— Я больше никуда не уйду… От монстра к монстру. Да, ― произносит Талия. Уверенно, твердо. Хуже быть уже не может.
Роман помогает ей подняться и берет на руки, неся в какую-то комнату. Он ловит взгляд Йоханн с другой стороны коридора и медленно кивает. Прайс все сделал правильно ― подослал человека, в крови которого был яд Романа, что подавило инстинкты Талии. Доктор ничего не делает в ответ, просто наблюдает, как Роман скрывается с Талией на руках за поворотом, неся в комнату, в которой не было камер.
В какой момент это произошло? Когда привычный мир, где всегда безраздельно правил холодный циничный расчет, а во главе ставились только собственные интересы, пошатнулся, опасно накренился, медленно, часть за частью, начиная разваливаться прямо на глазах словно хрупкий замок из песка, что любят строить на пляже дети?
Может, когда он впервые за все время их непростых недоотношений по-настоящему, как оголтело влюбленный мальчишка безвозвратно потерялся в ее глазах, лучащихся таким обожанием и непередаваемой любовью, любовью к нему и только к нему?
Или, когда поймал себя на мысли, что глубоко в груди, там, где, казалось давным-давно ссохшееся в маленький черный уголек, покрывшееся плотной сеточкой паутины, спряталось сердце, постепенно разливается жаркое пламя всего лишь от ее застенчивой улыбки?
А, может, этим поворотным моментом стало то утро ранней осени после проведенной бессонной ночи вместе, одной из многих предыдущих, но отчего-то абсолютно другое, наполненное какой-то парящей вокруг мерцающими светлячками неизвестной магией, что сделала его затуманенный ранее взор как никогда ясным, неожиданно взорвала тусклую вселенную буйством новых красок и до селе неизведанных ощущений?
Это было тогда?
Скорее нет, чем да.
Но почему тогда девушка, изначально роль которой быть просто очередной в непрекращающемся потоке тех, кто согревает его постель и скрашивает ничего не значащими разговорами часы, стала самой желанной на свете, настолько необходимой, что без нее невозможно даже нормально вздохнуть?
― Роман, ― ее глаза поддернуты вязкой мутноватой пеленой, но по-прежнему полны любви и нежности, как и мягкое невесомое прикосновение к его покрытой едва заметным румянцем щеке, от которого, будь он менее сдержан, окончательно сорвало бы все ограничители.
― Все хорошо, ― говорит Роман. ― Попробуй расслабиться.
Талия никогда не думала, что значит быть упырем. Она была монстром, и жила, точно зная, что и как ей вредит, что она может сделать, а чем может навредить себе. Но бытие упыря ей было знакомо только по словам Романа, когда он рассказывал или, когда она видела.
От этих мыслей, от пробирающего до костей волнения, от липкого страха Талии стало холоднее. Роман опустился перед ней на корточки, смотря снизу-вверх. Он крепко ухватил ее руку.
– Замерзла?
– Н-ну да… немного, – ответила Талия, желая прижаться к нему всем телом, но даже через одежду чувствуя лед его кожи. ― Прости, но давай поскорее покончим с этим. Не оттягивай, тебе все равно придется это сделать. Мне страшно.
Роман ласково улыбается и садится рядом с ней. Проводит тыльной стороной ладони по ее щеке. Талия замерла, пристально глядя на него.
– Успокойся, расслабься, – повторил Годфри, снимая с себя испачканную рубашку. –Я вижу, что ты боишься. Назад уже ничего нельзя будет вернуть, – эти слова он шептал на ухо, попутно целуя девушку. ― Но лучше так, чем полностью потерять себя.
– Нет… н-нет, Роман, дело не только в этом, – ответила Талия, робко положив руки на его грудь. Роман отстранился, с удивлением глядя на нее. Талия никогда не просила сделать ее упырем. ― Мне снилось это во сне, и я была бы счастлива ощущать себя такой же, как и ты. Но сейчас, когда это вот-вот должно было сбыться, я боялась, что от страха ударюсь в панику. Прошу, сейчас или никогда.
― Посмотри на меня, – он приподнял большим пальцем острый подбородок, чуть нагибаясь к девушке, слушая биение моего сердца, слушая ее тревожное и частое дыхание. – Все будет немного по-другому. Ты готова?
– Да…
– Потерпи немного, и доверься мне.
Роман медлит. Талия чувствует это, видя, как томно взирает на нее. Она вся на нервах, не может сидеть на одном месте от нетерпения.
