Поняв, что мы рискуем повторить круглосуточный режим работы шатрового госпиталя, мы отправились делегацией к самому узбаду — просить еще помещений для сменщиков. Узбад нас не принял, его заменила госпожа Дис.
Честно говоря, я бы предпочла иметь дело с ее братом.
— Денег нет, — приветствовала она нас.
— Мы не за деньгами…
— Все равно нет.
— Нам бы две комнатки добавить… к клинике. Мы, знаете, врачи.
Гномка оглядела нас с плохо скрываемым презрением. Нас столпилось десятка два: здесь были и целители-эльфы, и представители ЭБЦ.
— Все болезни — от безделья, — безапеляционно сообщила нам Дис, — нечего развращать народ. Хилые и так все стали от этой вашей медицины. Моя бабушка прожила до трехсот двадцати и никогда в жизни не обращалась к врачам.
У меня зародилось нехорошее предчувствие, что мы имеем дело с поклонницей натуропатии или уринотерапии. Так и оказалось. Дис помучила нас знатно. Мы были признаны взяточниками, лентяями, бездельниками и вымогателями. Нам было велено лечить все болезни целебными пенделями и выпивкой, а если не помогает — ударной работой в шахтах, где все хвори, по словам гномки, проходили на раз.
Сжалившись над нами, она все же разрешила нам занять еще два помещения по соседству. Отчеты о тратах Дис пожелала видеть лично.
— А ты скучал по бюрократии, — упрекнула я Саню, когда мы вернулись назад, — мало тебе было, да? Получите-распишитесь.
— Я как-то не подумал, — уныло ответствовал Саня, оглядывая бесконечную очередь, что собралась в наше отсутствие. К счастью, нас могла заменить Эля — серьезных жалоб не было.
В основном, как и дома, время в приёмке приходили провести пожилые женщины и мамы с детьми. Особенно гномки — те, кого мужья отпускали под присмотром дядь, братьев, отцов и старших сыновей. Делать им было нечего, а здесь они развлекались и вели светскую жизнь. Так что одно из новых помещений пришлось целиком выделить под детское отделение. И, как итог, очередей стало две. Баро дукхани прямо-таки.
Всю неделю мы зашивались. Госпожа Мина настоятельно просила себе отдельный вход. Мастер Боргунд не допускался на вызовы в жилые ярусы выше второго и требовал охрану. Вишневский нас вообще бросил и ушел в частную наркологическую практику, как поняла, в основном трезвил Барда с тем, чтобы вечером снова его спаивала неутомимая золотая эльфийская молодёжь. Идрен отказывался делать перевязки на дому, и, несмотря на свои длинные эльфийские ноги, хотел лифт. Я могла его понять: от беготни по лестницам все начинало болеть уже к середине дня.
— Вот так я представлял себе ад скоропомощника, — заметил Максимыч, который отчаянно скучал, — нет выходных, некуда уйти и лестницы. Лестницы, лестницы…
Еще ладно бы, просто лестницы. Гномы не видели необходимости в перилах. По некоторым переходам я двигалась, схватившись за Ори, старательно не глядя вниз. Никаких красот восстанавливаемого Эребора к вечеру уже видеть не хотелось.
К концу недели девяносто процентов назначаемого нами лечения состояло из физиотерапии в виде термальных источников и профилактического мытья рук перед едой. Дважды столкнулись с немаленькими ожогами в кузне. Пару раз бинтовали сломанный палец на ноге: Двалин обозлился на какой-то предмет интерьера и пнул его со всей силы. На следующий день пришел второй раз — возвратившись домой, первым делом он пнул его другой ногой. Типа, отомстил.
За всей суетой клинических будней я почти забыла о Бофуре. Не буду врать, забыть совсем не представлялось возможным. Мы изредка встречались, раскланивались, но дальше дело не заходило.
