Но я знала одно - я не могла вернуться в свой собственный родной дом не только потому, что он до основания разрушен, там хозяйничают захватчики и мне не на кого там опереться. Дядя раз за разом повторял, что Лакиту нужен новый лорд, сильный и влиятельный, способный собрать новую армию и разбить ренейдов. В самом Лаките искать его бесполезно, а у него, лорда Эмиса Ноа, есть кое-какие связи при дворе короля Маэдрина Катуара... Конечно, к выбору лорда нужно подходить очень осторожно, ведь и Катуар не прочь погреть руки на костре горящей страны и наверняка потребует что-либо взамен. Но другим способом спасти Лакит от ренейдов не удастся. Я верила, что так и вправду будет лучше, что дяде небезразлична судьба Лакита, что он искренне печется о его благополучии, что он на моей стороне. Поэтому я знала, что какой бы выбор он ни сделал, мне придется смириться с ним, ибо это - во благо моего отечества.
Теперь я только так и жила: вспоминала былое, уныло ждала неизвестно чего и заставляла себя смириться с поражением, хоть это и было противно моему естеству.
- ...хотя бы за то, что умерев, Вы лишите себя последнего шанса изменить ее.
Я вздрогнула. Мысли, привычные тоскливые мысли так закружили меня, что я забыла о полулежавшем передо мной лорде Лионе. Его слова не сразу дошли до моего сознания, но когда дошли... Я невесело усмехнулась.
- Рана хорошо заживает, лорд Лион. Не приходите завтра.
Мужчина поджал красивые, четко очерченные крупные губы, неторопливо встал, по-прежнему задумчиво глядя на меня, оправил одежду, привычно кивнул Палладу и ушел.
В лечебных палатах сразу опустело. Служанки, пчелами вившиеся у входа и негромко хихикавшие друг с другом, незаметно разбежались по своим делам, а я вышла во дворик. Было холодно и сыро, каменные плиты у фонтана потемнели от мелкого моросящего дождя, даже мозаичные панно позади серых колонн галереи выглядели унылыми и бесцветными. Зима закончилась, снег большей частью совсем сошел, но весна никак не наступала. Было хмуро, ветренно, безрадостно. Совсем как в моей душе.
Тоска.
Зябко кутаясь в теплый меховой плащ, я бродила по пустой галерее летней птицей, забывшей улететь в теплые края.
Вечером я нечасто спускалась в общий замковый зал, а если и приходила, то ненадолго. Чужого веселья я не разделяла, трюки жонглеров меня не развлекали, песни менестрелей вызывали только тоску. Мне нечего было делать среди радующихся жизни людей. Но в этот вечер дядя давал прием по случаю приезда двух своих соседей - лордов Марведа и Пернея, а также некоего лорда Кетраза, проездом остановившегося в Харвизе по пути на север, к границе оккупированных Ла-Ренейдой земель с какой-то тайной миссией. Ему нужна была я. Но переговоры от моего имени вел дядя.
За длинным верхним столом, предназначенным для хозяев замка и их гостей, я сидела между лордом Кетразом и своим кузеном Дуном, тринадцатилетним сыном Эмиса Ноа. Уже одно то, какое внимание оказывал мне немолодой лорд с холодными безразличными глазами, заставляло болезненно сжиматься сердце. Зачем он здесь? О чем они договорились за час до застолья? Какую сделку заключили? Почему дядя, победно улыбаясь, просил меня зайти после пира в кабинет? Вряд ли для того, чтобы спросить моего мнения. Если речь действительно шла о том, о чем я подозревала, то решение скорее всего уже принято, за моей спиной, без моего участия и влияния. Да и что я могу сделать? Найдя мне подходящего мужа, дядя найдет тысячу доводов убедить меня в том, что это наилучший, наивыгоднейший для меня вариант. Чтобы настаивать на своем, я должна была иметь собственные силы, собственное мнение или собственную армию. Ничего этого у меня не было.
Пир превратился в пытку. Кусок застревал в горле, еда становилась безвкусной и постной. Единственное, чем я скрашивала пребывание за столом, было вино. Я пила маленькими глоточками, понемногу, и все равно выпила больше, чем когда-либо. Но вино не пьянило. Страх, угнездившийся где-то в животе и противно ноющий, не отпускал. Я боялась взглянуть на соседа по столу, чтобы не увидеть в его глазах ответ на свой незаданный вопрос.
