========== Предисловие (можно пропустить) ==========
Однажды классе в восьмом я увидела невозможную картину в своём классе. Я увидела добровольно читающего человека. Очень удивлённая, я спросила у неё:
- А что ты читаешь?
- Это “Сумерки”, - почему-то с неохотой ответила она.
Я знала только одни “Сумерки” - “Сумерки богов”, философское собрание сочинений, которые я как-то читала. Среди них был “Антихристианин” Ницше, но речь шла явно о чём-то другом, и я спросила:
- А про что там?
Просто хотелось знать, какой писатель умудрился заставить читать моих одноклассников. На перемене, Карл! Что это за чудесный человек? Кто этот автор? Раньше я видела только Фраевские книги в руках сверстников (хотя и не в своём классе), но они все были уже мной прочитаны, и я думала, что напала на новую золотую жилу.
- Ну, там про вампиров и оборотней.
- Как про Дракулу? - спросила я.
- Нет, там вампиры в школу ходят, это современный мир.
- Интересно, - сказала я. - И про что там?
- Ну, там одна девушка влюбляется в вампира…
“Наверное, это классно написано, - подумала я. - Обычная девушка влюбилась в самого опасного хищника на планете. Там должна быть крутая завязка, драма, глубокий сюжет”.
- И чего, он отвечает взаимностью? - спросила я.
- Ну… сама прочитаешь.
Конечно же я представила себе следующее: главный герой вампир - прожжёный монстр, питающийся людьми, этакий Лермонтовский демон. Девушка - наивная и простая девушка с глубоким внутренним миром. И там показано, как жестока бывает любовь, когда эти противоположности сталкиваются. Наверняка же он убьёт её в конце или обратит или ещё что. Но этому будут предшествовать страдания и куча интересных диалогов в стиле нравоучительных сентенций в поздних произведениях Жорж Санд!
О, как велико было моё разочарование, когда я села это читать…
Нет, дело совсем не в том, что книга не соответствовала моим ожиданиям - это бы я вполне пережила. Хуже всего то, что прекрасная, романтичная и глубокая мысль, заложенная в центре текста оказалась изуродована поверхностными персонажами, отсутствием сюжета, внятной проблемы и просто ужасным языком.
В целом, можно ругать “Сумерки” и часто это делают, не читая книгу, но я прочла её. И по факту:
Характеры героев прописаны поверхностно.
Эдвард: умеет любить, храбрый и сильный, добрый, с закостенелыми моральными нормами, немножко циник, высокомерен, почему-то девственник в свои почти сто лет до тех пор, пока не встретил Беллу. (Спишем это на вампирскую природу.)
В целом обычный юноша, застывший в собственном возрасте, почти ничему не научившийся и ничем не интересующийся, кроме музыки и крови, склонный к скуке, тяжёлый на подъём. Может, ему и ещё что-то интересно (Белла, конечно), но мы этого не узнаем.
Он предсказуем и не интересен. При этом его характер роли не играет. Он по умолчанию идеален. Его характер просто не играет роли на фоне его внешности, которую, в отличие от характера, автор описывает очень ярко. Это не равновесие - сильный акцент на внешних данных персонажа и серость его содержания - как бы превращает Эдварда в глянцевый подростковый идеал.
Теперь Белла. Она описана так же, как Эдвард. Повествование ведётся от первого лица, так что её переживаниям уделяется масса времени. Кто же такая Белла? По сути, никто. То есть, она храбрая, начитанная, скромная, красивая. И всё. По большей части она интересуется, кто и что о ней думает, у неё невероятно большое ЧСВ, она лишена самоиронии и попросту не интересна.
В чём суть их отношений?
Белла полюбила Эдварда за то, что он красивый. Точка.
Эдвард полюбил Беллу за то, что у неё запах крови приятный. Изначально он её терпеть не мог, но от любви до ненависти один шаг, и этот шаг был преодолён. Писательница искренне попыталась описать, как Эдвард неожиданно видит в ней уникальность, но это опять же было неубедительно, потому что по факту Белла обычная школьница с псевдо-глубоким внутренним миром. И в этом нет ничего плохого, но её восхищение Эдвардом описывалось куда красочнее, чем её мысли, характер и события, так что сама она не вызывала интерес.
