— Скажем так, я встретил тварей хуже людей, а Йорвет нет, — подумав, ответил Эредин. — Я считаю людей примитивными, но не особо опасными.
— Почему?
Эредин усмехнулся и специально медленно протащил нить, стягивая кожу.
— Возьмем знакомую тебе историю Исильдура. Он не выбросил кольцо, когда был шанс. Впрочем, эльфы тоже… не все отличаются умом.
— Почему? — повторил Арагорн.
— Элронд был вместе с Исильдуром, когда тот отказался бросать кольцо. Что мешало Элронду бросить его вместе с кольцом? Отобрать кольцо еще на поле — про это я вообще молчу.
— Они были друзьями, — Арагорн сжал зубы, но не от боли.
— И лучше весь мир сгорит в огне горнила, чем умрет один человек, — закончил Эредин. — Исильдур мертв. Все равно мертв. Он же смертный, Элронд мог бы выйти, если его так совесть мучила, и объявить, что тот пал смертью храбрых, герой, спас весь мир ценой своей жизни. А так его просто пристрелили орки. Так в чем разница?
— Самое страшное в твоих словах, что в них есть смысл, — сказал Арагорн и добавил про себя, что теперь прекрасно понимает, что именно было названо искажением. Эредин — искажение в чистом виде, отказ от гармонии Эру. Не знай он, что это невозможно, решил бы, что Мелькор вернулся на Арду в новом обличье. Даже Иорвет — тот гораздо более близок и понятен: озлоблен из-за увечья, не смыслит ничего в политике, но в целом является тем, кого Арагорн мог бы считать другом и соратником, пройдя через столько вместе.
Но не Эредина. Эредин показал себя как хороший союзник, которому можно доверять, разбираться с ним эльфам, а не людям, но оказаться с ним вдвоем против одного врага Арагорн бы не хотел.
Леголас неслышно подошел к ним и, когда Арагорн надел рубашку и протянул руку за мечом, подал ему клинок.
— Прости меня, — сказал он на эльфийском. — Я напрасно отчаялся.
Гимли вышел из оружейного склада, стараясь натянуть роханскую кольчугу, и Эредин раздраженно закатил глаза — их с Арагорном беседу слышали все? Сейчас еще из угла Теоден с Гэндальфом вылезут?
— Будь у нас больше времени, я бы все подогнал, но… — кольчуга разъехалась на гноме, словно сделанная из ткани. — Немного тесновата в груди.
Леголас переглянулся с Арагорном, уже хотел было что-то сказать, но его перебило пение рога.
— Это не орки, — в замешательстве произнес Леголас и выбежал на улицу.
— Эльфы Лориэна, — он наткнулся на Иорвета, споткнулся, и тот едва его удержал, чтобы он не упал. — Я видел Халдира со стены.
— Да нет же! — воскликнул принц. Он не мог ошибиться, он почти три тысячи лет слышал этот звук!
По мосту строем шли лориэнские эльфы, перед ними, отрешенно поглядывая на встречающего короля Теодена, неспешно шагал Халдир, спокойный как всегда, с затаенной улыбкой в уголках губ. Но Леголас смотрел дальше: позади лориэнцев замелькали зеленые плащи, гладкие шлемы. Между рядами эльфов прошла девушка в доспехах лихолесского воина, но с черным расшитым серебром плащом, и Леголас, опешив, понял, что это Даэнис. Она встала рядом с Халдиром, спокойная и царственная — если бы не сходство с Трандуилом, Леголас и вовсе бы ее не узнал, настолько она не походила на себя прежнюю. Если бы у короля Лихолесья была дочь, она выглядела бы именно так.
— Когда-то давно эльфы и люди объединились в союз, — проговорил Халдир, глядя на конунга, но в то же время словно сквозь него. — Мы сражались и умирали вместе.
— Мы пришли отдать дань этому союзу, — добавила Дан, и принц заметил на ее волосах корону из сокровищ своего отца.
Леголас поклонился ей, пока Арагорн от избытка чувств обнимал опешившего от такой бесцеремонности Халдира, но потом эльф сдался и уткнулся носом в воротник своего смертного друга.
— Мы так рады вам, — Арагорн повернулся к Даэнис и тоже поклонился ей как принцессе.
— Король Трандуил прислал лучших лучников, — Дан встретилась взглядом с Эредином, и тот довольно прижмурился, глядя на нее, но его почти сразу оттолкнул взбешенный Иорвет.