Время от времени наклоняя голову вперед, чтобы ответить на вопросы дяди, сидевшего справа от Кетраза, я ловила взгляд лорда Лиона. Он сидел на правом конце стола с моей кузиной Фризией по его левую руку и даже отсюда мне было слышно, как они шутят и смеются. Иногда молодой лорд наклонялся вперед и тогда наши взгляды встречались. Он смотрел на меня долго, неотрывно, прерывая разговор, пока Фризия не заглядывала, на что это он так смотрит, но я испуганно отшатывалась, опуская взор в тарелку. Я не хотела, чтобы кто-то догадался, что я сейчас чувствую. Я не хотела, чтобы кто-то поколебал мою решимость поступить против собственной воли, но по воле дяди, единственного родственного мне человека. Желающего мне добра, уговаривала я себя, желающего добра Лакиту...
Вино оказалось не таким уж и безобидным. Встав из-за стола, я с трудом удержала равновесие, и дальше камина уйти не смогла. Сделав вид, что любуюсь игрой огня, я оперлась на каминную решетку, пережидая сильный приступ головокружения и невидяще глядя перед собой.
Эти стены никогда не нагреваются, неожиданно подумалось мне. Камень веками впитывал окружающий его холод и теперь неохотно отдавал его, уступая живительному теплу лишь здесь, рядом с гудящей стеной пламени. Но там, дальше, холод затаился в каменных прожилках и впивался в каждое живое существо промозгло-туманными щупальцами невиданного зверя, вытягивая остатки тепла из человеческих тел и душ. Холод нельзя было скрыть длинными полосами гобеленов, старых и порядком потертых, несмотря на попытки их подлатать; холод гнездился под сводами высокого потолка, доступного всем горным ветрам из-за узких окон, никогда и ничем не закрываемых; холод стелился по истертым тысячами подошв каменным плитам пола, на который хозяйская рука ни разу не бросила кусочка шкуры и тем паче ковра... Холод нельзя было спрятать за фальшивыми улыбками и показным радушием, от него остывало сердце и леденел взгляд, и только металл под моими пальцами был горяч, да пылающие в камине бревна обдавали жаром...
- Прирученный огонь кроток и покорен только с виду. Вы похожи на него, - сказали сзади. Негромкий голос посреди шума и гама, витающего над разговорами, окриками, смехом и пением четырех десятков человек.
Я не обернулась, подавив вздох отчаяния - меньше всего мне сейчас хотелось вести светские беседы.
- Почему же? - сдержанно-холодно спросила я. Голова кружилась.
- Вы, как огонь, покорны лишь до времени. Внутри Вас бушует пламя, которое Вы всячески стараетесь скрыть.
Я резко развернулась, едва не отпустив каминную решетку и не потеряв равновесие. Но стремительность движения никак не отразилась на моем спокойном и даже безучастном голосе.
- Нет никакого пламени, лорд Лион. Есть одни головешки. А если пламя вдруг найдет себе пищу, его нужно залить водой.
- Почему Вы так покорны? - внезапно возмутился Лион, делая шаг вперед и подходя непростительно близко. Красивый, сильный, чувственный... Хотела бы я ему довериться? Мог бы он стать моим защитником? Разве что в глупых мечтах. А мне сегодня не до них.
Я спиной вжалась в металл решетки. Только скандала на виду у всех не хватало для полного счастья.
- Что Вы здесь делаете, лорд Лион? Что ищете, от кого бежите? Почему Вы, господин южного Скарда, ранены так далеко на севере? Разве это те земли, которые он обязан защищать как лорд-наследник? Куда Вы направлялись, на север?
От такой резкой перемены темы и моего неожиданного напора Лион растерялся. Его лицо выразило всю гамму недоумения, потом он тряхнул головой и виновато улыбнулся.
- Мы ехали...
- Нет, Лион, - на плечо лорда легла крепкая узкая ладонь с неожиданно изящными тонкими пальцами. Рука красивая, сильная, привыкшая к оружию. Мой взгляд скользнул по запястью с широким браслетом, по застежке туники, твердому подбородку, плотно сжатым тонким губам, но глаза... от смотревших на меня глаз несло пронзительным холодом и сталью. Я непроизвольно отшатнулась, а глаза немного потеплели - мужчину явно позабавила моя реакция.