Самое отвратительное - одноклассники Беллы. Все они - декорации. У них нет личности, они все шаблоны, и автор никому из них не симпатизирует. Они там нужны только для того, чтобы оттенить особенность и крутость главных героев.
Но.
Как бы ни была плоха эта книга, я увидела в ней нечто ценное. Основную мысль. Эта мысль была изуродована, испачкана, извращена и погребена под всем выше описанным. Мысль заключается в том, что чудовища тоже способны любить.
Красивая, наивная и светлая мысль. Кажется простой, не блещущей оригинальностью, но она мне так понравилась, что я прочла книгу залпом, бережно вытаскивая между строк все ценные мысли, всё искреннее, что только было в тексте. Эта мысль для меня была важнее всего плохого, что я в ней увидела.
Я прочла у кого-то цитату: “Я написал то, что мне хотелось прочитать. Люди этого не писали, пришлось самому” © Клайв С. Льюис.
И это причина, по которой я захотела переписать “Сумерки” на свой субъективный лад. Я хотела прочесть эту книгу в том виде, в каком она мне понравится. И так как я нигде не нашла того, что меня бы устроило, я решила написать такую книгу сама, отредактировав оригинал.
Я не имею никакого права говорить, что моя версия лучше. Честно - она не лучше. Она просто другая и далеко не всем понравится. Айн Рэнд крайне не рекомендовала писателю становиться философом с транспорантом в своих текстах, но я им стала. Поэтому в книге очень неторопливое повествование, много мыслей и размышлений. И там нет любовной линии. Там есть взаимопонимание.
Эдвард - столетний вампир, циник, убийца, но нельзя назвать его злым, потому что у него есть свои догмы и правила. Он не влюбляется в Беллу только из-за запаха. Этого, мягко говоря, мало, чтобы заинтересовать столь искушённое существо. Но она интересует его кое-чем другим.
Белла - синий чулок, не красавица, но очень высокомерна. Не самый приятный персонаж и в то же время обыкновенный до зубовного скрежета. Типичный подросток, который хочет быть не таким, как все. Она достаточно умна, чтобы не купиться на внешность Эдварда, и он цепляет её далеко не сразу.
Это две потерянные души в своём мире, которые в какой-то момент находят друг в друге отдохновение, свободу, отдушину. Которые могут довериться друг другу и стать ближе не как любовники, а как родственные души. Увы, это не длится долго из-за того, что оба они подчиняются тому, в каком мире живут.
Весь текст - исключительно моя вкусовщина, я писала без какой-либо оглядки на канон, если честно.
========== Диалоги со сфинксом. Часть первая - Сфинкс видит тебя ==========
ПРОЛОГ
Как правило, мы серьёзно задумываемся о смерти только в те секунды, когда видим ее уродливое лицо. Перед тем, как попасть в аварию. После того, как мы узнаём, что умираем от рака. Или… когда перед нами стоит убийца, от которого нет спасения. Только тогда она становится очевидна, собственное тело кажется бесконечно хрупким и уязвимым. Мы воспитаны на поколении пренебрежения к смерти. Мы каждый день видим её на экране. Производители кино тратят уйму денег на то, чтобы мы искренне верили в то, что перед нами насилуют человека или кого-то до смерти пытают. Мы смотрим оценивающе и говорим:
— Не натурально. Актёр плохо играет и кровь похожа на кетчуп.
Но когда действительно смерть перед нами — гримаса пренебрежения сползает с нашего инфантильного потребительского сознания грязной тряпкой. Когда смерть перед нами, она, чёрт возьми, натуральна. И мы оказываемся совершенно неподготовленными. Мы не сидим на диване и не смотрим, как кто-то пытает кого-то до смерти. Теперь мы на месте жертвы, и очень скоро умрём по-настоящему.
Убийца смотрел мне в глаза, и я… кожей могла чувствовать его внутренний смех.
— Когда мы виделись в последний раз, ты держалась куда более смело. Что такое? Где же твоя бравада?
Он имел право говорить это. Так мне и надо. Я сама сюда пришла, как дура.