— Ты! Ты что тут делаешь?! — он ткнул пальцем в ее сторону, идя через ступеньку по лестнице в ее сторону. — Тут война, вы с Трандуилом там вообще не просыхали, что он решил отправить тебя?
Порадовавшись, что он начал орать на старшей речи, а не на эльфийском или всеобщем, Дан шагнула к нему навстречу, опустила его руки вниз и приблизила свое лицо к его, словно собиралась его поцеловать.
— Я буду делать, что захочу, — по-эрединовски прошипела она, сузив синие глаза. — И если…
— Тут не люди, — перебил Иорвет, тоже понизив голос, вырвал свои руки из ее и схватил ее за воротник, даже встряхнул. — Тут гораздо страшнее. Убирайся отсюда.
— Ты мне не указ, — припечатала Даэнис, вывернулась из его рук и повернулась к Леголасу, который после королевского появления точно не ждал, что она начнет выяснять отношения. — Король Трандуил благословил тебя на битву, — мягко произнесла она и сделала знак рукой. Тотчас из рядов лихолесских эльфов вышел один и протянул уложенные на расшитый плащ митриловые доспехи, доспехи короля. — Твой отец желает тебе быть храбрым, как твой дед, и мудрым, но не как Орофер, а как ты сам.
— Он так и сказал? — Леголас не выдержал и обернулся на мгновение к Арагорну, просияв улыбкой, потом поклонился Даэнис. — Воистину своим возвращением ты превратила час скорби в надежду, сестра.
Дан приложила ладонь к груди, потом чуть вытянула руку к Леголасу — семейный жест, придуманный еще Орофером, и принц Лихолесья радостно повторил.
— Теперь точно моя сестра! — он коснулся кончиками пальцев ее плеча и щеки. Халдир смотрел на них, чувствуя кожей радость за обоих: эльфы прекрасно чувствуют эмоции друг друга, они ощущают и людей, но не всегда правильно интерпретируют, поскольку восприятие первых детей Илуватора и последовавших за ними разнится. Он перевел взгляд на Эредина и опешил: эльф смотрел на Леголаса с явной злостью и какий-то иррациональной обидой. Халдир на мгновение даже подумал, что он ревнует, но потом обратил внимание на Иорвета:
— Разрешите обратиться к вашему величеству, — Иорвет, не дожидаясь ответа, схватил Дан за руку и оттащил в сторону, но даже ничего не успел сказать: Даэнис развернулась к нему лицом и вложила ему в руку небольшой сверток.
— Это кольчуга, — торопливо сказала она, заглянув в лицо и погладив его по щеке, совсем не так, как ее коснулся Леголас, а всей ладонью, задев пальцем губы и чуть оттянув уголок рта. — Кольчуга Орофера. Я видела твою смерть в видении, Йорвет, я не допущу…
— Ты теперь еще и прорицатель? — что-то в ее взгляде заставило его поверить ей сразу, но смолчать он просто не мог. Он взял кольчугу и наконец оглядел Даэнис с головы до ног. Принцесса. Под сделанными точно на нее доспехами украшенное одеяние, взглянув на которое, удавилась бы от зависти любая королева. Корона на смоляных волосах, украшенная белыми драгоценными камнями — как созвездие на черном небе. На роду ему написано любить тех, с кем точно не может быть? Сначала дракон, пусть Саския и осталась лишь увлечением, не успевшим перерости ни во что большее, а там и Дан явилась и заставила его смотреть на драконицу только как на политическую фигуру, а теперь принцесса, он снова повторил про себя удачную шутку и усмехнулся. Дан обняла его за шею, не обращая внимания на то, как смотрят на нее другие эльфы. Она знала, что самое близкое, что могут себе позволить в Лихолесье влюбленные — это на миг сплести пальцы, но сейчас она видела тоскливый взгляд Иорвета на свою корону и понимала, что объяснять бесполезно. Пусть перед битвой сердце его останется спокойно, пусть не сомневается в ней.
— Пойдем, поможешь мне надеть, — выдохнул Иорвет ей на ухо. — А то Халдир сейчас в обморок грохнется.
И не только он, подумала Даэнис, прося дать ей минуту. С эльфами Лориэна они встретились по дороге, и пусть отношения между Лориэном и Лихолесьем уже века оставались натянутыми, в отсутствие владык они быстро нашли общий язык. Халдир и не подозревал, что у короля Трандуила есть не только сын, но собеседником оказался интересным, Даэнис едва удержалась от выражения эмоций, когда Халдир в своей неповторимой спокойной манере и с едва уловимым юмором рассказал о встрече с Иорветом. Тауриэль, больше желая польстить принцессе, чем говоря правду, сказала ей на одном из привалов, что Халдиру она нравится, но Даэнис только рассмеялась и отмахнулась. Теперь Тауриэль понимала, почему.
