Враги сперва уставились куда-то за его спину… а потом… начали падать, как падают мертвые — безвольно и тяжело. Буцума прыгнул в сторону, стараясь удержать в поле зрения чужаков и увидеть, что их так скосило, успел заметить какую-то размытую фигуру, вроде бы — женскую…
И его накрыло беспамятство.
Сейчас, судя по окружающей его обстановке — он или у своих, или у каких-то добрых людей, подобравших беспамятного шиноби, вместо того, чтоб добить. Пленника на такой удобный футон не положат, да и дорогим восстанавливающим составом не станут поить — он узнал привкус во рту. Выяснить надо, куда он попал, и… документы!
Сенджу дернулся, пытаясь приподняться, и тут же замер — футляр лежал прямо перед его лицом. Невскрытый футляр. Биджу… кто ж это такой заботливый?
Ответ на этот вопрос он получил почти сразу. Дверная створка отъехала в сторону, и на пороге появилась молодая женщина… нет. Не женщина — куноичи, одетая, как служанка в благородном доме, и… Учиха. Пусть он по-прежнему был на грани крайнего истощения и не мог почувствовать чакру, но не узнать Учиху так же не мог. Эти глаза, эти черты… достаточно пары лет беспрерывных сражений, и ты из любой толпы и в любой одежде выхватываешь знакомые лица — те, что привык видеть сквозь завесу дыма и огня, над скрещенными клинками.
Так… ясно. Буцума соотнес Учиху и мельком увиденную в бою фигуру, и понял — восстанавливающим его поили скорее из опасения, чтоб он не сдох. Он не знает, какую технику применила куноичи, но чувствует ее силу, и возможно — ей и не надо. Он не встречал ее в бою, значит, возможно — она мастер иллюзий, допросчица. Что ж… печать разума скорее уничтожит его, чем позволит Учихе проникнуть в мысли — а пытки он выдержит. А документы бесполезны без шифра и того, что знает только гонец…
— Не стоит пугаться, — куноичи улыбнулась, и Сенджу заметил в черных глазах спокойный интерес. — Вы в доме госпожи Кикути — как я понимаю, именно к ней вы стремились с этим футляром. Футляр, как видите, не вскрыт — хозяйка вернется к вечеру, и думаю, к тому времени вы сможете привести себя в пристойный вид для вручения писем.
Сенджу ухмыльнулся. Детская подначка: встань, герой, и соверши все положенные телодвижения на сломанных костях, поддерживаемых чакрой. А потом ложись полутрупом на пару недель… и ведь придется. Если он и впрямь в доме Кикути-доно, неважно, что Учиха ведет свою игру…
— Сенджу-доно, я неплохой врач, — заметила Учиха. — И разбираюсь не только в женских болезнях. Будет вам восстанавливающий чай, массаж и все, что положено, но к вечеру вы должны встать. Дама и ее двор желают видеть героя — вы там что-то важное принесли, вас будут осыпать милостями, готовьтесь. Надо показать… силу. Иначе говоря… вас будут оценивать, и надо не продешевить.
— Я безмерно счастлив.
Учиха улыбнулась.
— Я рада.
========== Часть 14 ==========
Забавный он в своей упертой неприязни. Незыблем, как скала, как алтарь Будды — не промахнулись с именем. Самураи говорят — если бы такого человека перековать в меч, то выйдет меч, который никогда не сломается и не затупится. И взгляд тяжелый, сумрачный, видно, что хоть глядит он на женщину, видит все равно Учиху, и будь она в сто раз красивей, ничего другого не увидел бы.
По своему — хороший человек. Отважный и честный. И лицо у него… приятное, если подумать. Такое очень обычное, простое лицо. Начинаешь это ценить, пожив среди Учиха, где на любом лице словно лежит некая печать демонического очарования. По отдельности это не очень заметно, но когда на совет перед домом главы клана их собирается человек сто — сильных и опытных — появляется ощущение, что попал на праздник ёкаев, натянувших человеческие облики.
