― А конкретно?
― Сначала сказала, что я вкусно пахну и прилично одет, хотя и цыган, потом сказала, что секс с ней завел тебя в конец какой-то цепочки, что хочет сыграть с тобой в игру. И ― вот еще что ― сказала, что тебя надо морально подготовить к встречи с ней, иначе ты ей шею свернешь.
Роман хмыкнул. Он был не из тех, кто называет девушку какими-то кличками типа «детка», «малышка» и тому подобная ересь, и он никогда не сокращал имя Талии на какие-то ласковые сокращения. Но всегда Лавр оправдывала лишь одно слово ― «Сумасбродка». Сумасбродство ― склонность, не руководствуясь благоразумием и здравым смыслом, постоянно проявлять случайные, безрассудно прихотливые желания и соответствующее им поведение. Сумасбродство ― Талия Лавр.
Тогда
В дверь позвонили и прежде, чем Оливия Годфри успела крикнуть ему слащавое и неискреннее «Дорогой, будь добр, открой», Роман сам сбежал вниз по лестнице и открыл дверь. На пороге стояла темноволосая семнадцатилетняя девушка, которая, кажется, училась с ним в одном классе. Роман припомнил, что они кажется встречаются на английском и еще каком-то уроке, но сказать конкретно не мог. Девушка улыбнулась ему:
― Здравствуйте, мистер Годфри. Миссис Оливия Годфри сделала заказ у Николаса Руманчека, он попросил передать.
― Что же он сам не пришел? ― спросил Годфри, окидывая девушку оценивающим взглядом. Она была одета обыкновенно, в руках держала какой-то пакет. Роман знал, что его мать регулярно что-то получает от цыгана, но убивает это ее или нет ему не было дело. Потому он задал вопрос чисто из любопытств, пропуская девушку внутрь. «Посланница» улыбнулась:
― Он старый человек и передвигаться ему сложно. Поэтому я иногда помогаю ему.
Роман неопределенно хмыкнул, и указал на вход в кухню, после чего направился в свою комнату. Ему было совершенно наплевать, что девчонка возможное его и обманула, как вдруг на кухне послышалась возня и звук удара, вскрик Оливии и какой-то вопль. Годфри остановился по середине лестницы, а потом в три прыжка оказался у подножья и направился быстрым шагом на кухню. Картина в комнате одновременно и шокировала его и, учитывая ненависть и призрение к матери, порадовала. Это девушка держала в руках металлический поднос, а у лежащий на полу Оливии лоб был в крови. Руки у шатенки подрагивали, пальцы немного испачкались в крови. Роман обошел ее и присел возле матери, проверив пульс: та был еще жива. Годфри перевел взгляд на девушку, одновременно спрашивая какого хрена и на кой черт она это творит, но та была либо под кайфом, либо просто не поняла мысленного вопроса. А даже если и поняла, что отвечать не собиралась. Она откинула поднос, который с противным скрежетом ударился о кафель и кинула под ноги Оливии пакет, который принесла:
― Если это наркотики, надеюсь передоз бьет эту суку. ― и, наигранно вежливо улыбнувшись, сказала. ― Хорошего дня, мистер Годфри.
Стремительно покинув кухню, она оставила Романа в крайней степени недоумении и… восхищения? Никто из живущих в этом городишке не осмеливался пойти против его матери или, что еще более безумно, нападать на нее. Все знали, что тогда Оливия Годфри неизменно превратит твою жизнь в мучение, но видимо одна все-таки рискнула. Роман, наплевав на слабо застонавшую мать, пошел за девушкой, которая, спрятав руки в карманы джинс, спешила уйти подальше. Годфри выбежал на дорожку и, приметив ее прямую спину, кинулся за ней.
― Эй! Подожди.
Шатенка обернулась, настороженно глядя на приближающегося парня. Сжав основание перечневого складного ножа в кармане, она повернулась к Годфри.
― Что, в полицию позвонил? Предлагаешь мне дождаться их, попив чайку?
― Как тебя зовут?
Вопрос явно сбил юную особу с толку. Она ожидала криков, угроз, возможно удара, потому что она несколько минут назад огрела Оливию железным подносом, с явным намереньем убить. А ее сын задает такой безобидный и дежурный вопрос, что она скорее удивилась, нежели попыталась искать в этом подвох.
― Зачем тебе это?
― Ты едва не убила мою мать. Я имею право на один вопрос?
― На один?
Роман раздраженно выдохнул.
― Ладно, на несколько.