— Говорят, ты пытаешь своих жертв, — промолвила я спокойно, стараясь не дать ему шанса питаться моими эмоциями, страхом. Бессмысленная затея, так как у меня сильно подгибались ноги.
— Правильно говорят.
— И…
— Тебе будет больно, — глядя мне в глаза, ласково произнёс он.
***
Диалоги со сфинксом. Часть первая - Сфинкс видит тебя.
Шумный и пестрый Финикс пролетал мимо открытого окна в машине. Я слышала, как мама время от времени спрашивает меня, уверена ли я, что я хочу уехать. Как будто у меня был выбор…
Рене поразительно легкомысленна, но я очень ее люблю. И уезжаю, собственно, именно поэтому. Не так давно в ее жизни появился особенный человек, и им обоим хотелось жить для себя, я это чувствовала. Они ни за что не сказали бы мне, что я им мешаю. Они такие милые со своими свиданиями, сюрпризами по утрам, смущёнными поцелуями при мне. Я чувствую, что стесняю их. Я лишняя в их прекрасном, идеальном мире любви и согласия. Они совершенно в этом не виноваты.
Прощаясь с городом, я высунула руку из машины, ловя ладонью теплый ветер. На горизонте вздымались и опускались изящные силуэты невысоких гор. Машина нырнула вниз холма, и горы тоже чуть качнулись.
Мне нравилось залезать на крышу нашего дома и оттуда смотреть на знакомый контур города — сверкающие небоскребы на фоне невозмутимых, красно-желтых вершин… Интересно, когда я их еще увижу?
Так, лучше об этом не думать.
Форкс, куда я скоро приеду — это нечто полностью противоположное Финиксу. Крохотный, закутавшийся в дожди и туманы, он полностью оделся в густую, сырую зелень дремучих лесов. Дожди там идут большую часть года, включая зиму — самую печальную зиму на планете. Это злой брат-близнец Твин Пикса. Не хватало только водопада и лесопилки. Здесь никогда ничего не меняется — ни старомодная вывеска кофейни недалеко от дома моего отца, ни старинный фасад слегка облезлой городской клиники. Куда бы ты ни взглянул — ты увидишь на горизонте вздымающийся могучий лес. И почувствуешь себя, словно в ловушке этой зелёной плотной стены.
Из зачарованного, застывшего во времени Форкса меня когда-то увезла мать. Она сбежала от отца, который упрямо не желал покидать родные места. Вольная и бродячая душа Рене жаждала солнца, перспектив и свободы. Каждое лето, тем не менее, я ездила сюда. Во время подросткового периода я поссорилась с отцом, заявив честно, что не способна приезжать сюда на срок, больший двух недель. Отец, как обычно, просто меня понял и сказал, что отныне его отпуск мы вдвоем будем проводить в Калифорнии.
Я рассказываю всё это, чтобы было ясно, с каким внутренним отчаянием я бросала шумный, пронзительно живой и просторный Финикс — одновременно дерзкий и романтичный, палящий и нежный. Я меняю его на сумрачный и тихий Форкс. И в молчании этого мирного городка мне всегда виделось нечто неспокойное, как затаенное, тщательно скрываемое безумие.
— Ну, послушай, милая, — в который раз почти робко произнесла мама, — я уверена, что ты погорячилась с переездом. Только скажи, я тут же разверну машину, и…
Ну, конечно, машину она развернет и сделает это с радостью, только я не передумаю. Сейчас я скажу, рыдая, что не хочу в это ужасное место, и мама меня обнимет, развернёт машину, и всё начнётся сначала.
Мне душно в их мире. Я не передумаю.
Быстро посмотрела в ее открытое лицо. Рене из тех легких и непосредственных женщин, которые сохраняют молодость души до самых поздних лет. Во всяком случае, мне часто казалось, что не она меня опекает, а я ее. Вот и сейчас я слегка укоризненно на нее посмотрела и покачала головой:
— Мам, я уже забрала документы из школы. Всё будет хорошо, я действительно хочу уехать.
Мысленно проверила, ничего ли не забыла. Счета должны быть оплачены, продуктов достаточно… Впрочем, обо всём позаботился Фил. Он ей подходит, он заботится о ней, и мне не страшно оставлять ее с ним. Просто я привыкла всё предусматривать.