С усмешкой она наблюдала, как Сенджу пьет чай, удивленно глядит на чашку, потом на нее, чувствуя, как стремительно начинают восстанавливаться силы — да, ее личный рецепт эффективнее того, что знают в кланах. Далее — привычные действия для целителя, осторожно растереть мышцы, с чакрой и мазью собственного изготовления, не обращая внимания на то, что Сенджу отыскал у постели танто и запрятал под предплечьем — пусть его, развлекается, когда ее ладони лежат на его спине, над сердцем и на пояснице. Да даже если бы она его за пятку держала, это ничего не изменило бы.
А далее — страдания, физические для Сенджу — подняться на ноги на одном каркасе из чакры и воли, и моральные для нее — больной недолечен. Биджево самогендзюцу, «все доводи до конца!»
Но надо. Надо показать госпоже Кикути, что такое шиноби. Она, как и большинство людей, не связанных с кланами, слабо представляет себе их возможности. Но у дамы есть большой плюс — она знает, что такое сломанные кости, и она была не понаслышке знакома с боевыми искусствами, ибо происходила из самурайского сословия. Каково состояние Сенджу, она оценить смогла — и сейчас увидит, как он выйдет из покоя на своих ногах.
Госпожа заключит договор с кланом Сенджу — договор, который не даст им ослабнуть слишком сильно. Сенджу должны отдохнуть этим летом — ибо следующей зимой и будет нанесен последний, самый страшный удар…
Она шагала среди перегородок и занавесей, шелестя шелками одежд — шаги Сенджу за ее спиной были тяжелы, но уверены, он не спотыкался, не шатался на ходу. Правда, слишком здоровым тоже не выглядел — иззелена-бледное, истощенное лицо. И хорошо — всего должно быть в меру, силы тоже. Слишком большая сила начинает пугать…
А вот и покои госпожи. Ей дозволено входить, совершая поклон, но не вползать на коленях, как простым служанкам, а Сенджу — мало того, что мужчина, так еще и шиноби, а шиноби, как кошки — ходят, где хотят, если могут, конечно. Госпожа за легкой прозрачной занавесью, но на самом деле занавесь — иллюзия, скрывающая даму, но не мешающая ей разглядеть тех, кто к ней приходит. И сейчас госпожа Кикути с оценивающим интересом присматривается к главе клана Сенджу.
Словесные кружева легко и привычно слетают с языка. Поприветствовать, представить… хвала Ками, они не во дворце Дайме, при всем народе, ритуал усеченный, но и так растянут — если б не самогендзюцу, это бы начало раздражать.
Ритуал… течение беседы уже не требует ее активного участия — Сенджу достаточно учен и умен, чтобы показать себя с достойной стороны.
Она прислушивается, незаметно придвигаясь ближе, протягивает руку — пальцы мерцают зеленым. Предложение целительной чакры… Сенджу косится настороженно, но принимает помощь, сжимая ее ладонь. Эдак с намеком: только попробуй что натворить — руку сломаю…
Она улыбается. И госпожа это видит…
Понятно, что подумает дама, учитывая рассказ о ее печальной любви. Что Сенджу Буцума — и есть ее загадочный возлюбленный… да, театральное представление, разворачивающееся прямо на глазах, должно порадовать госпожу. Впрочем, главным зрителем будет не она…
Еще не время.
***
— Мокутон? Такое скучное название…
— Нормальное название, — Тобирама внимательно рассматривал несколько маленьких зеленых росточков, пробившихся из треснувшего камня. — Биджу побери… что там могло прорасти? Этот камень был цельный!
Хаширама мог только пожать плечами.
Его новый талант, в этом пустынном мире развивавшийся с удивительной скоростью, был действительно странным. Хаширама не знал никого в клане, у кого была бы похожая способность, и Тобирама, более подробно изучавший историю Сенджу, не припоминал в свитках ничего, где упоминалось бы о власти над растениями…
— Похоже на вьюнок, — Мадара потыкал пальцем зеленые завитки. — Интересно, может ли оно зацвести.
— Это же чакра!
— Но это определенно живое растение. Пахнет, как растение, пускает сок… может, его и есть можно. Или оно ядовитое? — Тобирама задумчиво припомнил признаки ядовитых трав.
— Э, ты не вздумай действительно его есть! Я за тебя отвечаю! — напомнил Мадара. — Хотя, конечно, было бы неплохо… в смысле, если бы они оказались съедобными.