- Приношу свои извинения, леди Оливия, но нам пора идти, - вежливо и безразлично сказал Паллад, разворачивая Лиона к себе и уводя.
Он вовсе не слуга, с гневом подумала я, глядя им вслед. И вообще, явно не тот, за кого себя выдает. Неожиданно мне захотелось возмутиться. Захотелось встрепенуться, захотелось сбросить с себя апатию, устроить скандал, что ли? Захотелось, чтобы тот странный человек... перестал так равнодушно на меня смотреть.
- Оливия, присаживайся, - дядя широким жестом указал на широкое низкое кресло с небрежно брошенной поверх медвежьей шкурой.
Я села на краешек, пытаясь не соскользнуть по ворсу внутрь этой огромной берлоги и не утонуть в ее уюте. Мое состояние трудно было назвать спокойным и умиротворенным, но держать себя в руках я пока не разучилась.
Дядя задумчиво-сосредоточенно смотрел, как робко и осторожно я усаживаюсь. Это был крупный мужчина, еще не старый, но уже седеющий, с жесткими холодными глазами человека, всю жизнь вынужденного бороться. Неудачи и разочарования отпечатались на его лице глубокими бороздами, складки у рта свидетельствовали о том, что он часто улыбается, но редко смеется. Даже сейчас его губы изогнулись в легкой улыбке, но весельем тут и не пахло. Руки дяди беспокойно теребили серебрянный медальон на груди, однако расслабленная поза говорила о том, что если он и сомневается в успехе предстоящего разговора, то незначительно.
В другом конце кабинета неожиданно я заметила леди Мерану, жену дяди. Она сидела в полутьме, в жестком кресле с высокой спинкой, выпрямившись и положив красивые руки на подлокотники. В свете немногих свечей белоснежная кожа ее миловидного лица обрела теплый, ласкающий оттенок, а волосы, уложенные под сетку с драгоценными камнями, заблестели ярким золотом. Только глаза остались ледяными голубыми озерами. Как всегда. Мерана была на редкость красивой женщиной, но ее сердце было холодным и пустым, и я всегда старалась держаться от нее подальше.
- Ты хорошая и послушная девушка, Оливия, надеюсь, то, что мы тебе сейчас скажем, ты воспримешь с пониманием, - начал дядя, внимательно наблюдая за мной.
- Да, дядя, - послушно кивнула я, складывая руки на коленях.
- Ла-Ренейда захватила Сопренту и Каваз, от силы через две-три недели она дойдет до Бутты. Потом останется лишь пересечь Сулем - и Ла-Ренейда будет здесь, под Харвизой. Если ее, конечно, никто не остановит. На днях мне донесли, что король Эльяс вывесил голову Козара Нор-Леры на воротах Шела. Сожалею. Сообщили также, что недавно остатки войск твоего отца были разбиты где-то в Донее, так что силы внутри Лакита теперь искать бесполезно...
Сопрента... Как я любила это чудное место! Я помню каждый свой приезд в Сопренту, ибо такое трудно забыть. Волшебство начиналось уже тогда, когда мы пробирались вдоль шумного ручья узкой опасной дорогой по ущелью, грозящему обвалами. И единственным моим чувством была смесь ощущения непременной опасности и превкушения радости. Сначала слышался грохот, тысячекратно повторяющийся среди скал - то падала вода, срываясь вниз и дробясь на множество искрящихся радуг. Мы шли на зов, шли за водой, и скалы расступались, открывая чудо - маленькую зеленую долину с озером на дне, лентами рек и дорог, прилепившимся к скалам городком. Я помню это ощущение - полета, невесомости, сказки у края расстилающейся внизу круглой чаши с уходящими ввысь горами.
Я любила водопады Сопренты, любила тихую гладь глубокого круглого озера с величавым названием Коронованное, любила мчаться по лесам, пугая легких серн, любила узкие улицы города, где люди приветливы и трудолюбивы, любила древнюю тишь стен замка, врезанного в скалы, плоть от плоти здешних камней... Любила. Маленькая зеленая долина в окружении высоких скал, Сопрента всегда казалась мне изысканным изумрудом в короне гор... Но Ла-Ренейда? Что осталось от Сопренты, изуродованной ренейдами? Изумруд выковыряли и бросили в груду драгоценных камней, которыми не любуются, а лишь обозначают свою власть?