Ну вот и славно. Я почти убедила себя, что так всем лучше, когда в ответ на мой окрик «Следующий!» в дверях появилась такая знакомая фигура. Да не одна, а в сопровождении двух гномов, один из которых мне был уже знаком — Бифур.
— Бофур? Ты болеешь?
***
— Бомбур, к вашим услугам. Посмотрите брата, доктор, — пробасил гном справа — рыжий толстяк совершенно необъятных размеров, — беда совсем.
Бофур смущенно улыбался, никоим образом не подтверждая слова брата. Бифур лишь нахмурился, глядя на Лару. Она пожала плечами:
— На что жалуетесь?
— Ни на что, — ответил Бофур тут же, но толстяк не смолчал:
— Не ест. Вообще перестал. Погибает братик мой! — казалось, он почти плачет.
Гном с топором во лбу прокомментировал сказанное на кхуздуле. В сказанном Ларе послышалось свое имя.
— Что ели, что пили, — монотонно перечисляла Лара полагающиеся вопросы, доставая и раскладывая инструменты, — после чего пропал аппетит…
Бифур немедленно гневно ответил длинной речью на последний вопрос. Бофур на него шикнул, Бомбур только закатил глаза к потолку. Лара машинально отметила общее семейное сходство гномов. Правда, для его братьев Бофур действительно мог показаться субтильным, хоть ни в коем случае таким не являлся.
— Что-нибудь еще беспокоит?
— Да, — немедленно ответил Бофур, его братья хитро переглянулись.
— Вы его полечите, доктор, — умильно сложил брови домиком Бомбур.
Бифур важно кивнул и добавил что-то свое, сложив пальцы в сложном жесте.
— Подождите в коридоре…
Едва они остались одни, Лариса взглянула на гнома с опаской. Но за столом готовила настойку Эля, и Лара решила, что ничего экстраординарного в обычном осмотре пациента не усмотрит даже Бофур.
— Ну и что, ты действительно болен? — спросила она, встряхивая термометр, — или решил пойти по стопам Кили?
— Тебя не увидишь, пока не заболеешь, — в тон ответил мужчина, но улыбнулся весьма скупо, — нет, я здоров.
— А что же…
— Братья, — он пожал плечами, как будто это все объясняло. Лара протянула ему термометр — Бофур уже знал, как с ним обращаться. Достала фонендоскоп.
— А беспокоит что?
Он красноречиво смолчал, покосившись на Элю. Лара отвела взгляд.
— Это детский сад.
— Почему детский?
— Так у нас говорят. Сделай глубокий вдох. Дыши. Дыши. Не дыши. Слушай, на тебе действительно куртка-то болтается. Может, простудился?
— Ларис…
Их руки встретились на вороте его рубашки. Лара беспокойно дернулась было в сторону, но пальцы гнома разжать — все равно что двигать тяжелые камни. Эля, позевывая, удалилась с подносом готовых настоек в детское отделение.
— Целебной клизмы хочешь? Отпусти.
— Я скучаю, — шепотом сказал он, только сжимая руку крепче, — я так ужасно скучаю.
— Скучай в другом месте. Отпусти, я сказала.
— Я скучаю по тебе, Ларис. Я даже готов себе эту ногу проклятую сломать, если только это позволит…
— Еще чего! Отправлю к эльфам лечиться, и знать забуду твое имя!
Их тихая борьба оставалась незамеченной недолго: очередь потихоньку начинала бунтовать за дверью. Лара с тоской оглянулась на коридор в детское. Эля флиртовала с кем-то, кажется, на этот раз с Идреном.
— Ну хорошо, — вздохнула Лариса, — после ужина приходи к уазику. Я буду злая, уставшая, сонная. Но приходи.
***
Два моих последних свидания — больше трех лет назад — начинались с распития пива в нашем городском парке, заканчивались наутро с несвежей головой в чьих-то незнакомых квартирах.
В этот раз мы пили пиво, сидя у уазика и слушая, как гномы хором распевали We are the champions. Получалось у них здорово, в ноты попадали, да и с чувством пели. Саня перевел им слова, они обрадовались еще больше.
