— Будешь заниматься чертежом? — спросил Харон, выразительно глядя на прорехи в потолке, сквозь которые сыпался мелкий чистый снежок.
— Ну… без фанатизма, — Эмили вздохнула. — Так, план набросаю. Раз уж мы здесь.
По проржавевшему траволатору она поднялась на второй этаж — гуль отправился проверять подсобки. А что проверять-то? Нет, было бы, конечно, здорово, если бы в барахле рейдеров нашлось что-нибудь ценное…
— Чудно, мисс Данфорд, — процедила она сквозь зубы. — Мыслите как обитатель Пустоши. Так держать.
Нет, в самом деле, — а откуда «чему-нибудь ценному» взяться в этом логове? Об этом могли бы рассказать разве что те мертвецы, на которых они с Хароном наткнулись поутру. Все вещи, которыми можно было бы поживиться, уже были оплачены чужой кровью. Или смародёрить у мародёров — не такой уж и грех? Нет, ну, а что. Пробраться сквозь кровавое месиво и обломки мебели к сейфу с хабаром, сгрести в карман пригоршню дешёвых портсигаров, часов и украшений, не думая о том, из чьих ушей были вырваны вот эти вот серёжки и кто близоруко шарил по земле, пытаясь нащупать отлетевшие в сторону от удара очки в мельхиоровой оправе. Продать всё это — так же, горстью, не торгуясь, — первому попавшемуся торговцу, купить гранат и патронов, а потом заказать в трюме Ривет-Сити дешёвой водки, нажраться в сопли, наутро проблеваться и потащиться на Пустошь навстречу холоду, голоду и гиблой тоске, найти ещё один лагерь рейдеров, — и всё по новой. Смыть, при необходимости повторить, как пишут на пачках «Абраксо».
Да пошло оно всё.
Эмили перешагнула через обезглавленный манекен, изрезанный ножом. Второй этаж был не лучше первого, вот сюрприз-то. Крохотное кафе, галантерейные магазинчики — всё разгромлено, разворовано, опоганено, на плакатах с красотками в летних платьях — тёмные потёки грязи, а может, и крови… Взорвать бы это всё, да и дело с концом, устало подумала Эмили, бредя через атриум. Чище будет. Если хоть что-то вообще способно сделать этот мир чище.
Что-то — шорох за стенкой? Запах? — заставило её замедлить шаг и достать «Магнум» из кобуры. Взвести курок, поморщиться от того, как грубо этот звук расколол промёрзшую тишину. Подкрасться вдоль стенки к двери подсобки, резко распахнуть её ударом ноги — и отпрянуть в сторону.
В нос ей ударила едкая вонь испражнений и гниющей плоти. Эмили прищурилась, всматриваясь в кучу тряпья, наваленную посреди комнаты. Ещё один труп? Да сколько можно-то, господи!
— Да ты не ссы, заходи, — куча пошевелилась, и парень — совсем молодой, ровесник Эмили, наверное, — приподнялся на локте ей навстречу, выбравшись из-под вороха одеял. — Оружия у меня нет, ног — нет. Шансов, по ходу, тоже. Ребятам хана, так же? Я видел, как вы с тем мертвяком через парковку шли. Орал этим недоумкам там, внизу, чтобы они сваливали — так кто меня когда слушал?
— Ты рейдер?
— Нет, что вы, мэм. Эти добрые самаритяне из милости меня приютили, — парень облизнул искусанные до крови губы. — Такие милые ребята, и за что вы их только убили? Сердца у вас нет.
— Хорош трепаться, — оборвала его Эмили.
— Раз такая умная, зачем спрашиваешь? — он закрыл глаза. — Или тебе надо, типа, исповедь заблудшей души принять? Бери пример со своего гуля, Альфы и Омеги бедствий моих. Он хоть сразу убивает, а не топчется на пороге по полчаса.
— Ты знаешь Харона?
— О да, — парень ощерился. — Знаю, ещё как. Папаша задолжал какому-то мертвяку из Подземелья пару сотен. Идиот старый, земля ему стекловатой. Ну и, как водится, через пару недель просрочки за ним пришёл твой дружок. Меня-то он пожалел, только руки переломал, когда я на него с ножом кинулся. Ну, что — лучше бы сразу грохнул. Не пришлось бы в Парадиз-Фоллз ублажать старикашек. Чего рожу-то кривишь? Типа, я тут самый великий грешник? А хрен там, я уже за всё сполна расплатился.
— С чего ты взял?