Я была так потрясена, что смысл второй части сказанного дядей дошел до меня не сразу. Сил внутри Лакита больше не осталось, - равнодушно произнес он. Больше не осталось? Да разве они вообще были? Разве не дядя сказал мне еще полгода назад, что войска наголову разбиты, да так, что их жалкие остатки не опасны даже приграничному патрулю? Все это время я считала, что Лакит пал, пал до последнего человека, покорился, перестал быть самим собой. Немногие перебежчики с той, оккупированной стороны, доносили, что нет надежды, есть только жестокая Ла-Ренейда, медом и плетью покорившая страну. Никто теперь не надеется на Надорров, как внутри Лакита издревле назывались ее исконные короли, никому больше не нужно их покровительство, каждый теперь сам по себе, каждый сам теперь решает, должен ли приносить клятву верности проклятому ренейдскому королю Эльясу... И вдруг оказывается, что "на днях войска разбиты"? Значит, они были, эти войска, а не жалкие остатки? А может, они и сейчас не разбиты? И Козар Нор-Лера... Старый вояка, Верховный военный магистр Лакита, неужели он не погиб при осаде Шела, как мне сказали, неужели он все это время сражался и пал в бою совсем недавно?
А где была я?
Я видела лишь тех из перебежчиков, кого допускал ко мне дядя, но ни одного из них я не знала лично и принимала их слова на веру, все более и более приходя в отчаяние. Но где те, кто привел меня сюда? Где потоки беженцев, о которых мне говорили? Почему я раньше не задумывалась об этом?
Почему я здесь? Создатель, что со мной произошло? Отчего я так поглупела? Почему поверила, не удосужившись проверить? Тому ли учил меня отец?
Внезапно гора самообмана, которым я себя тешила в последние месяцы, рухнула, как башня, построенная из песка.
Лакит не уничтожен. Он борется, он пытается выжить. Но единственный человек, по праву крови и наследства обязанный быть там и бороться вместе с ним, позорно бежал. Сдался. Опустил руки. Отвернулся, чтобы не видеть унижения и не вымараться в сочувствии. Как я могу зваться дочерью легендарных Каскоров, Надоррой Лакита, если предала его, даже не попытавшись сделать хоть что-нибудь?
Первым моим порывом было вскочить и бежать.
Дядя недоуменно встрепенулся.
- Я понимаю твое волнение, Оливия, - беспокойно сказал он, наклоняясь вперед и пристально всматриваясь в меня, - Но этому уже не помочь. Мы должны найти силы извне. Ты можешь найти эти силы и спасти Лакит.
Я застыла, в этот короткий, емкий миг заново осмысливая собственную жизнь и делая вовсе не утешительные выводы. Глупая, наивная простушка, как я могла так долго заблуждаться? Как я могла верить? Почему? Ах, дядюшка, дядюшка! Разве не этими твоими стараниями я себя убаюкала до беспамятства? Разве не ты все это время лелеял во мне уничижение и чувство собственной незначительности, покорности и безысходности?
Впрочем, вряд ли он виновен в этом больше, чем я сама. Хвала богам, я прозрела, надеюсь только, что не слишком поздно.
- Что я должна делать, дядя? - ровно спросила я. Пожалуй, выслушаю его до конца. Ведь не зря же он меня пригласил, да еще леди Мераной прикрывается?
- Что ты знаешь о Ланардии, Оливия?
- Э-э..., - признаться, я порядком растерялась. Такая резкая перемена темы заставила меня лихорадочно прикидывать, какое отношение может иметь далекая южная Ланардия к войне в северном Лаките. И ответ никак не находился. Потому что никакого отношения и не было. Но Эмиса шутником не назовешь, просто ради развлечения он подобные вопросы задавать не станет.
Мои раздумья дядя оценил по-своему и лишь спустя какое-то время я поняла, что мое глупейшее "э-э" оказало мне неоценимую услугу.
- Ничего не знаешь? Ну, это не страшно, - Эмис умиленно улыбнулся, сложил руки на груди и вкрадчиво-масляно продолжил:
- Лорд Кетраз привез тебе предложение руки и сердца лорда Арджея Крусила, владельца Ланардии. Ты его не знаешь, Оливия, но это очень богатый и могущественный лорд, а Ланардия - тот союз, что поможет Лакиту выжить. К тому же сам Арджей довольно молод и хорош собой, он составит тебе прекрасную партию... В чем дело?