— Если не расслабишься, то не насладишься, — произносит он уверенно и добавляет: — Раздевайся.
Впервые за все отношения он делает это так. Никакой страсти, никакого разрывания одежды друг на друге. И ещё его приказной тон…Очень странно было делать это перед его настойчивым взглядом. Он изучал каждую линию знакомого тела, совершенно не скрывая возбуждения. Талия откидывает испачканную одежду, демонстрируя поразительное повиновение. В Романе борется две стороны ― та, которой нравится покорность Талии и которая хочет растянуть момент; и та, которая хочет поскорее все закончить и вернуть Талию к более-менее нормальной жизни.
— Ложись и расслабься, — приказывает мужчина.
Талия осторожно ложиться на больничную кровать. Дыхание сбитое и нервозное выдаёт ее. Она смотри на Годфри, который сидит рядом, ожидая от него хоть чего-нибудь. Не в силах расслабиться, она принимает самую удобную позу.
— Я сказал, чтобы ты расслабилась! — произнёс он уже зависая над девушкой. — А ты этого не сделала.
Он прошёлся рукой по ее телу. Нежно прикоснулся к самым чувствительным местам, вызвав бурю мурашек на теле, сжал грудь. Но Талия все ещё была напряжена.
— Моя девочка, — нежно прошептал он, — Не думай. Чувствуй!
Роман ласкал тело Талии, медленно достигая успеха. Он нежно массировал бугорок, шептал что-то невнятное, гладил ее. Напряжение спало, перешло в возбуждение. Талия начала выгибать спину на встречу движениям парня, а внизу живота наконец-то сладко потянуло.
Он вошёл двумя пальцами. Роман ласкал плоть, приводя Талию в жуткое желание. Он оставлял бережные поцелуи по всему телу, проводя линии от подбородка до пупка. Нежно шептал Лавр на ухо о том, как сильно любит. Продемонстрировав ей свои клыки, он вызвал новую бурю эмоции. Талия была на пике и скулила от наслаждения, извиваясь в крепких объятиях любимого.
Но он не дал ей кончить.
— Роман! — взмолилась Талия. Парень закрыл ей рот рукой. Талия вскрикнула, когда он вошёл в нее во всю длину, но ни один звук не вырвался из-под его ладони.
Мучая ее, Роман сам не на шутку возбудился. И сейчас он отыгрывался. Сразу начав с безумного темпа, он постоянно сбивался в нем. Его дыхание сбилось, а нежные речи стали рычанием. Его можно было сравнить с диким зверем. И его клыки оправдывали подобное сравнение.
Но, ещё раз чёрт возьми, и так тысячу раз, Талии это нравилось. Лавр любила этого упыря всем сердцем. То как он менялся из медленного и тихого Романа в такого возбужденного зверя. Она любила его философию, израненную душу и тело. А ещё вид его клыков.
Талия совсем забыла о цели сегодняшней ночи с ним. Она наслаждалась. И достигла пика. Купаясь в экстазе, она пропустила тот момент, когда Роман впился своими клыками в ее шею. Острая боль сковала тело, связки, и Талия не могла даже кричать. Из последних сил она сжимала пальцами его плечи, когда в глазах стремительно начало темнеть. Она перестала чувствовать боль через минуту, Талия просто провалилась в черную пропасть.
Роман держал ее лицо в своих ладонях, прекрасно зная эти ощущения. Переживая за девушку, он шептал ей на ухо, что всё будет хорошо, что боль временная, что всё будет в порядке. Он знал, что Талия его слышит, каким-то участком мозга улавливая его слова.
Он встал, оделся сам, одел Талию и снова поднял на руку.
― Когда она проснется, то тоже будет голодна, ― говорит Йоханн, когда Роман выходит с девушкой в коридор. Талия словно спит, и на ее лице отражается спокойствие и умиротворение. Дыхание иногда сбивается, но Роман точно знает, что это не из-за страха.
― За ней надо последить, ― говорит он. ― Нужна какая-нибудь большая палата.
Роман замечает, что уборщики Белый башни уже убрали тела и почти смыли всю кровь. Удивительно, но в голове упыря пусто, он ничего не чувствует, хотя несколько минут назад принял самое важное решение в своей жизни. Его руки подрагивали, но он продолжал крепко держать Талию ― он бы не выпустил ее даже после смерти.
― Ты тоже должен отдохнуть, ― говорит Прайс, включая рацию и отдавая приказ о подготовке палаты на двоих. ― Когда упырь обращает кого-то, он отдает часть себя.