— Ну, ты же здесь, — просто ответил он. — Да стреляй уже, что ты мнёшься. Вы с Хароном в команде работаете. Он начал — ты закончишь.
Эмили отвернулась. Перехватила револьвер левой рукой.
— Что, сука, уйдёшь? — визгливо заорал парень. — Вот так и уйдёшь? И оставишь меня здесь подыхать? Да будь ты проклята, будьте вы оба —
Пуля прошила тощую грудь рейдера. Тот дёрнулся и медленно-медленно осел на матрас.
— Будем, — прошептала Эмили, склонившись над мертвецом и глядя в неподвижные глаза. Не было в них ничего, в этих глазах. Ни ответов на вопросы, ни гнева, ни испуга. Только её отражение.
В разбитое окно влетали снежинки. Потерянно кружась, таяли в воздухе, не долетая до пола.
— Харон, ты его помнишь? — спросила Эмили, не оборачиваясь. И так знала, что он здесь.
— Да, — отозвался гуль.
— Ты всех помнишь, да?
— Нет. Но этого — помню.
— И его отца?
— А как по-твоему, что я делал для Азрухала? — тихо и зло спросил гуль. — Ты знаешь, что я такое. А если не знаешь — что ж. Если тебе вздумается рыться в моём прошлом, ты и не такое найдёшь.
— Харон.
— Мне, видимо, надо что-то сказать? — горько усмехнулся он. — «Это неправда»? Или «Мне так жаль»?
— А мне надо ответить что-то вроде: «Ах, как ты мог?» Или: «Это чудовищно»… — Эмили обхватила плечи руками. — Может, мы просто пропустим эту фазу диалога?
— А что, можно?
— Надеюсь, да. Нет, Харон, а что ты хочешь от меня услышать? Проповедь о прекрасном и добром? От меня, серьёзно? — она прикрыла глаза. — Ну, скажем так: прекрасно, что ты отправил Азрухала на тот свет. После всего, что он заставлял тебя делать, ты отнёсся к нему очень по-доброму. Я хотела бы убить и остальных — тех, кто составлял твой контракт, — но подозреваю, что они уже мертвы. Если вдруг всё-таки нет — скажи мне, и мы это исправим. А вообще, ты мне не должен ничего объяснять. Никогда. Особенно сейчас. Видимо, гореть нам с тобой в аду на соседних сковородках — но меня компания устраивает… Ну, вот и поговорили.
— Нет там никаких сковородок, — Харон тяжело вздохнул.
— А что есть?
— Та самая пропущенная фаза, полагаю. Вообще весь этот разговор с тобой, — он помолчал. — Ещё, наверное, тот день в Ривет-Сити, когда одна юная особа решила, что месть — это дело личное, а я, как на грех, задержался с опровержением.
— То есть в твоём аду довольно-таки много меня.
— Похоже на то, — признал Харон. — А давай пропустим ещё одну фазу? Ту, в которой я говорю, что наш диалог приобретает неловкий характер, а ты вспоминаешь о степени готовности своего чертежа и длительности светового дня.
— По рукам, — кивнула Эмили, не в силах отвести взгляд от снежинок, пляшущих в бледном луче зимнего солнца.
========== 6 ==========
Раньше Эмили не верила в проклятия. Но дать рациональное объяснение тому кошмару, в который превратилась её жизнь за последние несколько дней, было просто невозможно. Всё, что могло пойти не так, шло не так, причём с максимально паршивыми последствиями.
Во время очередного марш-броска через метро один из тубусов с чертежами упал в застоявшуюся жижу из воды, мазута и грязи. Просто ни с того ни с сего лопнул ремень крепления. От удара о рельсы герметичный корпус тубуса треснул, и чертежи, и без того, мать их, неидеальные, превратились в папье-маше.
Консервы, которые Эмили тащила с собой аж от самого Ривет-Сити и на которые так надеялась, оказались безнадёжной тухлятиной. А караванщики, как на грех, обходили район экспедиции стороной. Мысль о сочном, прожаренном стейке из собачатины с каждым днём казалась всё менее безумной, вот только ни одна собака не была настолько тупа, чтобы рыскать по улицам в пять градусов по Фаренгейту.
