Cure Te Ipsum - Гайя-А


========== Вторая Смена ==========

Предчувствия иногда оправдываются. Знаете, с утра встанешь — и ясно сразу, что день удался. Или не удался. Чайник долго не вскипает, пока не выясняется, что штепсель опять кто-то выдернул из розетки. Потом автобус уходит из-под носа, маршрутка опять застревает в пробке, светофоры все горят красным или не горят вообще.

Тот день обещал быть удачным с самого начала. Ничто не предвещало, как говорится. Позвонила тетя из Молдовы. Она и шесть моих двоюродных родственников собирались в Россию. Позвонил брат, недавно в очередной раз переехавший — из Петропавловска в Анадырь. Цыганские гены заставляли его колесить по стране, но выбирал он отчего-то самые удаленные регионы. Мы всегда думали, выбирает он их по принципу — чтоб не добралась вся многочисленная родня. Добирались все равно. Ездить далеко любили все.

Позвонила мама — на даче поспели первые зимние яблоки. Позвонила сестра — она опять была беременна и спешила мне сообщить, что я решительно неправа, занимаясь чем угодно кроме поиска мужа и произведения на свет потомства. Позвонил зять — извиниться за звонок сестры.

Обычное утро. На работе сутки тоже удались довольно спокойные. Бабушки с давлением и приступами одиночества, дедушки с ишемией и ностальгией, тетушки с истерией и подростки с симуляцией. Нормальный день для скоропомощника.

Еще был мужик с флюсом и температурой. И боязнью стоматологов. И девушка с подозрением на внематочную — оказалось, пищевое отравление. Ничего серьезного, и слава Богу.

Пожалуй, день подпортил только тот факт, что сегодня у нас начинала работать новенькая, Эля. Мы уже сталкивались раньше, и она мне категорически не нравилась. Миловидная, улыбчивая, надоедливая девица, влюбчивая и липучая. За время нашего шапочного знакомства она перевлюблялась едва ли не во всю больницу. Благо, немного той больницы в провинциальном городке.

Методично опрашивая очередную пенсионерку о симптомах ее заболевания и выслушивая в ответ тираду о потере смысла жизни, я планировала поездку на дачу. Наш водитель тоже собирался, а мы, по счастью, были дачными соседями. Закрывать на зиму розы было, пожалуй, рановато, но следовало озаботиться старой малиной и зарослями ивняка. На выходные у меня были самые глобальные планы.

Если бы я знала, какой сюрприз меня ожидает!

***

— Максимыч, ты что туда напихал? — пыхтя, спросил Саня, втискивая набитую картонную коробку под сиденье медицинской «буханки», — ты, вроде, на дачу собрался, а не в партизанское подполье. А тут какие-то железки…

— Генератор и кое-что по ремонту, — ворчливо ответил Максимыч, закуривая.

— Не кури в салоне! — вмешалась Лара. Она уже надела белый халат и теперь с горечью разглядывала подпалины от утюга. Опять сестра-хозяйка не передвинула стрелочки с тройки на единичку.

— Максимыч, ты бы не курил в самом деле. С нами сегодня новенькая, нехорошо деморализовывать коллектив с самого юного возраста.

— Пусть привыкает, — сплюнул водитель в сторону.

После дежурства Максимыч обещал отвезти Лару на дачу к ее родственникам, а сам намеревался отправиться на свою. Служебный транспорт официально нельзя было использовать, но в маленьком городке на маленькой подстанции на это с недавних пор окончательно закрыли глаза. В конце концов, Максимыч своими золотыми руками ремонтировал видавший виды уазик, сам дозаправлял, когда бензина не хватало — что случалось с урезанием бюджета все чаще, и можно было позволить ему небольшую вольность.

Потому сейчас, после суток, машина была доверху забита различным скарбом, не имевшим к медицине никакого отношения. Большая часть его принадлежала Ларе, значительная — Максимычу. Саниного здесь были только три блока сигарет и пакет из Ашана.

— Здрасьте, — появилась, наконец, новенькая, — я Эля.

— Александр, — важно представился Саня, — это Федор Максимович, это — Лариса.

— Мы знакомы, — процедила та.

— Вызов есть?

