Велда ничем не напоминала мирную Гремшу, а каторжане в цепях, столпившиеся на ладье, — переселенцев-кельхитов. Тури радовалась, что её всё же вел отдельно юный рыцарь — даже несмотря на то, что ей приходилось следить за его тяжёлыми сапогами у своих босых ног.
В очередной раз она не выдержала.
— Что ты как кобыла игручая пляшешь? — зашипела воительница. — У меня ноги и так болят и мёрзнут, ещё и ты переломай мне их!
— Прости, — послышался неожиданный ответ едва ли не дрожащим голосом, — здесь довольно тесно.
Тури замолчала, обдумывая положение. Что-то в голосе паренька ей не нравилось Так звучали смертельно напуганные юнцы-новобранцы. Остальные стражники были спокойны, из чего женщина сделала вывод, что причина беспокойства юноши не в общей угрозе. Должно быть, его укачивало: бедняга был страшно бледен и сжимал челюсти прямо-таки до скрипа.
Тури слышала его частые сглатывания почти над ухом. Руки у неё были подняты и прижаты к груди, при каждой набегающей волне оковы больно ударяли по груди и животу. Отодвинуться от своего стража Туригутте было некуда: с одного бока был борт ладьи, с другого — зловонные собратья-заключённые и озлобленные и уставшие конвоиры. Трясущийся с каждой минутой всё сильнее молодой рыцарь, держащий в своих руках верёвку от её кандалов, уверенности тем более не внушал. Тури задом протиснулась к Ларату — он стоял у цепи и пристально следил за паромщиками.
— Мастер, эй, мастер! Ты бы откликнулся…
— Куда несёт тебя, нечистая? — пробормотал конвоир, складывая руки на груди. — Ну-ка не смотри даже в воду, слышишь? Вы все! Кто за борт харкнет, утоплю тут же!
— А она из берегов выйдет. Всё, поняла я, поняла, не обижаю реку твою. Латар, братец, ты бы присмотрел за пареньком. Он совсем скис. Не ровён час, бултыхнется… и лихо бы с ним, да ведь и меня с собой утянет.
Латар скептически покосился на юношу.
— Умеют лорды удружить. Но ты права, Степная Нечисть. Того и гляди блеванёт, вон какой белый. Проклятье, только нервических да припадочных не хватало…
— «Нервических»? Говоришь, как лекарь, — зевнула Туригутта. Латар приподнял бровь, надвинул свою засаленную шляпу почти на нос.
— Я был лучником. Мы всегда рядом с госпитальерами. А ты-то, Чернобурка, могла бы и постыдиться невежества. Наш вот командир все до единой хвори знал. А мастером войны так и не стал — пришибли… И кому только ни дают нынче званий!
— Я своё взяла, мне его не давали. — Тури и хотела прикусить язык и не поддаваться на провокации Ларата, но поганец знал её слабые места. Успел изучить.
Поглядывая на притихшего и даже зажмурившегося рыцаря, навязанного князем Иссиэлем, Ларат одновременно слегка придерживал двумя пальцами верёвку, которая страховала ладью. Похоже, это придавало ему уверенности.
Тёмная вода неслась мимо. Тури прищурилась. Южный берег удалялся всё быстрее, превращаясь в тонкую зелёную полосу; затем не стало и её. Чайки верещали над разливом.
— У нас лекаря не было, — пробормотала она задумчиво, — они в штурмовых войсках ненадолго задерживаются.
Она ещё помнила большой лагерь у Лерне за переправой Гремши; миссия истовых верующих, присоединившиеся к ним торговцы, целители, землемеры и шарлатаны всех мастей и пород. Восточное Черноземье навсегда было охвачено хаосом, и прибытие Туригутты не прибавило порядка. На какие-то месяцы — а то и годы — она заставила себя забыть о комфорте и покое, и это даже начало ей нравиться.
Ничто не бывает вечным. Тури опустила задумчивый взгляд на свои босые ноги. Два ногтя на левой, два — на правой, итого четыре, отсутствуют. Волосы она не оплакивала, их давно следовало отстричь. Но если шрамы, недостающие зубы, пальцы даже можно было легко игнорировать, то переломы, старые раны, последствия всех лихорадок и хворей сказывались с каждым годом всё очевиднее.
И каторга совершенно точно не прибавит здоровья. Ниротиль мог считать себя благодетелем, спасшим подругу и соратницу от быстрой казни, но каменоломни точно так же обрекали её на смерть. Мучительную и медленную. Тури зажмурилась, встряхиваясь и пытаясь изгнать из мыслей навязчивые воспоминания из прошлого. Она знала, что её ждёт. Хотелось бы не думать, но — и это было предрешено — как только свиток с приговором перейдёт в руки старшего мастера каторги, а клеймо будет выжжено на её спине, назад пути не останется. Вряд ли она долго протянет.