За последние шесть дней из более-менее перспективных объектов удалось найти только фабрику по производству игрушек — с вышедшим из строя и дико фонящим генератором, просевшей крышей и оравой диких гулей на нижних этажах. Эмили прекрасно понимала, что платить за такую находку станут только из дружеских чувств, — но остальные-то были и того хуже! От юридического колледжа остались только руины; на месте, где должно было располагаться пожарное депо, и руин не осталось. А вот дома военного городка выглядели довольно крепкими — жаль только, что их стены едва ли не светились от радиации…
Ох, ну и конечно, простуда. Сухой, лающий кашель прицепился к Эмили ещё с начала января, и с каждым днём становился всё назойливее и мучительнее. Он мешал спать по ночам, раздирал изнутри горло, отдавался болью в груди. По ночам Харон, вопреки обыкновению, стал разводить огонь, чтобы Эмили могла согреться — но это не помогало, хотя она подтаскивала спальный мешок почти вплотную к костру. Наверное, чтобы прогнать ломоту из костей, и залезть в пламя было бы недостаточно.
В общем, если бы Высшие Силы хотели сообщить Эмили, что она свернула куда-то не туда и занимается чем-то не тем… что ж, более ясные намёки и представить себе было сложно.
*
В тот день она проснулась на заре, после двух или трёх часов беспокойного, мутного сна. Проснулась, дотронулась непослушными замёрзшими пальцами до лба — и выругалась. И без градусника было ясно: дело дрянь.
Она села — медленно, осторожно, чтобы не разбудить дремлющий в груди кашель. Потянулась к рюкзаку, вытащила из переднего кармана изрядно отощавший пакет с лекарствами. В кладовке с глухим окном и плотно запирающейся дверью, в которой Эмили устроилась на ночлег, не могло быть так уж холодно, но её бил озноб.
Без антибиотиков на Пустоши делать нечего — это она поняла ещё давно. Поэтому антибиотики у неё были. Двухсотлетней давности пенициллин, который они нашли в одном из домов, вариация на тему азитромицина, купленная в Ривет-Сити, бутыль с мутной амоксициллиновой суспензией — подарок Берроуза… Не помогало ничто.
Эмили высыпала на ладонь две таблетки азитромицина. Подумав, добавила ещё одну. Даже в тусклом свете фонарика «Пип-боя» они не внушали доверия — неровные, асимметричные, с крупными кристаллическими вкраплениями.
— Больше веры, мисс Данфорд, — слабо усмехнулась она — и тут же скорчилась от приступа кашля, сжимая в руке таблетки; только бы не выронить, их и так-то почти не осталось…
Дверь кладовки распахнулась. Без стука, без предупреждения — на Харона это не было похоже. Впрочем, уже пару дней Харон сам на себя не был похож. Нет, внешне это особо не проявлялось — только реплики сводились к совсем уж односложным, да на пустую дорогу он поглядывал словно бы даже с надеждой, что встретится кто-то, кому можно будет снести башку.
— Проснулась? — гуль заглянул в комнату. — Собирайся.
— Что-то случилось? — Эмили с трудом выпрямилась. — Что-то важное?
— Мы возвращаемся на Сьюард-сквер.
— Это с чего бы? А, из-за кашля, что ли? — догадалась она. — Слушай, мы ведь это уже обсуждали. Я лечусь. Вот, антибиотики пью.
— И это ни хрена не помогает.
— Ну… лекарствам нужно время, — Эмили поморщилась. — И мне, кстати, тоже. Я обещала Рейли вернуться с чертежами к концу января. С полезными чертежами. Теми, что у меня есть, разве что подтереться можно.
— Это уже проблемы Рейли, — гуль скрестил руки на груди. — Которые меня не касаются, в отличие от твоих суицидальных стремлений.
— Ну да, как же. Только когда рейнджеры пошлют меня к чёрту, проблемы появятся уже у нас. Ты что, не понимаешь? У нас же не осталось денег — ни единой чёртовой крышки! Мы же с голоду сдохнем, если не выполним этот заказ!
— Есть один склад, — взгляд Харона был непроницаемым. — Крупный, армейский. Азрухал его, конечно, подчистил, но осталось там немало.
— «Там» — это где? — с жадностью спросила Эмили.
— Неважно, — проворчал он. — Просто знай, что от голода ты при любом раскладе не умрёшь. И от нищеты тоже. А вот насчёт пневмонии я не уверен, так что собирайся.
— Хорошо, — Эмили растерялась. — Чёрт, Харон… Так ты всё это время знал, что есть такой объект? Знал — и молчал? Ладно. Отметь мне координаты на карте, если можно.
— Это лишнее.
— То есть?
— Рейли знать об этом месте незачем, — нехотя процедил гуль.
— Почему? — опешила Эмили. — Харон, но у рейнджеров сейчас дела совсем плохи. Ты сам видел. Рейли мне помогла, доверила мне работу — а я вот так с ней поступлю, да? Буду сидеть на горе жратвы и припасов, а они пусть сами разбираются с заказчиком, да?