— Да вот, ждем…

Минут десять убили на курение и разговоры о погоде. Хотя стоял конец августа, лето уже сдало свои позиции ранней осени, и было зябко.

— Эх! Вот бы сейчас сидеть у печки, смотреть на огонь и никуда не торопиться, — вздохнул Саня, подмигивая Ларе, — повезло тебе.

— Добро пожаловать в наш табор, — вздохнула она, — там к печке не протолкнешься, да и от печки название одно, буржуйка из восьмидесятых…

— А то тебе это не нравится. А чего хочется тогда?

— Купить новый стол, новую скатерть, новую квартиру. Убрать в подвал малиновое варенье. Кастрировать соседского кота. Найти мужчину моей мечты… — принялась меланхолично загибать пальцы Лара.

— А ты, Максимыч, чего хочешь?

— Чемпионат по хоккею. И чтоб наши канадцев уделали, — буркнул тот.

— Примитивно это, Максимыч, — не унимался Саня.

Лара закатила глаза: напарник явно рисовался перед новенькой. Эля, распахнув ясные голубые глаза, глядела на него безотрывно. Несомненно, уже готова была влюбиться.

— Ребят, вызов! — с крыльца донесся громкий голос, — Врубите уже рацию, наконец!

— Сломалась. Куда едем? — Максимыч мгновенно приободрился.

— На Двадцать Лет Октября, дом восемьдесят восемь. Бабуля с давлением.

— Жалко. Ерунда, — вздохнула Эля. На нее синхронно оглянулись и Саня, и Лара. Посмотрели друг на друга.

— А ты хотела огнестрел, что ли? — осторожно поинтересовалась Лариса. — Радуйся!

Новенькая смолчала в ответ, но очевидно стало, что бабулю с давлением она за большой медицинский подвиг не считала.

Максимыч завел машину.

— А почему врач сзади, а фельдшер спереди? — выдала Эля. Лара посмотрела на нее с явным отвращением во взгляде.

— У меня ноги туда не влезут, — добродушно пояснил Саня, — а Ларка мелкая. Максимыч, ты в медсанчасть заедешь завтра? Там какие-то стулья ненужные были, говорили забрать.

— Заеду, заеду…

— Саня, что-то я чемоданчика не найду, — вдруг заметила Лара, устраиваясь поудобнее спереди, — а ты аптеку-то собрал? Я только детскую вижу.

— Взял. А это хирурги покупали, оставили что-то.

— Тут три коробки зеленки.

— Нет, не там. Эля, уберись отсюда! — Саня скрылся под носилками, что занимали большую часть свободного пространства. — Лара, детка, тут твоего барахла на три сезона. Тазы какие-то…

— Это ящики для рассады.

— Сентябрь на носу, зачем тебе рассада? Нет, тут нету. А тут что? А тут шприцы… Эля, брысь!

Саня, продолжая ворчать, отыскивал в недрах буханки то запасы тушенки Максимыча, то изобилие дачных покупок Лары. Наконец на руках врача высилась целая башня коробок с лекарствами и перевязочными средствами. Такая же, только из синих чемоданчиков, наличествовала на коленях Эли.

— Это чо за бардак у тебя в тачке? Главный давно не вставлял люлей?

— Порядки наводить дома будешь. Литичка при тебе? Ну вот ее и будем кушать. Бабульке восемьдесят шесть, ей все эти сокровища зачем?

Незаметно добрались до улицы Двадцати Лет Октября. Лара всегда невольно кривилась: ведь, по сути, двадцать лет с революции — это тридцать седьмой год, эпоха жесточайших репрессий. Вот уже проехали сороковые дома. Немного помедлили, объезжая лужи на разбитой дороге — неподалеку строители парковали тяжелую технику. Фонари отражались в многочисленных лужах.

Саня с коробками и Эля с чемоданами сидели у носилок. Максимыч трепетно настраивал магнитолу. Лара бездумно смотрела в ночную осеннюю тьму, раскрашенную редкими фонарями и красными кронами кленов в их неровном электрическом свете. Стояла морось. Над речкой наверняка будет туман с утра. Даже ларек с сигаретами и тот весь в капельках дождя. Настоящая осень…

Внезапно завизжали тормоза, машину бросило вперед, Лара успела закрыть лицо руками, услышать визг Эли и смачный мат Максимыча:

-…твою налево, рессора!