Девушка с сомнение посмотрела на парня. Конечно, не в ее интересах было отвечать на его вопросы, однако был ли у нее выбор?
― Ладно, спрашивай.
― Для начала. ―Годфри усмехнулся. ― Назови все-таки свое имя.
― Талия. Талия Янссен.
Роман подозрительно нахмурился, после чего покачал головой.
― Ты лжешь.
― А как часто ты говоришь правду, мистер Годфри?
Роман ничего ей не ответил. Девушка вытащила из кармана пачку дешевых сигарет и похлопала себя по карманам.
― Зажигалки не найдётся?
Роман вытянул из куртки свою зажигалку и протянул девушке. Он отметил нездоровую бледность и синяки под глазами, словно она не спала много дней, а также покрасневшие глаза. Одежда на ней была целиком черная, а волосы зачёсаны на одну сторону. Стоило ей зажечь сигарету, тяжелый и омерзительный запах дешёвых сигарет наполняет пространство вокруг них. Талия, замечая отвращение на лице парня, усмехается:
― Что, мистер Годфри, не нравиться запах? Конечно, ведь твои дорогие Lucky Strike и Treasurer благоухают вкуснейшими запахами.
― Я не курю такие сигареты. ― кидает Годфри.
― Попробуй эти ― дешевые. ― хмыкает Янссен. ― Запах мерзкий, но вставляет будь здоров.
Роман закатил глаза. Что несла эта девчонка? Роману, собственно, было плевать на то, что курит эта… Талия Янссен, поэтому он задал интересующий его вопрос:
― Почему ты пытались убить мою мать?
Талия фыркнула, но закашлялась, выпуская из рта клуб дыма.
― Ну, не убить уж. Так, проучить.
― Из-за чего?
― Она переспала с моим отцом.
Роман громко отрывисто рассмеялся, но по потемневшим глазам собеседницы понял, что сейчас лучше не смеяться. В Талии была какая-та угроза, словно сделай он неверный шаг, и та его расстреляет. Или пырнет ножом, что прячет в кармане.
― Мою мать полгорода перетрахало. Что будет с одного мужчины?
Янссен докурила, выбросила окурок, после чего глянула на парня уже без прежней улыбки.
― У моей матери была навязчивая мысль о том, что отец ей изменяет. Когда он изменил ей по-настоящему, она повесилась. Я пришла из школы, по телевизору идет любимый мамин сериал, а сама она качается на веревке в гостиной. Как тебе картина, Годфри?
Последние слова Талия буквально выплевывает, смотря на Романа с каким-то странным чувством. Ей безумно хотелось расцарапать ему лицу, да и всю его семейку избить. Не убить, прошу заметить, а не плохо отходить монтировкой или битой. Роману, собственно, было плевать на то, с кем и сколько спит его мать, да и о том, что чья-та семья могла быть разрушена из-за этого, он не думал. Роман просто родился с «золотой ложкой во рту», а потому чужое счастье его не волновало. Но вот именно сейчас, Годфри видел человека, счастье которого разрушила Оливия. У Талии была мама, папа, а теперь ее мать повесилась, а отца та явно презирает.
Янссен ежиться, когда со спины дует холодный осеней ветер.
― Ладно, было приятно познакомиться, мистер Годфри.
― Я уговорю мать не подавать на тебя в суд. ― внезапно обещает парень. Талия кривит губы в подобие на улыбку.
― Даже если и подаст, меня признают невменяемой и отправят на лечение в какую-нибудь психушку. Вечное, полога, с подачи твоей сучковатой матери.
― Этого не будет.
― Как угодно. ―Талия с улыбкой, по-приятельски хлопает его по плечу. Роман наблюдает, как она удаляется по улице, засунув руки в карманы уж больно тонкой на вид и совсем не греющей куртки. Годфри смеётся, когда Талия, не оборачиваясь, поднимает руку с зажатой в ней пачкой Сенатора. Только такие сигареты курит Роман, и такие вытащила Янссен из его кармана тридцать секунд назад. Она молчала, гордо уходила. Она не шавка, а элитный волк.
========== Мышку вспоминает Кот ==========
Тогда
Талия Янссен ― в школе у нее была фамилия Лавр ― искренне не понимала в чем «прикол» издевательств над Шелли Годфри. Да, девочка отличалась от них, причем очень сильно, но вся эта травля вызывала у нее только омерзение. Омерзение вызывало еще и то, что делали это, заведомо зная, что Романа в школе нет, иначе от брата можно и схлопотать по шее. Она не врала самой себе, смотреть на Шелли было неприятно, но издеваться над больным ребенком… этого Лавр понять не могла. В большей степени, она не вмешивалась в такого рода ситуации, зная, что без Романа Шелли в школу приходит редко, а смотреть как этих мелких тупых самовлюбленных сокурсников мистер Годфри ставит на место было интересным.