— Именно так.
— Ох, ну знаешь ли, это… — она вытерла выступившую на лбу испарину. — Чем мы тогда лучше всех этих мразей с Пустоши? Тех же рейдеров из «Супермарта»? Раз мы — сами за себя?
— В твоей системе координат — ничем, — спокойно ответил он.
— Видимо, подразумевается, что есть моя — а есть правильная, — мрачно усмехнулась Эмили. — А на самом деле, чем мы лучше?
— Мы ещё живы. В отличие от них.
— Ладно, Харон. Чёрт с ним, со складом, — Эмили поднялась на ноги, с трудом сдерживая очередной приступ кашля. — С тобой-то что?
— Со мной?
— Что-то не так, я ведь вижу. Помимо моей системы координат.
— Ничего.
Это было настолько очевидным враньём, что Эмили не выдержала. За последнее время в её жизни и без того накопилась критическая масса кошмаров, разочарований, холода и боли, — и ложь Харона стала последней каплей.
— Ты должен мне сказать! — заорала она. И в ужасе сжалась от собственной интонации.
— Сегодня день рождения моей дочери, — ледяным от ярости голосом отчеканил гуль. — Её звали Кира, и я её любил. Поэтому — да, извини, я не развлекаю тебя анекдотами и не излучаю радость. Ещё вопросы будут?
— Мог бы не отвечать, — проворчала Эмили, остывая.
— Не мог бы. Я, видишь ли, должен выполнять твои приказы.
— Приказы? Я просто вижу, что тебя что-то беспокоит, и…
— Беспокоиться мне не о чем уже очень давно, — огрызнулся он. — И это был приказ.
Да что ж такое? Всё летело к чертям, и самое ужасное, что Эмили не могла понять, почему. Какой приказ? О чём он вообще? Он ведь мог промолчать. Соврать, наконец.
— Прости, — испуганно проговорила она. — Я меньше всего на свете хотела тебя обидеть, и…
— Тихо! — оборвал её Харон, бросив на неё резкий взгляд.
Эмили обратилась в слух, но ничего подозрительного не услышала. Всё так же барабанили по крыше редкие капли дождя, так же свистел ветер в каминной трубе.
— Первый этаж, — прошептал гуль еле слышно. — Кто-то влез в дом. Проверю.
Эмили испуганно потянулась к револьверу. Только этого ещё не хватало. Ведь они же нарочно выбрали для ночёвки невзрачный полуразрушенный дом поодаль от трассы! Ну кого такое жилище могло приманить?
Вслед за Хароном она осторожно спустилась на первый этаж. Прошла через гостиную — паркетные доски скрипели на разные голоса под её ногами, но гостя это, видимо, не смущало: теперь и Эмили слышала возню и шорохи на кухне. Гулко хлопнула дверь холодильника, с недовольным визгом отодвинулась панель стенного шкафчика — кто-то самозабвенно копался в старье в поисках пищи.
— Вы только посмотрите, кто у нас здесь, — проворчал гуль, останавливаясь у входа на кухню.
— Кто? — Эмили боязливо выглянула из-за его плеча — и выдохнула с облегчением. Девушка, всего лишь девушка. Худенькая, коротко стриженная, она, привстав на цыпочки, пыталась дотянуться до верхней полки кухонного шкафа.
— Там ничего нет, — сказала Эмили негромко. — Зря стараешься.
Ойкнув, девушка обернулась. Выпавшая из грязных пальцев солонка, подпрыгивая, завертелась на столешнице.
— Так, чур без пальбы! — неожиданно низким и хриплым голосом выкрикнула гостья. — Я ничего и не взяла. И вообще, ухожу уже. Откуда мне было знать, что это ваша халабуда?
Она неуклюже попятилась в дальний угол комнаты: разношенные, надетые на босу ногу ботинки явно были ей велики. Из-под грязного сине-зелёного пончо, наброшенного на тощие плечи девушки, выглядывал подпоясанный верёвкой балахон из мешковины. Господи, да на неё смотреть было холодно!
— Не бойся, — Эмили попыталась улыбнуться тепло и искренне; получилось, видимо, не очень. — Мы не рейдеры. И мы не против компании. Ты кто?
— Джон Генри Эдем, — девчонка почесала немыслимо грязную шею.
— Очень смешно, — ледяным голосом сказал гуль.
— А то не видно, — гостья шмыгнула носом. — Я из Парадиз-Фоллз. Нас с ребятами погнали в Эвергрин-Миллс, и мне вот посчастливилось удрать.