И все вдруг померкло.

***

— Ларка! Ларка, ты жива?

Голос Сани вырывал меня из небытия очень настойчиво, хотя полежать еще хотелось. С трудом сфокусировав взгляд, я обнаружила над собой своего встревоженного друга, не менее испуганную бледную Элю и пасмурное серое небо…

Стоп. День? Это где я провалялась двенадцать часов? На улице?

— А Дэвла… Саня… — вышло хрипло, — Саня, что это было?

— Если бы я знал, — вздохнул он и подхватил меня под плечи, — давай, детка, приходи в себя. Нам тут без тебя никак не справиться. Тут лютый ад!

«Справиться» — последнее слово, которое я сейчас желала бы слышать. Я с собой сейчас не особо справляюсь. Особенно с левым запястьем. Видимо, сильно ударилась при аварии.

— Кто в нас въехал? — иного предположить не могла, Максимыч водит тридцать лет, и крайне при этом аккуратно, — что-то тяжелое? Жмуры есть?

— Да тут одни жмуры, — пробормотал Саня.

— Лара, мы куда-то попали, — это плаксиво вступила Эля, — посмотри вокруг!

Да. Это явно была не улица Двадцати Лет Октября. И вряд ли наш любимый Энск. Прежде всего, мы находились на открытом пространстве, и прямо передо мной высилась настоящая горная гряда. Вдобавок, было зверски холодно, дул пронизывающий ледяной ветер. Кроме ветра и гор, я обнаружила, что кроме нас, тут еще уйма народа, и все чрезвычайно плохо выглядят. Большая часть была абсолютно точно мертва.

Мутило от того, что мы видели, нехило. Но отчего-то, глядя на мертвые тела, я искала взглядом, возможно, неосознанно, выживших. Как будто ни на секунду не сомневаясь, что они найдутся.

Странное дело, мертвый человек почти всегда отличается от живого. Но когда речь о поле боя — а тут шла речь скорее о побоище — то спутать очень легко. Бело-серые лицами и в брызгах крови, все грязные. Все лежат в странных позах вповалку. Наверное, нет ничего ужаснее, чем умирать среди трупов, зная, что тебя просто не заметили, посчитав еще одним… вот там что-то шевелится, кажется.

— Э дей мури! Саня, — я с трудом начала подниматься, для чего сначала пришлось перекатиться и встать на четвереньки, — смотри. Там один живчик есть…

Саня дернул Элю и направился в указанную сторону. Рядом с собой я обнаружила сложенные коробки и два чемоданчика. Малодушно понадеялась на что-нибудь обезболивающее для себя. Не хотелось думать, что я уже очнулась, что кругом страшная реальность какого-то сумасшествия. Каким ветром нас занесло сюда? И если вокруг столько мертвецов, не грозит ли нам то же, что и им?

— Давай оклемывайся! — заорал вдруг Саня, и меня от тона его голоса почти подбросило на ноги, хотя прямо стоять все равно не получалось. — Ларка, тут такое!

Что «такое», я поняла, подобравшись к ребятам. Эля окаменела, вцепившись в левый рукав Саниного халата. Я сделала точно то же самое, вцепившись в правый.

За небольшим холмиком, усыпанным телами павших, перед нами открылся незабываемый вид: порядка полусотни шатров, еще пара сотен палаток и, очевидно, все выжившие победившей стороны. Суетились они как муравьи, а свершившаяся победа, кажется, пришла не более чем полчаса назад, потому что в нашу сторону направлялись десятка три уцелевших с носилками.

— Я это уже видел, — прошептал Саня с горящими глазами, — я знаю, где мы… это как в кино почти… точно, это же оно…

— И я, — пискнула Эля и дернула врача снова, — точно, мы там. То есть, мы здесь.

— Ну дела!

Одна я ни черта не понимала.

Снова тот же звук и неявное шевеление откуда-то из-под ног. Мы разом обернулись. Эля первая рискнула подойти. Молодой темноволосый парень был весь в крови и ею же плевался. Саня схватился за карман, в который по тупой своей привычке обычно засовывал рацию. Я — подвигала в воздухе руками, пытаясь найти спасительный чемоданчик… опомнившись, посмотрели друг на друга, окончательно осознавая ситуацию.