Но сегодня Роман опаздывал. Причем настолько, что Шелли успели довести до слез, заставляя сесть на пол и уткнуться лицом в перебинтованные руки. Талия почувствовала, как в ней что-то перевернулась, стоило увидеть эту картину: большая девочка, словно маленький ребенок свернулась около стены, а над ней возвышались первокурсники, что-то говорящие ей с мерзкими ухмылками. Талия сначала сделала, а потом уже начала думать: она со всей силой метнула в выступающего перед парня яблоком. Фрукт попадает тому в голову, и тот ошарашенно оглядывается. Талия, впрочем, подлетает к нему сама, со всей силой ударяя ему прям в лицо, причем с такой силой, что тот падает на пол.
― Урод, блять! ― визжит Янссен, откидывая свою сумку куда-то к Шелли, которая смотрела на развернувшуюся картиной с смесью страха и удивления. Никто кроме брата и Литы за нее не заступался. ― Давай, раз ты такой смелый, скажи мне что-нибудь.
С Талией Лавр было лучше не связываться. У девушки была неконтролируемая агрессия, но никто не знал, что справка об этом была куплена. Но это во многом оправдывало воинственную школьницу, которая редко, но все же ввязывалась в драки «за праведную сторону». Кроме того, она одно время тусовалась с одной отбитой шайкой, которые научили ее драться, да и само наличие таких друзей не прибавляло желание связываться с Талией.
Пару ребят, которые пару минут назад смеялись вместе со всеми, поспешили покинуть коридор. Девушки тонко вскрикнули, но не спешили уходить, а вот подлетевшие к парню друзья не стали молчать.
― Ты что, сука, с дуба рухнула? ― возмущённо крикнул один из них. Талия усмехнулась, и, схватив его за грудки, толкнула в сторону шкафчиков. Остальные лезть не рискнули, смотря на девчонку, которая оскалилась.
― Ну что, вы, мальчики, сдулись? Давайте, оскорбляйте меня, ведь вы были такими смелыми, когда издевались над Шелли.
― Да какое тебе дело до этой… Шелли?! ― истерически крикнула одна девушка. Она явно хотела сказать другое слово, но не решилась, понимая, что уж с ней Лавр мелочиться не будет.
― Никакого! ― крикнула Талия. ― Но, блять, издевайтесь друг над другом, а ее не трогайте. Потому что она среди вас, мразот, самая лучшая, уроды блять.
Прозвенел звонок. Все поспешили разойтись по кабинетам, и только трое поспешили в медкабинет. Шелли неуверенно дотронулась до плеча Талии кончиком перебинтованной руки и протянула сумку. Талия, которую быстро покинул весь гнев при виде робкой улыбки на открытой части лица Шелли, улыбнулась:
― Не обращай на них внимание. Ты просто прелесть.
Улыбка Шелли стала немного шире. Она достала свой телефон и быстро напечатала текст, который ровный женский голос тут же озвучил.
― Привет. Тебя зовут Талия?
― Да, Талия Лавр. У тебя какой сейчас урок?
― История.
Талия улыбнулась и похлопала девушку по плечу, как совсем недавно ее брата, только в этом жесте было больше нежности.
― Удачи.
И Талия скрылась в одном из кабинетов. Шелли улыбнулась и, стоило ей развернуться, увидела стоящего в конце коридора Романа. Судя по его взгляду, он видел все, что сделала Талия, и сейчас был немного удивлен. Годфри снова провожал взглядом девушку, которая удивляла его при каждой новой встрече. Шелли подошла к нему, набирая текст:
― Она тебе нравится?
― Не говори глупостей. Я вижу ее второй раз в жизни.
В сумке Романа лежали десять разных элитных пачек сигарет.
Сейчас
Все начиналось с того, что Талия Лавр ― или Янссен, или какая там у нее еще фамилия, Питер та и не понял ― не пришла. Роман пришел в школу буквально за час до звонка, заставляя подняться в такую рань и Руманчека. Они, словно шпионы, заняли наблюдающие позиции у главного входа, высматривая девушку, но к первому уроку Талия так и не явилась. Питер видел, как злился на это Годфри, а еще то, с каким интересом на него смотрят все учащиеся. Словно вот-вот произойдет что-то интересное.
