========== Глава 1, в которой Пёс не понимает очевидного ==========
Иногда в детстве Сандор Клиган мечтал быть лордом.
Конечно, ему вовсе не хотелось внезапной смерти своего брата (до одного прискорбного случая, закончившегося полным крушением всех надежд и братских уз). Но в детстве, сидя в седле перед отцом, он иногда хотел, чтобы однажды ему самому кланялись люди на обочинах дорог, и перед ним женщины старались не гонять лишний раз коров и гусей.
А еще очень хотелось, чтобы была такая же, как мама, но только другая женщина, которая бы делала такое же таинственное лицо, удаляясь с ним в спальню, как мама делала с отцом. Многого хотелось в детстве: коня, скрипучего седла из серой кожи, бряцающих весело стремян, сапог с новенькими подошвами и небольшими каблуками, пояса, как у больших; свой замок с высоченным донжоном, перекидной мост через ров и огромный-огромный причал с лодками и тремя кораблями, как на гобелене в большом зале.
В последние дни, анализируя прожитую жизнь, Сандор Клиган с удивлением отметил, что многие из детских фантазий сбылись. Не так и не вовремя, но сбылись. С другой стороны, он готов был бы в пекло бросить все свои мечты ради одной, самой невозможной. Она же, на расстоянии двух шагов, мило улыбалась, что-то выделывая иглой на вышивке в пяльцах.
«Семеро, эти славные ребята Ходоки появились вовремя, — с теплотой думал Пёс, созерцая Сансу Старк — снова, все еще и навсегда Старк! — перемешали все и всех, стерли долбанные, мать их, границы, и вот уже я — почти долбанный лорд, а она… она…». А она, ничуть не подавая виду, что для нее что-то необычное находиться с ним в одной комнате за полночь, продолжает свое занятие.
Десятый день светских бесед у камина. Пытка сродни дикому огню.
Винтерфелл стал тесен от наплыва тех, что скрывался от Зимы. Но он держал осаду Ночи и Иных, а три десятка других замков и укреплений пали в первые же сутки. А Винтерфелл — нет. Вот уже восемь месяцев кто-то словно оберегал не только его, но и окрестности от оживших мертвецов.
Сандор не хотел знать, кто или что. Он свое уже отпрыгал. Занятно было бы поучаствовать в отважной, но безнадежной авантюре лорда Сноу за Стеной, но гораздо приятнее остаться в Винтерфелле. Навсегда, желательно.
С ней.
Уезжая к Стене в первый раз, старковский бастард подозвал его к себе, проникновенно глянул в лицо, пожал руку и попросил беречь сестер, заботиться о порядке в замке, обозвал, запинаясь, «лордом-заместителем», напомнил наказывать мародеров и воров по законам Севера и был таков. Вся шумная толпа оборванцев, которую по недомыслию этот юноша таскал за собой и звал армией, выдвинулась к Стене. В пекло Стену и все, что за ней.
— Если мы не вернемся…
О, эти чудные разговорчики. Без них ни одно прощание не обходится, не так ли. В пекло и их тоже.
— Санса многое пережила.
«Ага, — мрачно подумал Сандор, — я понимаю, как никто».
— Присмотрите за Арьей, сир Клиган.
«Пёс — нянька? Стоило выжить, чтобы услышать это… и, кажется, я стал еще и сир».
Сопротивляться не было сил. Сир — ну и ладно. Пташка все равно оговорится не раз, а он даст ей подначку, и насладится ее смущением…
Джон Сноу что-то там еще говорил, но Сандор прослушал.
***
Он приполз к ее порогу подыхать — избитый, окровавленный, полумертвый и замерзший. Первые три месяца отсыпался и отъедался. Ему бы хватило и этого, но Сансе было мало, и она поставила перед собой более сложные задачи: перевоспитать его и из облезлой дворняги сделать породистого самца-рыцаря. Вторую задачу он ей облегчил, объяснив в нескольких цветастых выражениях, что не намерен облачаться в парчу и золото, как какой-нибудь — дальше леди Старк зажала уши руками, но не визжала, лишь с укоризной взглянула ему в лицо.
Она так часто стала смотреть ему в глаза, что это должно было что-то да значить. Пёс терялся в догадках, что именно, очевидному не веря. Очевидностей накопилось более чем достаточно. Критическая масса очевидностей. Отмывала она его лично, например. Отхватила полбороды, обкорнала сверху, выставив на всеобщее обозрение его шрамы и сделав вид, что это ничего не значит.
«Спасибо и за это, славные ребята Ходоки». Теперь, чтобы быть достойным внимания женщины, особой миловидности не нужно, достаточно быть живым.