Конечно, Ниротиль давал ей шанс, она знала, что он сказал бы, если бы мог: не иди напролом, Тури, постарайся быть тихой, постарайся завести себе дружка среди надсмотрщиков или раздвинь ноги пошире перед старшим мастером. Но это никогда не было дорогой воеводы Чернобурки.
К противоположному берегу Велды они прибыли за час, если не больше. Стражи расслабились, паромщики тоже; в следующей ладье двигались обозы и лошади. А путников ждал северный берег Велды.
В ту же секунду, как Тури его увидела, три месяца с момента ареста внезапно перестали иметь значение. Она снова была в строю. Её ждал бой, одиночный на сей раз.
Туригутта Чернобурка твёрдо вознамерилась бежать.
***
Стоило ногам Левра коснуться твёрдой земли, и мир вернулся во всей своей пестроте, обновлённый. Он продрог, но вовсе не от ветра над рекой: рубашка промокла от пота, льющего по спине ручьями. Как проговорился Ларат, до разъезда на каторги оставалось не более двадцати вёрст. Заключённые были мрачны. Стражи — напряжены. Встретившиеся на этом берегу служащие гарнизона тоже выглядели возбуждёнными.
Все бурно обсуждали последние новости: вдоль побережья моря рыскали пираты-северяне, надсмотрщики на каторге были сущие звери, серебро опять повышалось в цене, пророчествовали юродивые на ярмарках, как обычно, не предсказывая ничего хорошего.
— А тебе, парень, я и без того предрекаю тёмное будущее, — скривился Ларат, останавливаясь возле юноши, — если нервишки свои в порядок не приведёшь. Ты сам откуда? Из Флейи? Что у вас там во Флейе за воздух дурной…
— Чем могу служить, мастер? — запинаясь, ответствовал Левр.
— Ничем, твою душу! И ведь навязали же. Этих молодцов отправлю в Старые Рыбари — на добычу смолы и стройку. Это далеко отсюда и времени займёт уйму. А вот красавицу Чернобурку к себе в каменоломни ждёт мастер-лорд Оттьяр. За что-то бедолагу поставили же на эту должность — но не мы судим. Как, Нечисть, ждёшь встречи?
— Умираю от восторга, — пробормотала мрачно та.
— Вот наш дружок тебя и сопроводит. За неделю дойдёшь, если медлить не будешь, — радостно возвестил Ларат. — Как сдашь её там, парень, не трать силы — дождись меня; назад поедем верхом.
Левр хотел было поинтересоваться, сколько ему придётся ждать старшего стража среди каторжан, но заставил себя заткнуться. Неожиданная мысль заставила его содрогнуться.
— Я что же, один буду сопровождать леди… заключённую?
— Это было бы так непристойно: мы, вдвоём, наедине… — забормотала Туригутта. Ларат закатил глаза:
— Только не эту «леди»! Подождём какого-нибудь везучего путешественника или экипажа. В Полесье есть несколько дворянских вилл. Иногда по этой дороге проезжают господа при звонкой стали.
Ждать им пришлось почти сутки. Левр успел вновь обрядиться в латы — конечно, турнирное облачение было исключено, но он гораздо увереннее чувствовал себя, одетый в стальной нагрудник, поножи и оплечье. Движения это утяжеляло, но всё же ему становилось спокойнее, особенно когда он ловил на себе взгляды каторжан. Юноша не представлял себе, как выживает на своём месте стража.
Ларат выглядел в своей варёной коже так, словно давно обрёл бессмертие. Он спокойно раздавал пинки заключённым, будто убеждённый, что ни один из них никогда ему не отомстит или хотя бы не попытается. Впрочем, вряд ли кто-то из них имел шанс освободиться с каторги живым.
Подумав об этом, Левр обратил пристальное внимание на необычно притихшую Туригутту. Воительница явно думала о чём-то в схожем направлении. При появлении у перекрёстка всадников она подскочила первой, опередив даже Ларата. Тот, сдвинув на нос шляпу, отправился договариваться. Его исчезающая в тумане, поднимавшемся от реки, фигура показалась Левру потусторонним призраком. Но возвращался Ларат из тумана бодрым шагом с широчайшей ухмылкой:
— Подъём, ленивые засранцы! Бог пощадил тебя, мальчик: эти добрые братья-волки как раз направляются к ставке мастер-лорда, руководящего каменоломней. Ты пойдёшь с ними.