Роман слабо улыбается этим словам, смотря на любимое лицо. Ему нравилась мысль о том, что их контакт с Талией только усилиться.
― Роман, ― позвал Йоханн. В его голосе не было ни осуждения, ни одобрения. ― Пойдем.
Талию медсестры переодели в чистую одежду, Норман ― откуда он только взялся ― привез Роману чистую одежду, но с дядей Годфри почти не говорил. Он вошел в чистую белую палату, где лежала Талия. В отличие от того, как она была обмотана трубками более часа назад, сейчас к ней был присоединен только один аппарат, отслеживающий работу сердца.
Роман закрыл дверь и сел в кресло рядом с Талией. Большая усталость сковала его тело. Он вспомнил слова Нормана о том, что тот последит за Питером, и немного успокоился ― и друг, и девушка будут в относительном порядке.
Годфри протянул руку, касаясь шеи Талии, где виднелся его укус.
― Когда мы встретились, я не просто не любил и был нелюбимым, я был врагом любви, ― тихо сказал он. ― Она приносила мне лишь боль. Мое сердце было окружено высокими стенами, но ты разрушила их. Ты вернула меня к жизни. Ты внесла свет в мою жизнь, ты прогнала тьму, ― он глубоко выдохнул, ― Я люблю тебя. И я никогда не забуду разницу между тем, кем я был и кем я стал. Я обязан тебе больше, чем это возможно выразить. Никогда не пойму, как ты разглядела человека за обличьем монстра.
Роман опускает голову на сложенные на постели руки и засыпает. Быстро и без сновидений. Завтра будет сложный день, но впервые Годфри чувствует себя так спокойно.
========== У Кота и МышкиКошки начинается новая жизнь ==========
Талия делает резкий выдох и открывает глаза. Свет из окна ударяет прямо в лицо, и девушка жмуриться. Мышцы странно тянет, Талия ерзает, стараясь немного прийти в себя не сразу вспоминая события прошлой ночи. Вспоминает, только когда натыкается ногами на спящего Романа, который дёргается во сне, но не просыпается.
Талия смотрит на него, садясь в кровати. Касается своей шеи ― еле заметные выступы, и девушка не может понять, насколько заметен укус. Чувствует она себя необычайно бодро, несмотря на ужасную ночь. Она медлит, оценивая свое состояние, но тут же понимает, что в полном порядке. Разве что немного голодная.
Талия, не удержавшись, проводит рукой по волосам Годфри. От этого действия парень мгновенно просыпается, смотря на Талию ничего не понимающим взглядом.
― Доброе утро, ― улыбается девушка. Роман счастливо выдыхает и, садясь на кровать, сгребает талию в свои объятья.
― Черт возьми, ты в порядке, ― шепчет он. Талия смеётся.
― Я теперь?.. – речь Талии как будто заново выстраивалась.
― Ты теперь упырь, сладкая, и ты голодна, – Годфри поцеловал девушку в макушку, нажимая какую-то кнопку на аппарате. ― Тебе приготовили завтрак.
Через мгновения появляется медсестра, ставит на тумбочку поднос с графином и стаканами, и быстро выходит. Все это происходит в абсолютной тишине. Роман на несколько мгновений отстраняется, наполняя стакан красной жидкостью, и протягивает Лавр-Янссен.
― Ты должна хорошо питаться, ― говорит Роман. Талия кивает и медленно, стараясь растянуть удовольствие, выпивает содержимое, ощущая внутри себя тепло и чувство насыщения. Она облизывает губы.
― Странно пить, не боясь превратиться в морского монстра, ― смеется Талия. Роман улыбается в ответ, испытывая необычайное удовольствие от состояние девушки. Талия опустошила весь графин в течения получаса. Ей стало многим лучше ― жажда ничем о себе не напоминала, словно ее и вовсе не было.
— Моя.
Длинные пальцы Романа скользнули меж коротких темных волос волос, перебирая отдельные пряди и слегка оттягивать их, вызывая у девушки сладкий стон. Талия всегда начинала дышать чуть чаще, как только тонкие пальцы парня начинают массировать ее макушку. Талия расслабляется, а Годфри, чувствуя это, сразу же укладывает вторую руку на бедро, медленно поглаживая и пошло улыбаясь.
Он знает, что она без ума от такого его поведения, и он знает, что это лишь начало.
— Моя.