Робкая Пташка из прошлого прекратила беспорядочно распевать направо и налево, но очень умело свила гнездо и командовала в нем. И за двадцать первых минут пребывания в Винтерфелле Сандор Клиган в этом убедился окончательно и бесповоротно. Пока его от ворот по двору волокли два дюжих мрачных северянина — неотличимы друг от друга, бороды, лохмы, кустистые брови, беспощадная северная крутизна, вот это всё, — она летела сзади и раздавала указания голосом давно почившей Кейтилин Старк:
— Баня. Мейстера Тарли ко мне, потом в бани. Его лохмотья сожгите. Сапожника. Позовите Мирин с кухни, пусть поторопится с обедом и принесет оставшееся с ужина. Подайте мне…
…его сердце. На большом подносе. Пташка о нем заботилась. Пусть заботилась она о каждом, включая тех, что меньше всего этого заслуживали, млел Пёс вполне осознанно.
От теплой воды и мыла его волосы и борода закурчавились и распушились. Вид был тот еще.
— Сделала из меня болонку какую-то, — проворчал Сандор, и за спиной услышал тихий смех. Санса неслышно приблизилась, положила около него стопку белья. Это могла бы сделать служанка, но она предпочла сама ухаживать за своим Псом. Ему хотелось верить или хотя бы надеяться, что в деле замешана толика ревности, но скорее всего, она просто никому не доверяла.
Помять какую-нибудь пухлую девицу было бы неплохо. Но многие из них, особенно южанки, шарахались прочь от него. Смело проходила мимо, еще и задевая нарочно плечом, только несносная Арья, но эту не проймешь ничем. Девчонка подросла и расцвела, и даже стала носить платья с простонародно пышными юбками — в любой складке которой мог оказаться нож, яд, удавка или что похуже. Манер, правда, ей взросление не прибавило.
Зато угловатость и грубоватая простота лица исчезли, сменились четкими строгими чертами Старков, а к походке добавилось вызывающее покачивание бедрами.
Что подразумевал Джон Сноу, прося приглядывать за Арьей, Сандор Клиган понял не сразу. Ничего плохого в ее утехах на конюшне с одичалым пареньком не находил. В конце концов, даже ее прогулки по стенам с тем тенном были довольно-таки невинны. Запереть же ее в комнате означало неизбежно навлечь на себя гнев и последующую месть, а с этой долбанутой сучкой в гневе Клиган дело уже имел. И не желал возобновлять прошлый опыт.
Когда он популярно изъяснил ей свою позицию, Арья залилась звучным хохотом.
— Что было, то было, — прищурила она свои ясные глаза, — моя сестрица дура, но пока ты не лишишь меня свободы, я не буду лишать ее — тебя.
На следующий же день он выловил ее в коридорах и тряс минуты две, допытываясь, что именно она имела в виду. Девчонка плюнула ему в бороду и ущипнула за уцелевшее ухо, обозвала уродом и «старым пердуном», пнула коленом в живот и заявила, чтобы он держал свой «грязный стручок» подальше от Сансы.
— Да не было у нас ничего! — взревел он.
— Вот именно! — напоследок двинув ему локтем в челюсть и шипя, как кошка, младшая Старк вырвалась и унеслась прочь.
«Белые ходоки, славные ребята. Может быть, мне к вам?».
*
Сандор Клиган не был тугодумом. Напротив.
Слов Арьи оказалось достаточно, чтобы поставить точку в его сомнениях. Каким-то неизвестным образом Санса Старк из милой застенчивой Птахи превратилась в опасную волчицу (Клиган старался не перебирать в воображении вехи ее пути), и возжелала Пса.
Он все понимал. Понимал, что его образ она принесла за собой из детства, как нечто незыблемое и неизменное, что он теперь казался ей достойным всяческого сочувствия и женского внимания, а не простой лишь детской жалости; понимал, что должен оставить ее в ее положении самой справляться с пережитым. Вот Арья — та другая, у нее все в действии, она все переживает вслух, не скрытничает. Но Арья, какой бы она ни стала с годами хорошенькой или хотя бы просто симпатичной, не могла соперничать в его глазах с поникшей, погасшей, отчаявшейся Сансой Старк.
То ли бежать, то ли оставаться. Как дышать рядом с ней, такой желанной, женственной?
Сандор размышлял о том, способна ли она вообще теперь хотеть мужчину. Знает ли она, чего именно хочет. Судя по тому, что бывшего мужа живьем скормила собакам, вряд ли их брак приносил ей хоть какое-то удовлетворение. Но единственный источник сведений разгуливал по коридорам Винтерфелла с гаденькой улыбочкой на пухлых губах, по вечерам перечисляющих все большее число имен приговоренных к смерти.
Пес только надеялся на то, что его имя из каких-нибудь соображений будет отнесено в конец списка. И как говорить с ней? Арья никогда не была из вежливых собеседниц.
Наконец, Клиган решился.
— Твоя сестра подарила мне платок, — закинул он первую удочку, — с вышивкой.
— И? Сопли дыру проели — теперь залатать некому? — усмехнулось создание адских глубин, преувеличенно часто хлопая ресницами, — повяжи куда-нибудь, чтобы она видела. Ей понравится. Санса эту ерунду всегда любила.
— Турниры вернутся еще нескоро, — усмехнулся Сандор.
Почему-то возникла картина перед глазами, четкая, словно уже однажды пережитая: он против одичалого, в круге голых по пояс кричащих мужчин… сражается за честь своей леди. Своей женщины. Было это или будет?