— Ну, это же чакра… — Тобирама огляделся. В ущелье, по дну которого когда-то бежала река, было прохладнее — сухой жар остался выше, там, куда падали раскаленные солнечные лучи. Здесь брат и тренировался — тренировал свой новый талант, заращивая камни этими странными лозами. Учих и брата он позвал, когда сумел вырастить растения, не рассыпающиеся в прах спустя минуту после того, как он переставал подавать в них чакру. И даже сумел сделать нечто вроде веревочной дороги к другой стороне ущелья — сейчас ее пробовал на прочность Изуна, зацепившись ногами и раскачиваясь на толстой лозе.
— Ну и как ты это сделал? Смешивал стихии? — предположил Тобирама, растирая в пальцах зеленый росток.
— Н-не уверен… я сначала просто медитировал, для контроля. А потом почувствовал, как у меня внутри будто что-то шевелится — как будто ногу отсидел. Я и попробовал этим шевельнуть, и у меня в руках трава выросла. Правда, распалась почти сразу, и… я тренировался, чтоб сделать еще.
— Странная штука. Ты уверен, что она не опасная?
— Откуда ж мне знать? — Хаширама развел руками. — Это вы два умника, а я этот… практик!
— Ты, вообще-то, будущий глава клана, — напомнил Мадара. — Так и будешь всю жизнь бегать, как генин?
— Если папаша от меня не отречется после этой истории… — старший Сенджу пожал плечами. — Впрочем, тогда я со спокойным сердцем пойду в ученики к какому-нибудь лекарю, или крестьянином стану — Основатель Ашура не гнушался на поле работать! Простите, конечно… но как подумаю, что вот мы вернемся, а ничего не изменилось, и опять война… хочется просто взять и уйти куда-нибудь в горы! Стать монахом и жить подаянием, — он вздохнул и опустил голову, положив ладонь на камень, который почти сразу же треснул и пророс тонкой лианой с мелкими темными листочками.
— Хм. Так, значит, ты не можешь точно объяснить, что делаешь для появления растений.
— Думаю, что примерно — могу. Это чакра, — Хаширама повертел пальцами. — Только какая-то странная чакра. Вроде моя… а вроде бы нет.
— Так или иначе, надо рыться в свитках, — подытожил Мадара. — И ты, вот что… с этой чакрой поосторожнее будь. А то еще сделаешь что-то не то, и сам цветами покроешься. Или плесенью какой-нибудь…
— Точно! — Тобирама полностью поддерживал старшего Учиху. Брат у него остался один, и не хотелось, чтобы тот погиб от собственной глупости.
— Э-эй! — донесся до них радостный вопль Изуны. — Хватит лапшу на палочки наматывать! Идем играть!
========== Часть 15 ==========
— А почему бы и нет? — вопросил старейшина Джиро. — Сильная куноичи, умелая целительница, красивая женщина, неплохо готовит, умеет вести хозяйство, и, насколько нам известно, любит вас, глава. Что вам не нравится?
— Она Учиха.
— Так это не дурная болезнь. Поженитесь — и станет Сенджу…
Буцума скрежетнул зубами и уткнулся лбом в кулаки. Аргументов для отказа у него не было — особенно, если учесть события прошлого года. Шиноби Земли показали разницу между привычной, почти ритуальной враждой, и войной на уничтожение… и Сенджу, и их соседи — не только Учиха, кстати — пострадали от их действий одинаково. Ведь сами-то кланы Земли проживали не здесь, и следовательно, на чужой земле могли развернуться во всю мощь, не опасаясь за свое снабжение. В таких условиях говорить о невозможности примирения с Учихами было глупо.
А уж теперь, когда благодаря Учихе оказался заключен жизненно важный для клана договор, вспоминать о вражде стало просто неприлично. И вот уже потянулись к солнцу будущего первые ростки — пока не союза, но мира. Старейшины обоих кланов слали друг другу письма, шиноби, встречаясь на узкой тропе, обменивались не техниками и кунаями, а почти дружелюбными кивками, и даже иногда — сведениями. Глава клана Сенджу бранился, но под натиском своих старейшин и грядущих выгод смирялся, а сестра главы Учиха ждала, по-прежнему прислуживая госпоже, рассказывая ей сплетни и новости, и порой пела печальные песни о любви.
