— Остановимся здесь, — возвестил Тормунд. — Святое место, самое безопасное.
Посреди полянки они обнаружили старое, засыпанное землей кострище, и развели небольшой огонь. Лианна протянула к нему озябшие ладони. Голодное воображение нарисовало ей жарящегося над костром зайца, и она сглотнула слюну.
— Куда мы направляемся?
— Где-то в дне пути отсюда деревня, у меня там родичи. Приютят тебя. Если, конечно, не захочешь пойти со мной и стать хозяйкой Красных Палат, — он ухмыльнулся. — Если бы я тебя украл, прямиком туда бы повез.
— Но это я тебя украла, — Лианна уже привыкла к его скабрезным шуткам и понимала, что дальше слов и подмигиваний дело не зайдет. Не зря, видать, его прозвали Краснобаем. И, хотя одичалого ей также трудно было представить своим мужем, как, к примеру, медведя, но товарищем он был отличным. — И я не хочу за тебя замуж. Потом, ты ведь уже женат, — добавила она, встретив его удивленный взгляд. — Ты говорил, у тебя есть сыновья и дочь. Значит, и жена есть.
— Мужчина может иметь столько жен, на скольких у него будет хватать сил. Но если жена останется им недовольна, может и укоротить кое-что, — со смешком признал он. — Наши женщины сызмальства учатся владеть ножом, и не только им. Но ты тоже девица не промах. Украдет тебя какой-нибудь великий воин, как пить дать. Хотя где ты найдешь более великого воина, чем я?..
— Меня уже украл великий воин. Принц. Я была его женой, и больше не хочу ни за кого замуж.
В беспорядочном сплетении ветвей ей увиделся вдруг призрачный профиль Рейгара. Лианна погладила маленькую ручку сына, прильнувшего к ней под плащом, и прошептала: «Мой маленький принц».
— Что, прям-таки украл?
Лианна кивнула.
— Наш был человек, — сказал Тормунд удовлетворенно, будто бы не замечая ее внезапной грусти. — Хоть и принц. У вольного народа нет принцев и лордов, передающих власть своим сыновьям. Каждый должен доказывать сам, чего он стоит.
— У вас есть короли, — возразила Лианна. — Короли-за-Стеной.
— Со времен Раймунда Рыжебородого не было такого вождя, кто смог бы объединить под своей властью весь вольный народ. Хотя я вполне могу стать следующим! Ты все еще уверена, что не хочешь за меня?
Лианна неожиданно для себя рассмеялась и покачала головой.
Вдруг лицо Тормунда исказилось, и он произнес что-то на незнакомом ей гортанном и грубом языке, звучащее, как ругательство. Она обернулась посмотреть, что его так поразило.
В просвете между двумя чардревами — улыбающимся и плачущим — стоял огромный серый зверь.
— Волк! — вскрикнула Лианна, нашаривая свой меч, но, поняв, что зверь был вдвое крупнее когда-либо виденных ею волков, поправилась: — Лютоволк.
— Тс-с-с, девочка, — Тормунд прижал палец к губам, — может, боги будут к нам милостивы, и она уйдет, откуда пришла, если не увидит в нас угрозы. Не хотелось бы обнажать сталь в святом месте.
— Она? — спросила Лианна еле слышно.
— Это лютоволчица. Беременная.
Зверь двинулся вперед, и Лианна разглядела тяжелый живот с набухшими сосцами. Лютоволчица держала в пасти что-то грязное и окровавленное. Не дойдя до костра несколько шагов, она положила свою ношу на землю и подняла большую лобастую голову. Лианна следила за ней, затаив дыхание, прижимая к себе Джона, и вспотевшими пальцами касалась кожаной рукояти меча. А потом встретила прозрачный взгляд янтарно-желтых глаз и на мгновение почувствовала во рту вкус теплой крови.
Очнулась она от того, что Тормунд легонько потряс ее за плечо. Лютоволчица исчезла, оставив им перепачканную тушку зайца с черными кончиками ушей.