— Передавай от меня привет отцу, — вздохнула она с печальной улыбкой.
— Передам.
— Не забывай мне звонить, — говорила Рене. — Только скажи, и я заберу тебя из Форкса.
— Я никогда еще не забывала тебе звонить.
— Это точно, — кивнула она. — Я в тебе уверена, Белла.
Еще бы. Я выросла в атмосфере постоянных перемен. Рене — добрая и прекрасная женщина, но совершенно не создана для раннего материнства. Большую часть своего детства я делала всё сама — сама собиралась в школу, сама подбирала себе занятия, сама решила, куда хочу поступить и кем стану.
Почти через семь часов я увижу утонувший в зелени большой и старый дом моего отца. Чтобы до него добраться Чарли будет целый час везти меня в машине.
Самое сложное с родителями — чаще всего ты не знаешь, о чём с ними говорить. С мамой просто — говорит всегда она. Папа же неразговорчив, подобно мне. Если Рене не подозревает ничего, то отец догадается, насколько сильно я изменилась. Он поймет, почувствует кожей, насколько мне скучно… Насколько мне скучно с ними обоими.
Этот мир бесконечно предсказуем. Мне еще нет восемнадцати, а я уже состарилась.
Папа всегда был рад меня видеть, но никогда этого особенно не показывал. Застегнутый на все пуговицы, серьезный, вдумчивый человек. Его невозможно обмануть, но и понять его до конца сложно. Я знаю, он встретит меня, посмотрит внимательно на меня своими синющими глазами, очень сдержанно обнимет.
И будет молчать всю дорогу.
Стена несильного, но уверенно льющего дождя встретила меня уже в Порт-Анджелесе. С неба тянуло могильной сыростью, ветер склонял к земле тонкие деревья, прохожие безнадежно прятались от непогоды под капюшонами и зонтами. Этот дождь меня ненавидел. И я ненавидела его.
Мой отец — шеф полиции, поэтому приехала за мной его патрульная машина. Помню, я пыталась сойтись с ним на почве моего интереса к его работе, но он сказал мне, что девушкам не стоит любопытствовать относительно таких вещей. Я обиделась и больше с ним на эту тему не говорила, хотя и хотелось.
Эта полицейская машина — местная достопримечательность. В крохотном городе шерифа Свона — моего отца — знали все. Ездить по городу в его машине — значит стать знаменитостью, причем, в плохом смысле этого слова. Поэтому я захотела купить себе машину немедленно, не смотря на скромный бюджет, имеющийся в моём распоряжении.
Я спускалась по эскалатору, когда увидела папу. Помахала ему рукой, но так торопилась, что очень не элегантно споткнулась и упала прямо в объятия отца.
— Ты… не изменилась, — иронично улыбаясь одними глазами, произнес он.
— Привет, пап, — пробубнила я. — Рада встрече.
Он сдержанно кивнул:
— Как там Рене?
— Всё отлично, она передавала привет.
На этом моё красноречие иссякло. Мой папа, впрочем, комфортно чувствовал себя там, где у любого смущение перевешивает здравый смысл. Он спокойно пошел чуть впереди меня с моим багажом.
Сев за руль, он сообщил:
— Подыскал тебе приличную машину по подходящей цене. Тебе… точно понравится. Должно, — добавил он. Последнее слово меня здорово насторожило. Я беспомощно спросила:
— И какая это машина?
— Пикап, «шевроле».
— Ты шутишь! — воскликнула я. — Где ты ее достал?
— У Билли. Помнишь Блэков? Он сейчас в инвалидном кресле, и продает свой пикап.
— Это… неожиданно, пап, но, кажется, у Билли были дети?
— О, поверь мне, они далеки от намерения ездить на пикапе, — тон, с которым он это сказал, показался мне очень странным, но я решила не уточнять.
Билли Блэк… Не удивительно, что я не сразу вспомнила его. Это лучший друг моего отца, который потерял способность ходить в страшной автомобильной аварии, где погибла его жена. Мне известно, что он после этого больше не женился.