Рука парня высвобождает из темных волос и плавно переходит к уху. Роман проводит подушечкой пальца по ушной раковине, обводя золотую сережку, которую он всегда считал подростковой. Дойдя до мочки уха, Годфри слегка сжал её и ухмыльнулся.
— Моя.
Годфри стянул с плеча Талии больничную пижамную майку, открывая ярко выраженные ключицы. Они казались ему чем-то совершенно притягательным в ее теле. Чем-то, что с невероятной силой тянет к Талии.
Роман оставил невесомый поцелуй на ключице, а Талия прикрыла глаза.
Годфри бросил удовлетворённый взгляд на нее, снова улыбнувшись уголком рта.
— Моя.
Упырь поднял пижамную футболку, поцеловав плоский животик. Руки парня уже опустились к ногам, но губы, еще целовали идеальный живот Талии. Девушка хихикнула ― было щекотно. Роман снова поцеловал живот и приспустил пижамные штаны, утягивая за ними трусики.
Она знала, к чему все идёт или, вернее, к чему все уже пришло, но, пожалуй, Талия ещё не совсем насладился губами своего упыря.
— Мистер Годфри, вернитесь ко мне.
Талия слегка надула губки, когда парень подняв голову уставился на нее. Но увидев Лавр-Янссен, Роман сразу же накрыл ее губы своими, утягивая девушку в долгий и страстный поцелуй.
Оторвавшись от Талии, упырь, сделав глубокий вдох, прошептал:
— Такая сладкая и вся моя.
― Я вам не помещаю? ― раздался ироничный голос от двери. Упыри посмотрели на стоящего в дверях Питера, который тепло улыбался друзьям. Рука у него была в гипсе, а на лице ― множество мелких царапин. Талия озабоченно хмуриться, спеша вернуть одежду на место.
― Помешал, ― в шутку бросает Роман. Питер усмехается. ― Чего приперся?
Питер смеется, проходит в палату и ставит на тумбочку небольшой букет ромашек.
― Сам нарвал? ― интересуется Талия. Питер кивает.
― И мандарины тоже, ― говорит он. Роман выпрямляется, садясь на кровати, и Питер разваливается в кресле рядом. Годфри начинает чистить один мандарин, после чего протягивает его Талии. ― Ну, как наша новорожденная упырка?
Талия фыркает.
― Все нормально, ― пожимает плечами Талия. ― А что с тобой?
Улыбка Питера гаснет. Он смотрит на Романа, а тот пожимает плечами. Талия улавливает это заминку и хмурится.
― Кое-что произошло, ―отрезает Роман. ― Пусть Питер расскажет. А мне надо еще кое-кого навестить.
― Кого? ― не понимающе спрашивает Талия. Роман быстро целует ее в губы и на несколько секунд замирает, после чего выходит. Питер и Талия непонимающе переглядываются.
― Так что ты должен мне рассказать? ― спрашивает Талия. Она уже чувствует, что ответ ей не понравится.
☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿
Роман Годфри стремительно входит в своей дом, оглядывая помещение пылающим взглядом. Он буквально влетает в гостиную, где сидит его мать ― последняя сучка города Оливия Годфри. На ее лице застыло выражение крайней озабоченности, которое мгновенно пропадает, стоит ей заметить сына.
― Дорогой, ― говорит она. ― Где ты был все это время? Норман сказал…
― Заткнись, ты, паршивая сука, ― рычит Роман, и Оливия на несколько секунд удивленно замирает. Но потом лицо ее приобретает удивительно холодное выражение.
― Ты забыл, с кем говоришь?
― Нет, это ты забыла! ― кричит Роман, едва ли не подбегая к ней, но заставляя стоять на месте. ― Прежде, чем я выкину тебя из этого дом ко всему собачьему дерьму, ты мне ответишь: ты взорвала дом Эрденко, правильно?
К чести Оливии, она не отрицает и не делает вид, словно не понимает, что происходит. Она лишь кривит губы в мерзкой усмешки.
― Да, я, ― легко признает женщина. ― Бедная Талия… твоя шлюшка вероятно мертва?
Роман усмехается. Почти как мать.
― Талия жива, иначе бы я с тобой не разговаривал, ― на лице Оливии не отражается ровным счетом ничего. Она подходит к небольшому столу, наполняет себе стакан виски и смотрит на сына с хитрым прищуром. ― Но ты должна немедленно ответить мне, что ты задумывала? Хотела убить Талию ― только и всего?