— Потерпи, дружок, — нежно напевала над юношей Эля, оглядываясь на нас поминутно, — сейчас дядя с тетей тебе помогут…

Дядя с тетей, тем временем, продолжали смотреть друг на друга с непередаваемым ужасом.

— Мы ничем ему не поможем, — голос мой сел, — у нас ничего нет, ты понимаешь это? И даже Максимыча с машиной нет почему-то. У нас ни антибиотиков, ни плазмы, ни…

— Прорвемся, — дернул меня за руку друг, упрямо сжав зубы, — а ну не ссать!

— У него, — я бросила короткий взгляд на парня, которого Эля пыталась удержать на месте, — у него ножевое… ох, мечное? Кровопотеря какая, мы не знаем. И он, кажется, вообще не человек… Легкие, Саня! Пневмоторакс! Туберкулез! Все что угодно!

— Не ссать, я сказал! Отставить панику! — Саня, если и был растерян, виду не подавал — настоящий мужик. — Вон тех видишь, с носилками? Чем-то они лечат. Значит, медицина есть. Значит, мы пригодимся.

— А если они решат, что мы враги? А чем лечить? А потом? А как мы вернемся домой?

— Разберемся. Выбора все равно нет. Не околевать же здесь на морозе. Эй, народ! — Саня влез на холмик и помахал рукой фигурам с носилками. — Коллеги! Сюда! Мы тут!

Позже я думала, что это был весьма опрометчивый поступок, но в ту секунду, контуженные своим внезапным перемещением между реальностями двух миров, мы не особо отдавали себе отчет в своих действиях.

И в их последствиях.

***

Вечером того же дня Лара, не спавшая уже двое суток, молча сидела у огня в одном из самых больших шатров и задумчиво курила. Чего-чего, а проблемы с куревом в этом новом мире не было точно. Только на Саню высокие остроухие смотрели как-то странно, когда он закуривал сигарету. Лара сразу заметила их недоуменные взгляды. Остальным, казалось, до прибывших из ниоткуда людей вообще дела не было. Оно и понятно, когда вокруг столько проблем.

За один день Лариса увидела больше мертвых людей, чем за все время учебы, практики и работы. А смертей столько, как она поняла, ни один из врачей ее родного мира не видел никогда. Плохих смертей. Мучительных и бестолковых. От ужаса происходящего и собственного бессилия было хуже всего. Вот если бы этого раненого в оперблок! А для того — пару ампул амоксициллина хотя бы!

Первый найденный раненый уцелел, ну или, по крайней мере, дожил до конца операции. То ли сын местной шишки, то ли сам по себе весь герой, но вокруг него хлопотали сразу несколько лекарей, включая Саню. Кое-как остановив кровотечение и понадеявшись на милосердие Божье, его и остальных после швов, перевязок и ампутаций распределяли по шатрам и палаткам — про себя Лара называла их «палатами». В той, где она находилась сейчас, складировали лекарства и все лекарские принадлежности. Значит, Лариса стала сестрой-хозяйкой. Понижение, если что. Какая нелепость, думать о таком.

Голова гудела, как после хорошей попойки. Особенно становилось плохо, когда кто-то обращался к ней. Язык общения явно был Ларе незнаком, но она отвечала на нем, хоть и с запинками. Но и вопрошающий понимал русский, хотя точно так же этому удивлялся. Правда, к чтению этот неожиданный навык не относился: на попавшие с бригадой незадачливых медиков коробки лекари косились недоверчиво.

Первым делом Лара разобрала их и в раздражении обругала Максимыча. Что ему стоило сложить все лекарства в одно место! Тогда у них был бы большой запас драгоценных анальгетиков и спазмолитиков, а не только коробка бесполезной зеленки, упаковка какого-то очередного фуфломицина, втюханного фармпредставителем, да древний тонометр. Ну и фонендоскопы, оба были заняты на сложных пациентах. Конечно, кое-что еще нашлось, но для серьезных травм было бесполезно.

Дальше