— На хрен свой привяжи, — донеслось насмешливое от Арьи, — только боюсь, ее это не вдохновит.
— Не много ли мыслей о моем хрене? — осклабился он, разворачиваясь и нависая над юной хулиганкой. Она в ответ выпятила грудь и прищурилась:
— До сих пор его слава не впечатляла. Удиви меня, Пёс!
И снова последнее слово было за ней. Клиган удрученно направился в тренировочный двор, намереваясь побыть наедине с собой — его даже от снега не чистили как следует, и место было самое подходящее. А упомянутая часть его тела стояла колом, и он был бы слишком нечестен по отношению к самому себе, чтобы отрицать участие в этом одной наглой особы сомнительных манер и самого безупречного происхождения.
*
Следующим же вечером — одиннадцатым по счету наедине с Сансой Старк — Пёс решительно предпринял попытку ухаживания.
Это было ужасно. Он полчаса пытался выжать из себя хоть что-то, подобающее случаю, но ничего придумать не смог, кроме упоминания о том, что платок с вышивкой ему «пригодился», затем отчего-то сбился:
— …я не о том, что у меня насморк, соплей нет уже месяц как, из носа не течет, как бывало, ну, вино там чересчур крепкое или… да и хрен с ним, с носом моим, на что он мне вообще, я к тому, что вышиваешь ты, миледи, каждой бы так вышивать…
А она слушала эту белиберду с самым серьезным и учтивым видом, словно он стихи читал или балладу пел, или что там полагается делать, когда желанная женщина дарит подарки, а потом зовет к себе в ночи. Точнее, что делать, Сандор знал. Но как подвести к этому, бесспорно, важному действу, не имел понятия.
Все без исключения предыдущие его разы включали в себя торг и предоплату.
Все. Даже в четырнадцать, когда он выменял невинность у дочки садовника на три фунта яблочной пастилы из буфета.
Так что ж это, Санса покупала его за вышивку, получается?! Мысль эта обожгла и укрепилась.
— И вообще, зачем он мне, на хрен, нужен, твой платок! — вырвалось у Клигана нервно, и он покинул леди в прежнем молчаливом оцепенении.
Следующим утром его в тренировочном дворе выловила Арья. Негодница подобралась сзади и повисла на его спине, отчаянно пытаясь достать кинжалом до горла. Дружеское приветствие от леди Старк-младшей.
— Тебе еще учиться и учиться, — заметил он, без труда снимая ее с себя и аккуратно возвращая на землю одной рукой, — чего надо?
— Моя сестра ненавидит мужчин, — глядя немного в сторону, негромко произнесла девица, поджимая губы, — но питает слабость к калекам. Тебя она жалеет. Она Теона жалеет. Она даже Тириона…
— Значит, я в списке между кастратом и карликом, — скривился Пёс, фыркая и искренне веселясь. Конечно. Вот еще, размечтался о чем-то большем.
— Это лучше, чем ничего, — убежденно ответила Арья, поднимая на мужчину особенный, тяжелый и страстный взгляд, — а ты убеди ее, что стоишь большего, чем жалость.
«Как?» — но он даже жестом не выдаст себя. Подозревая, правда, что мелкая нахалка и так знает наизусть его лицо, мысли, чувства…
— Поцелуй ее, балда! — хихикает старковская стервочка, кривляясь совсем уж бесстыжим образом, — это же Санса, она только и мечтает, что о тебе с твоими поцелуями, только и вспоминает…
Растерянность на своем лице — растерянность даже на шрамах — он чувствует сам. И от Арьи она точно не укроется.
— Ты что же? Не целовал ее?
Приходится отрицательно вертеть головой.
— А ты вообще когда-нибудь целовался?
Секундное замешательство перед кивком — и Арья победоносно продолжает допрос:
— А не за деньги?
Зараза!
— Научить? — хитрое подмигивание слишком уж близко. И как она вымогает очередной рефлекторный кивок, сам Неведомый не объяснит. Внезапно ее личико оказывается близко — что-то в нем есть если не волчье, то лисье: хитрость, ловкость, настороженность. Маленькие когтистые ручки обхватывают его за морду — за обе ее части, здоровую и обгорелую — и тянут вниз.
От удивления он, кажется, открывает рот, чем еще больше усугубляет ситуацию. Что-то мягкое, теплое, влажное и бесконечно вкусное оказывается сначала на нижней губе, а потом на верхней, и только тогда с опозданием Сандор понимает, что его бесстрашно и от души целует Арья Старк.
Целует, играет, облизывает, щекочет губами его непривычный к подобной ласке рот, щедро угощает прерывистым юным дыханием — запах сена, свежего хлеба и чего-то такого летнего и приятного. Это так сладко, что он сбрасывает оцепенение, неловко облапив ее тельце — под ладони попадают какие-то части тела, руки-ноги-грудки-позвонки на спине, раз, два, три — все хрустит и мнется, гибкое и маленькое, он мог бы носить ее за пазухой, должно быть, — а во рту с внутренней стороны нижней губы, онемевшей от ее осторожных покусываний, появляется ее острый язычок.