— Расскажи мне о себе, — попросила я Бофура, когда пиво закончилось, — расскажи о том, чем жил, чем планируешь жить. О семье.
— Тебе всех перечислить? — кажется, его эта идея не вдохновляла.
— Братьев я видела.
Оказалось, в наличии имеются сестры, кузины, тетушки, дядюшки, бабушка и мама. Почему-то Бофур дико стеснялся, а вот мне нравилось его слушать. Заодно я узнала, что он мастерит детские игрушки и любит свое ремесло. Плавно перешли к вопросу того, почему собственной семьи, в отличие от братьев, гном не завел.
— Не сложилось. А ты?
— Не сложилось.
Курили трубку. Его трубку. Я, как он мне объяснил, неправильно ее раскуривала. Он так смотрел на меня, когда я ее раскуривала, что я твердо вознамерилась завязать с никотином окончательно. К тому же, пиво немного ударило нам обоим в голову.
Надеюсь, что это пиво виновато. Будем считать, что оно. От несложившейся семейной жизни перешли к жизни личной. Я рассказала, что имел в виду Саня, говоря «разведен». Бофур признался, что ему идея развода кажется ужасной и отталкивающей. Мы немного поспорили на эту тему.
— А если женщина полюбит другого?
— Замужняя? Зачем тогда замуж выходила?
Как все просто у него.
— А ты любил?
— Любил. Она не знала. Потом вышла замуж и уехала. Ее звали Дари.
Обухом по голове! Наверное, все было на моем лице написано яснее некуда, потому что он, потянувшись, махнул рукой со словами:
— Говорят, если кхузд хочет — получает. Значит, недостаточно сильно я хотел.
Нет, беру назад свои слова. В благородных воинах что-то есть. Например, великодушие отдать интересующую тебя женщину другому, а потом еще и служить этому самому другому, защищать его, идти за ним. Не знаю, как к этому относиться. Знаю, что такого мужчину раньше не встречала.
— Можешь кое-что сделать для меня? — продолжил Бофур, поворачиваясь.
— Смотря что. Как-то, знаешь, боязно здесь раздавать обещания.
— Распусти волосы, — хрипло попросил мужчина, и по особому блеску в его глазах я поняла, что просит он о чем-то очень интимном.
А и в самом деле. Он видел меня только с грязным пучком под косынкой. Не знаю, что это значит для него, для меня же… и тут и поняла: значит. Ох, значит.
На волосы не жаловалась никогда. Мне не нравилась, бывало, фигура, рост, форма ушей, форма глаз, но волосы свои я ценила. Не красила ни разу. Не стригла даже в тяжелую годину депрессии и меланхолии. Мне было чем похвастаться, но перед Бофуром… памятуя об особом отношении…
— Пожалуйста, Ларис.
Это сумасшествие, но я это сделала. Развязала узел платка, вытащила шпильки, сдернула резиночку. Любуйся, что уж там, не жалко.
Он нашел руками что-то, обо что оперся, не сводя с меня взгляда — такого, под которым хочется плавиться и растекаться по полу. Сделал «уф». Утер пот со лба. Как будто устыдившись, отвернулся, отвел взгляд — и снова. На меня. На меня так даже в цветущей юности никто не смотрел. Да и цвела ли я, честно вспомнить?
— Нравится?
Дебильные вопросы из тех, что женщины задают мужчинам, номер один в списке. Он сорвался с места, мгновенно оказался рядом, протянул было руку, остановился.
— Позволь.
Что? Дернуть за косичку? Дотронуться и тем самым удовлетвориться? Поцеловать? Вот этого, последнего, пожалуйста.