Питер сказал, что вчера она тоже опоздала, но на это Роман лишь злостно оскалился. Он бы мог прийти к выводу, что Питер просто его обманул, по своей натуре Годфри не верил в лучшее. Однако: узнать он о ней не мог, все в этой школе были взбудоражены, а Роман ни за что бы не спутал почерк мать-ее-Талии с чужим. Она должна была быть здесь.
Но ее, естественно, не было.
Роман понимал, что Талия ― талантливая и умная манипуляторша, а он сам дал ей возможность собой манипулировать. Любил ее, суку, только ее и любил. Постоянный секс с одним человеком приводит к привязанности, привязанность к любви, а любовь ― к ярому желанию обладать. Талия была права ― Роман был в конце этой гребанной цепочки. Когда любишь кого-то так сильно, что ненавидишь. Роман не выдерживает этого напряжения и просто молча уходит, не слушая Питера. Руманчек что-то кричит ему в след, но Годфри его ― конечно ― не слушает. Садиться в машину, с целью напиться и выкурить пару дешевых сигарет. Потому что те действительно вставляют.
Питер смотрит, как машина друга скрывается за поворотом и практически тут же вскрикивает, потому что Талия появляется прямо перед ним. На ее лице был румянец, словно она долго бежала, дышала она тоже тяжело, но глаза горели лихорадочным блеском:
― Как он отреагировал?!
― Что? ― Руманчек расширившимися глазами смотрел на девушку, которую сегодня хотел увидеть Годфри. ― Ты чего творишь?!
Талия закатали глаза.
― Я же говорила, что его надо подготовить.
― Да он тебе теперь шею свернет! ― крикнул Питер, привлекая внимание учеников. Талия обернулась по сторонам и со злостью пнула цыгана под столом.
― Тихо ты! ― шикнула девушка. ― Я сама с этим разберусь, ясно?
― Да за что ты с ним так? ― хмуро поинтересовался Руманчек. Он видел состояние друга, видел, как тот надеялся встретить ее и как был расстроен, когда этого не произошло. А грусть Романа быстро перекачивала в злость, уж это Питер точно знал.
― Я же сказала, Питти, я играю с ним в игру. ― Талия закатила глаза, словно он не понимал элементарных вещей. ― Так как он отреагировал?
Питер поджал в недовольстве губы, но ответил. Талия кивала, внимательно смотря на цыгана мутными темными глазами. Когда Питер закончил, она поджала губы.
― Кажется, я его здорово разозлила. ― но ее пухлые губки, имеющие странный абрикосовый оттенок, тут же растягиваются в слегка сумасшедшей улыбке. ― Здорово! Надо довести его до нужной кондиции.
― Зачем тебе все это? ― устало спрашивает Руманчек, потирая переносицу.
― Мне нужна его помощь. И, кроме того, у меня было время обдумать свои чувства к нему, прийти к выводу, что я его люблю и… в общем, остальное тебе не надо.
Талия была резкой, как осенний ветер. Сначала он ласкает тебя теплым дуновением, а потом кидает тебе в лицо холодный ветер. Настроение Талии менялось примерно с такой же скоростью, причем Питер не мог уследить за причиной таких изменений.
― Передаешь ему еще одно письмо?
На этот раз Талия его подготовила и протянула уже готовый конверт. Питер откинулся на спинку скамейки и, сложив руки на груди, отрицательно махнул головой.
― Нет. Давайте вы как-нибудь сами.
Лавр сощурила глаза, смотря оборотню прямо в глаза. Питер, неизвестно почему, напрягся. Ногтем она постукивала под деревянной поверхности стола, словно вспомнила какую-то мелодию. Она понимает намного больше, чем говорит вслух. Эта кокетливая шатенка, прекрасно осознающая собственную привлекательность и жестоко играющая с чужими сердцами. Ее губы изгибаются в лукавой усмешке, и она тихо, только для ушей Питера, прошептала:
―Я вижу чёрную гладь воды
Только что в неё заходила ты
Словно сон, ты плыла в темноте
Ты такая как я, но в воде.
Питер очень хотел съязвить, но в ушах внезапно противно зазвенело. Эти слова были пропеты на какой-то особой частоте, которая его до нельзя оглушила ― человек не мог издавать такие звуки. Руманчек закрыл уши руками, морщась, а выражение лица Лавр внезапно стало излишне жестким. Ее темные глаза внезапно поддергиваются какой-то дымкой болотного цвета. Это смотреть на то, как в темноте начинает сверкать незаметный свет ― слишком маленький, чтобы разогнать тьму, но и достаточно заметным, чтобы к нему идти.