— Мои воины — лучники, — сказала Дан, подходя к Арагорну и ведя за собой Иорвета, который не отпустил ее руку. — Расположи их так, чтобы их участие оказалось наиболее эффективным, а потери — наименьшими. Король не был… рад нашему участию.
— Я тебя понял, — шепнул в ответ Арагорн, зная по рассказам Леголаса, насколько король Трандуил в гневе неприятен. И если Дан сумела уговорить его, значит, и он пойдет ей навстречу.
Даэнис покорно дала Иорвету взять себя за руку и увести, точнее, утащить: Тауриэль едва не споткнулась, засмотревшись на то, как одноглазый эльф, весь в пыли и засохшей чужой крови, словно не выдержав, прижал Дан к стене, целуя в губы, а та, отвечая, сунула пальцы ему за воротник кольчуги. Верх неприличия. Трандуил, наверное, обоих бы сейчас отчитал, шипя не хуже великих змеев севера, но… Тауриэль почувствовала зависть. Ее возлюбленный много лет покоится в земле, они так и не успели побыть вместе, лишь короткие встречи несколько раз, а холодная и равнодушная как сам король принцесса, оказывается, вовсе не к Леголасу стремилась, не к брату, а к… скорее, к любовнику. Если Трандуил не собирался позволять Леголасу встречаться с занимавшей не последний пост в государстве Тауриэль, то этот бандит с шрамом на пол-лица точно не получит титула и статуса законного супруга принцессы с позволения его милости. Впрочем, оборвала она сама себя, внуки Орофера могут поспорить с его сыном в своенравности.
— Ты здесь, — Леголас вдруг оказался рядом с ней, такой знакомый, почти родной. Они не виделись с Битвы пяти воинств, Леголас даже не знал, что Трандуил позволил изгнанной вернуться — король позаботился о его неведении и велел самой Тауриэль молчать и не попадаться ему на глаза, чтобы не расстраивать принца.
— Ваше высочество, — Тауриэль скорее склонилась. Она искренне переживала за Леголаса, зная о его чувствах и понимая, что не сможет ответить взаимностью. Эльфы любят лишь однажды. Леголас не хотел утруждать ее своей невзаимной любовью, он лишь радовался ее прибытию.
— Когда Даэнис сказала о лучших лучниках Лихолесья, я сразу подумал о тебе, — улыбнулся он. — Теперь у меня нет сомнений в победе.
***
— Знаешь, как dh’oine говорят? — лениво спросил Иорвет, погладив Даэнис по щеке; кожа у нее стала другая на ощупь, более гладкая, она теперь словно выскальзывала из его рук, и он сильнее сжимал ее руки, навалился всем весом, отчего она даже всхлипнула от боли, но он не мог вести себя по-другому: она казалась чужой, и его не покидало ощущение, что она в любой момент может исчезнуть, выскользнуть, оттолкнуть его. Дан, запутавшаяся в собственном одеянии, связанная, пойманная им, теперь казалась ему трофеем, завоеванной победой, а не соратницей и другом, как раньше. — Если красть — так у дракона, если спать — так с королевой. Ты, конечно, не королева, но принцесса тоже сойдет.
— Что это ты крал у дракона, — Дан, так и не поняв его настроения, села на шкуре, на которую ее повалил Иорвет, одним движением сорвав шкуру со стены, и принялась торопливо приводить себя в порядок. Иорвет спутал ей волосы и демонстративно сорвал с нее корону, и Даэнис ничего не имела против, но ей еще командовать своим отрядом. Трандуил со свойственной ему обидной честностью сказал, что командир из нее получится в лучшем случае лет через тысячу, и велел в самом начале боя передать командование Тауриэль, а самой занять самую безопасную позицию и слушаться старших. Даэнис спросила короля, скажет ли он Тауриэль, и тот, переоценив свой авторитет, ответил, что он отдал приказ самой Даэнис, значит, он не сомневается в ее благоразумии. Дан кивнула покорно, вовсе не собираясь исполнять волю государя: она столько лет таскалась за Иорветом, который оставался лучшим командиром эльфов из когда-либо существовавших, он учил ее, объяснял, иногда прямо в постели, чтобы не терять времени, он всегда требовал, чтобы она — она одна — не слепо повиновалась, а понимала, зачем он принимает то или иное решение. Отличный шанс применить знания на практике, а победителей не судят — Трандуил ничего не скажет, когда она вернется в Лихолесье с победой. Даэнис видела орков лишь в видении, но считала, что они просто выглядят как уродливые люди и умирают также легко и быстро, как они.