— Пойду?
— Лошадь я тебе не дам! — категорично отмахнулся конвоир. — Несколько дней уж как-нибудь выдержат твои длинные ноги. Сапоги хоть твои собственные? Значит, так… — Он понизил голос, поманил юношу в сторону. — …по всем правилам я должен отправиться с тобой. Но эти славные господа в кандалах — да не пялься, дурень! — никак не могут быть доверены толпе наёмников. За одной потаскухой ты уж присмотришь.
— Мастер войны Туригутта… — начал было Левр, не вовремя поддаваясь пробудившемуся рыцарству, и Ларат прервал его вновь:
— Знаю, знаю, не потаскуха! Бедный ты парень… — Он опустил голову, заломил поля шляпы. — …как раз один мастер войны заплатил мне, чтобы эту сестру-мастера я отправил на каторгу.
— Её враг? — тихо спросил Левр. Страж хохотнул:
— Её самый хороший друг. У них вышла размолвка, но Мирный Ниротиль не бросает друзей и в ссоре.
— Ты тоже служил ему?
Ларат кашлянул, отводя глаза. Затем вновь хлопнул Левра по плечу.
— Тебя бы в Элдойр лет пятнадцать назад, мальчик. Вот там таких, как ты, мы хоронили первыми. Что ты смотришь, как будто уже примеряешь меня к этой своей книжице?
— Это тептар, — уязвлённо вставил Левр, — личный кодекс воина, молитвенник…
— Развели церемоний! В моё время мы учились писать и знать наизусть три вещи: Божью молитву, присягу и имена: своё да командира. Бумаги у нас не было. А иногда и чернил.
— И… как же…
Ларат снял свою шляпу и вывернул поля. С годами надписи почти стёрлись, но заметно было, что их регулярно обновляли.
— Да вот же. Кто на чём. На сапогах с внутренней стороны сначала писали, потом решили, непочтительно, и переходили они от мертвяков, стали путаться. Да и имён особо не спрашивал никто. Приедешь в город и даже не ищешь земляков: все свои, где сел — там стол накрыт, где упал — там и спишь. Братья молятся, бряцают оружием, и везде всё задарма. Благодать, одним словом. А ведь война была. А нынче что?
Левру было над чем задуматься. Невольно взгляд его возвращался вновь и вновь к Туригутте Чернобурке. Стала бы она рассказывать о минувших днях или принялась бы пошло отшучиваться, ничем не выдавая своего опыта?
— Так ты иди смирно с братьями-волками, — наставлял Ларат юношу на прощание, — возьми пару серебряных ногат — спрячь поглубже! Не стесняйся их спросить о чём, ребята они добрые. Но особо не вверяйся. Будешь справлять нужду — красотку бери с собой. Вообще не спускай с неё глаз. Не выпускай верёвки из рук. На ночь замотаешь цепь вокруг дерева и замкнёшь. Понял?
— Понял, — послушно кивнул Левр. Ларат наклонился ближе, нахлобучивая шляпу обратно.
— И ни за что, ни при каких обстоятельствах не снимай с неё кандалы! Ключ вручишь лично мастер-лорду, когда доберётесь. Возьми письмо, это ему…
…Цикады, свиристящие в кустах, не смолкали даже от взрывов хохота северян, расположившихся на ночлег рядом с экипажем, которого в утреннем тумане Левр и не рассмотрел. Кафтаны на оборотнях были дорогие, сапоги — новые. Сытые и весёлые, северяне щедро оделили молодого рыцаря угощением, без напоминаний принесли ужин и одеяло и явили всю широту гостеприимства волчьей души.
Перепало и пленнице. Памятуя о приказе Ларата, юноша не выпустил верёвку из рук ни на секунду, вынужденный краснеть, сопровождая воительницу в кусты, и, что ещё хуже, вынужденный созерцать её нарочито неторопливую возню с одеждой.
Она так и оставалась молчалива. Впервые подала голос уже вечером — ухали совы в светлом лесу, оборотни развлекались беседами и шутливой борьбой у костра, шумно сватали одному из приятелей чью-то сестру или дочь — и вдруг Туригутта выдала, глядя перед собой в прозрачный ночной воздух:
— Тебе лучше приковать меня сейчас, пока ты не заснул.
Это было неожиданно.
— Почему же?
— Если ты не сделаешь этого, я сбегу.