— Любят тебя, видать, боги, Лианна Старк, — задумчиво протянул Тормунд, принимаясь свежевать подарок. — Как, говоришь, звали того короля оборотней, которого победил твой предок?..
Тушку проткнули заостренной веткой и подвесили на камнях над костром. Лианна укачивала Джона и смотрела, как потрескивают язычки пламени от капель стекающего в них жира. Жарящееся мясо вкусно пахло. И она гнала от себя непрошеную, пришедшую извне мысль о том, как приятно было бы съесть его сырым.
4.
Сон Лианны в эту ночь был беспокойным и странным. Она вновь была беременна. Ребенок толкался в ней, и болели полные молока груди. Она смотрела из своей комнаты в Башне Радости на пустую дорогу, ожидая того, кто уже не мог вернуться, а за окном, скрывая контуры предгорий, шел никогда не виданный в Дорне снег.
С бьющимся сердцем Лианна открыла глаза. В тишине раздавался ровный храп Тормунда. Между его носовыми руладами был слышен шелест крон, будто чардрева переговаривались вполголоса. Джон спал рядом с ней. Вечером он выпросил у нее пососать косточку с остатками мяса и теперь сжимал ее в кулачке, несколько редких снежинок таяли на его щеке. Она провела по ней пальцем, стирая влагу, придвинулась еще ближе, вдыхая его теплый запах, и незаметно уснула снова. На этот раз во сне она оказалась на своем родильном ложе, в окружении увядших зимних роз, разбросанных по окровавленным простыням. Брат протягивал ей запеленатый кулек, но, когда она взяла его на руки, вместо личика младенца увидела покрытую белой шерстью волчью морду, с которой на нее смотрели красные звериные глаза. Она проснулась от собственного крика.
Позавтракали они тем, что осталось от зайца, и быстро собрались в дорогу. Лютоволчица больше не появлялась. Тормунд был необычно молчалив и лишь задумчиво поглядывал на спутницу, отводя глаза каждый раз, когда ловил ответный взгляд. Лианна подумала было, что он жалеет о решении отвести ее к своим родичам, но они продолжали идти, не меняя направления.
Первым признаком приближающегося жилья стали козы. Четыре худых животных, грязных настолько, что определить их природную окраску было почти невозможно, объедали листья с нижних веток берез, до которых могли дотянуться. Пасла их чумазая девочка, одетая в рубаху из грубого холста и босая, несмотря на холодную грязь вперемешку со стаявшим снегом под ногами. Заслышав шаги, она спряталась за дерево, но, признав Тормунда, вышла из своего укрытия.
— Хар-р! Мунда! — окликнул ее Тормунд. — Мать твоя, наконец, приставила тебя к делу?
— Да, и ждет не дождется, когда сможет приставить тебя. Но пока от нашего старого козла больше пользы. Она ждала тебя с добычей, а ты опять заявился с новой бабой, — девочка смерила Лианну неодобрительным взглядом. Глаза у нее были светло-серыми, а давно немытые темно-каштановые волосы заплетены в две тощие косички и перевязаны обрывками веревки.
Тормунда ее дерзость вовсе не рассердила.
— Моя дочь! — заявил он с гордостью. — Вся в меня, за словом в карман не лезет.
Лианна хихикнула. Сердитая девчушка ей нравилась. Джон, привлеченный новым голосом, высунул голову из-под плаща:
— Мама, кто это?
Осуждение на лице Мунды сменилось ужасом:
— Ты что, уже?! Это что, мой брат?!
Тормунд расхохотался.
— Разве что напьется молока с наших коз, тогда станет твоим молочным братом. А ну, быстро беги, передай, чтобы встречали гостей. Не каждый день к нам заходят Старки из самого Винтерфелла.
— Если козы разбредутся, собирать ты будешь, — огрызнулась его дочь, но направилась в сторону, где в просветах между деревьями угадывался поселок. На ходу она несколько раз оглянулась, бросая на Лианну взгляды, больше заинтересованные, чем испуганные.