История шла своим путем, текла, как ручей по руслу, и немногие догадывались, что ее течение ограничено, как вода в бамбуковых желобках. Садовник умело выгнул их для полива, провел к искусственному водопаду, поставил цукубаи… но кто он, этот садовник? Иные полагали, что историю вершат владыки земель и полководцы, иные — что миром правят разум и хитрость министров и придворных дам, некоторые усматривали во всем игры могущественных кланов… и конечно же, многие верили, что все вершится по воле Неба.
Кто знает, где истина? История — подобно ручью, составленному из многих тысяч капель, сплетается из многих тысяч воль. И порой находится тот, кто перенаправит ручей в нужную ему сторону… но его ли это воля, или он сам — орудие в чужих руках?
Дети, играющие среди выжженных солнцем скал, не задумывались об этом.
— А было бы здорово, если бы помирились не только наши кланы, а вообще все-все! — Хаширама развел руками, словно стремясь охватить всю эту предполагаемую толпу. — И все бы жили в одной деревне…
— Такая деревня полстраны займет, — невнятно из-за разбитой губы проговорил Мадара. — Невозможно.
— Но все равно было бы здорово… представьте, сколько разных кланов, сколько у них способностей… вот если, например, в одной команде на миссии есть Сенджу, Учиха и Хьюга…
— То второй и третий немедленно переругаются из-за того, кто более достоин зваться благородным, а Сенджу сядет под деревом и станет медитировать на падающий лист. Ты бы еще этих собаколюбов Инудзука предложил…
— А почему нет? — Хаширама обиделся за свою идею. — У Инудзука знаете, какой нюх? Если что-то найти, то лучше них никого нет!
— А знаешь, сколько есть средств, отбивающих запах? Не говоря уже о том, что многие опытные и сильные шиноби сами по себе не пахнут — чакра влияет.
— Опытные и сильные не под каждым кустом встречаются.
— Все равно глупая идея. Мы и свои два клана не знаем, как помирить… — уже произнося это, Мадара понял — зря. Не было лучшего средства подстегнуть Хашираму, чем сказать, что его очередная выдумка глупа и безнадежна. О, Ками!
— Ты же помнишь, что мы решили: силой в союз никого не тащить?
— Конечно! Но ты подумай: если в деревне живет много кланов с разными способностями, они могут выполнять все заказы! На защиту, на атаку, на лечение, поиск пропавшего, на шпионаж, на кражу… если один клан силен в чем-то одном, то в другом он часто слаб — а если в команде будут шиноби с разными способностями…
— Как ты сделаешь так, чтобы те, кто столетия был врагами, не перерезали друг друга? — раздельно спросил Мадара, и Хаширама сник.
— Ну… надо сделать так, чтоб все видели: дружить лучше.
— Выгоднее, — тяжело вздохнув, поправил Учиха. — И даже если чудо случится, все кланы все равно не помирятся. Кто-то упрется, кто-то просто слишком далеко живет, чтоб переселиться в твою деревню, а кто-то может захотеть сделать свою, а не присоединяться к нам…
— Дорога в тысячу ри начинается с первого шага! — выкрикнул Сенджу и вскинул кулак. — А первый шаг мы уже сделали! Скажи, когда мы отсюда выберемся, и если наши кланы будут по-прежнему воевать, мы ведь не станем враждовать друг с другом? И постараемся примирить наших родных…
— Постараемся, — подтвердил Учиха. У него, если говорить прямо, голова была занята совсем другими мыслями — не о грядущей мечте, только что развившейся до совершенно невероятного состояния, примирения всех со всеми, а о том, что происходит прямо сейчас.
Он нашел тропу из пустыни. Отыскал особенным чутьем. Он мог вывести их назад, мог сам выйти на разведку… но что-то удерживало. Что-то, как прочная нить, привязало к раскаленным скалам, к пещерному мраку, к размеренному и спокойному темпу тренировок, к множеству интересных свитков, которые он разбирал с Тобирамой, к еде каждый день — продуктовые склады были огромны, и могли бы кормить их всю жизнь…
И так не хотелось назад — в бойню, в кровь, ненависть и страх…