А это — прямо и откровенно. Тёмные глаза воительницы блестели в темноте. Левр поднялся с места, очень осторожно подошёл к Чернобурке и вытянул цепь на всю длину. Замок был там. Он поколебался мгновение. Возможно, ему следовало позвать на помощь?
«Этого ещё не хватало, — разозлился юноша на себя, — верить этой сумасшедшей, когда она в очередной раз пытается посмеяться надо мной!»
— Ты не сможешь, — ответил он и сел на прежнее место. Цепь осталась у него в руках. Туригутта беспечно пожала плечами.
— Ты был предупреждён.
Левр был выше женщины и определённо сильнее, но наедине, без посредничества едких комментариев Ларата, он отчего-то чувствовал такое же напряжение, как если бы перед ним восседал живой дракон. Возможно, дракона он опасался бы меньше. И, что точно знал юноша, Туригутта могла с лёгкостью учуять его страх.
— Думаешь, не сбегу? — Она улыбнулась: блеснули два золотых зуба справа. — Думаешь, ты сильнее? Попробуй. Даже босая, я тебя отпинаю… ну же. Или ты недостаточно смелый?
— Я умный, — выпалил Левр, неосознанно дёргая её цепь. — Я и пробовать не стану.
— Что-то такое есть в тебе небезнадёжное, что-то есть, — кивнула женщина, запрокинула голову и тяжело вздохнула, — но попытаться стоило. И что такой умник делает по эту сторону Велды, в Полесье, вместо того, чтобы наслаждаться победой и девичьими вздохами вслед, а если повезёт, то и чем-то большим? А, Мотылёк?
Левр отчаянно краснел. Он в самом деле рисовал на предыдущем привале в тептаре, прикидывая, возможно ли изобразить эребского рогача на щите в качестве герба. Ему следовало догадаться, что воительница обратит внимание.
— Меня зовут Левр из Флейи. Я всего лишь прохожу испытание эскорт-ученика…
— Ух, золотце. Если я тебя поцелую там, куда тебе хочется, развлечёшь меня схваткой?
— Молчи, — буркнул юноша, краснея. Но Туригутта не умолкла.
— Чтобы я молчала, ты говори. Нечего сказать? Так я продолжу… но мне нужно имя.
— Какое имя? — запнулся Левр, вынужденный взглянуть на свою пленницу. Она состроила гримасу и стрельнула в его сторону нарочито кокетливым взором:
— Имя твоей зазнобы, конечно. Что ж, она будет Прекрасной Дамой, пускай. Ты, конечно, совершаешь сей подвиг ради неё — нахер сказки о званиях, если ты не слабоумный, ты знаешь, как получают воинские пояса, для этого не нужно подвигов, и от любых испытаний можно откупиться. Но ты не похож на того, кто отправился бы в подобное путешествие ради денег — да и какие деньги, если сам всё ещё вне звания! Слава же тебя точно не интересует — в чём слава сопровождать женщину в ссылку? — Мятежная полководица возвела глаза к небу. — Ни золотых копий, ни наград.
— Откуда тебе знать? И почему ты не можешь молчать? — буркнул Левр, угрюмо глядя под ноги, не переставая сжимать цепь.
— Я уверена, что поболтать мне ещё очень не вскорости представится случай. Ты, конечно, не самый одарённый собеседник, но, как говорят в Руге, когда нет печёных куропаток, на свадьбу радуются саранче.
«Меня сейчас стошнит», — Левр постарался изгнать из мыслей образ запекаемой саранчи, о предполагаемом вкусе которой не имел никакого представления. Туригутта с очевидным развлечением наблюдала его отвращение. Её пристальные, немигающие круглые карие глаза напоминали взгляды ручных рысей, которых привозили с севера Загорья как диковинки. Юноша опустил голову. Вспыхивающий румянец он чувствовал каждой порой на коже.
— Я плохо сплю, если на ночь глядя ни с кем не покувыркаюсь, — вновь завела свои шуточки женщина, покашливая. — Ты не выспишься, если я всю ночь буду скрежетать зубами и стонать у тебя над ухом. Сделай милость, хоть одну руку мне освободи, раз уж ты такой блюститель нравственности. Или будь настоящим братом пленной сестре — одолжи свою…
Левр сжал зубы почти до боли. У костра раздался очередной взрыв волчьего хохота — с подвыванием и тявканьем. Северяне веселились.
— Ты говоришь на сурте, Мотылёк? — вновь заговорила воительница. — Я вот говорю немного. Но я не рискну пойти к этим милым мужчинам, чтобы развлечься… — Она принялась стягивать обеими руками штаны, виляя бёдрами.