— Один раз, прошу, позволь…
Жалость — не лучшая мотивация. Любопытство еще хуже. Я кивнула, глядя в пол. Не видела больше ничего, кроме краешка его бороды и усов, которые приближались к моему лицу, приближались — пока крепкая рука не оказалась у меня в волосах на затылке. И вторая, там же. Мой нос где-то в его бороде. Терпкий запах выпитого. Теплые руки в моих волосах. Снова простые прикосновения. Что же меня так штормит от них?
За уазиком зазвучали далекие шаги. Бофур дернулся.
— Не нужно, чтобы тебя так видели.
— Хуже, чем мытье головы, или нет, скажи сразу?
Пальцы сильные, но нежные. Забирают тяжелые пряди, нажимают на кожу в каких-то таких точках, что сразу тянет расслабиться, вздремнуть, не видя снов, у него на плече. До самого утра.
— А и правда. Если кхузд хочет — получает.
В моем мире, когда мужчина говорил что-то в этом роде, я ставила на нем крест и забывала о его существовании. Здесь я нашла в себе только силы ткнуться ему в шею.
— И что же теперь, кхузд?
— Получил, — и меня обожгло его поцелуем, как огнем.
Комментарий к Терем-Теремок
Баро дукхани - Большая больница (цыг.)
========== О вреде случайных связей ==========
Саня начал скучать по дому.
Пожалуй, его разрывало на две половины: одна жаждала остаться навсегда в Средиземье, другая уже остро нуждалась в привычной обстановке. Саня пересматривал немногочисленные фотографии на телефоне и неизбывно тосковал. Но кое-что манило остаться: кольцо. Ведь было же оно на самом деле таким важным, как он считал? Или история уже настолько исказилась, что Войны Кольца не предвидится?
Бильбо уже начинал говорить. Кольцо обсуждать отказывался. Только и рассказал, что нашел его случайно, потерял тоже незаметно для себя, а больше не знал ничего и не хотел знать.
Да и пусть остается это кольцо потерянным, решил для себя Саня, собрав волю в кулак. Пускай остается, пускай его ищут и находят, будь что будет. Домой надо, на Землю, в Энск. Только как осуществить это?
Был только один способ узнать, не спрашивая при этом Гэндальфа. Спросить Трандуила. Вишневский быть посредником категорически отказался.
— Как он, король, склонен общаться со смертными? — осторожно попытался выведать Саня у Лары.
— Как тебе сказать… у него специфическое отношение к жизни в целом. Он большой любитель извращенно-утонченных игр.
— Ларка!
— Хорошо, хорошо! На дарпэ. Баро вэшитко Трандуил красивый и добрый дядька, вы поладите. Вазелину прихвати.
— Ларка, ну сколько можно…
Так что в шатер Трандуила Саня шел, обуреваемый самыми нехорошими предчувствиями. Пропустили его внутрь без вопросов. В полумраке Саня увидел ожидаемую сцену: король расслаблялся в компании своих родственников и очаровательных, но распутных эльфиек. Висевший густой дым резал глаза, но эльфы не казались этим обеспокоенными. Саня же слегка закашлялся.
— Так что же, молодой целитель, ты пришел просить о помощи в работе? — рука лесного короля устремилась в вырез платья его темноволосой любовницы, другой он выразительно огладил блондинку по бедру, — или ты все же…
— Я хотел спросить, — Саня мгновенно пришел в себя, вспомнив главное, зачем шел в шатер Трандуила.
— О, спро-си-ить.
Рука эльфа была уже неприлично глубоко.
— Я — не из этого мира. Не из Арды вообще. Я и мои друзья.
— М-м… Будь уверен, Арда велика, и в ней для вас найдется местечко… потеплее, — рука владыки проникла между бедер девушки, она бесстыдно развела ноги, демонстрируя мокрое пятно там, где ласкала ее рука короля.
— Нам бы домой, ваше величество, — Саня зажмурился, встряхнулся. «Соберись, тряпка!». Помнится, однажды ему довелось побывать на вызове в раздевалке стриптиз-бара. Но там было проще.
Там не было Трандуила.