— Нож, смотри, — Иорвет потянулся за своей лежащей на полу перевязью и вытащил инструктированный драгоценными камнями короткий кинжал. — Как мне сказал тот, кто в этом разбирается, это кинжал из Эребора, горы гномов, причем сделанный до захвата горы драконом, а потом он попал в Морию, еще одно гномье царство, где я его и украл. Но это было сокровищем дракона, так что все сходится.
Иорвет завязал штаны на поясе, замечая, что несмотря на пробежку по равнинам и сражения, не похудел нисколько, да и вообще по сравнению с прошлой жизнью приключения здесь — просто поездка на лечебные воды. Эльф надел рубашку и кожаный жилет сверху, потом натянул митриловую кольчугу.
— Такое чувство, что я голый, — недовольно сказал он, разводя руки в стороны. Кольчуга обрисовывала его тело так, словно была из ткани. — Она ничего не весит. Как ты ее носила, она тебе велика должна быть?
— Что поделать, зато легкая, — Дан пожала плечами и встала, любуясь им. — Я пойду к лучникам и… когда тебе крикнут «стреляй», стреляй сразу двумя стрелами, хорошо?
— Ненавижу прорицателей, — отозвался Иорвет, подошел к Даэнис сзади, снова расстегнул ей воротник и прижался губами к шее. Она сразу завела руку назад, потянула его за обрезанные волосы на затылке, и он неожиданно для самого себя удивился ее покорности, хотя она никогда прежде ему не отказывала. Он больше не воспринимал ее как свою leede, которую сам растил и воспитывал, да и что греха таить, в постель сам затащил, только ей двадцать стукнуло. Киаран, знавший о Феникс и том, что Иорвет старался не забывать однажды спасшую его отшельницу и помогал ей, поймал его, когда он шел в палатку, где она его ждала, и шепнул, что если Феникс восстанет из пепла погребального костра и спросит с него, что он посмел сделать с ее дочерью, то Иорвету будет нечего сказать в свое оправдание.
— Она ребенок! — Киаран впервые пошел против Иорвета и какого-то из его решений. — Ей двадцать! Ты ее разве для этого себе взял?!
— Лучше уж я, — Иорвет даже не разозлился, наоборот, ему даже понравилось, что Киаран волнуется. В случае незапланированной смерти, будет кому ее оставить. — После меня ее и под фисштехом никто не тронет. Или ты сам хотел?
Судя по взгляду Киарана, так и есть. Иорвет уже рот открыл, чтобы сказать что-то, но из палатки выглянула сама Дан, у которой руки тряслись от волнения и ожидания, и уставилась на Киарана и Иорвета, которого тот держал за перевязь, прижав спиной к дереву.
— Йорвет… — то, как она произнесла его имя, стало ответом для обоих эльфов, и Киаран одновременно резко опустил голову и разжал пальцы, а Иорвет, поглядев на него с сожалением, нырнул в темноту палатки. Даэнис обняла его за шею сразу, укладывая на себя прямо в одежде — насмотрелась в лагере; а что поделать, нет у них покоев с запирающимися дверями. Своего командира сейчас слышат часовые, знают, что он делает, все те, кто обходит лагерь — теперь Даэнис считается его собственностью, как лук и флейта, к которым любому запрещено прикасаться под страхом смерти. Иорвет, сняв с себя только кольчугу, лег на бок, разглядывая Дан в темноте. Отдать ее Киарану, скрепить их дружбу еще сильнее — он ведь воспитывал Дан как отец, и возьми ее Киаран, они бы стали почти родными… Даэнис провела языком по его губам, тронув по-особому пересекающий их рубец, и мысль отказаться от нее показалась Иорвету сумасшедшей. Ну нет, точно нет. Дан шептала чужие слова, как положено, что влюблена, любит, хочет, потом искренние — все ее желание слилось в одно его имя: Йорвет, Йорвет, Йорвет, ближе, еще ближе, она даже разделась полностью, чего Иорвет, да и никто из лагеря в то беспокойное время позволить себе не мог, но ей он позволил, отметив про себя, что если уж ей с ним так спокойно и безопасно, что она даже глаза закрывает, то он защитит ее всегда, умрет, но не позволит никакому Роше даже коснуться ее.