Вполуха я слушала разглагольствования светил медицины. Если бы не горящий костер и не кипящий над ним котел, источающий божественные ароматы глинтвейна — или его местной версии, атмосфера ничуть не отличалась бы от нашей ежеутренней летучки. Только масштаб планируемой работы несколько отличался — в сторону больших цифр.
-…И давайте сосредоточимся на тех, кому еще можем помочь. Прежде всего, требуется соблюдать осторожность с гнойными ранами. Моргульские яды вызывают самые тяжелые формы заражения…
Ну сижу я здесь, замотанная в грязные лоскуты — то, что осталось от моего любимого халатика, за свои кровные купленного, между прочим. Трясусь от пробирающего до костей холода. Слушаю эльфийского целителя — главный у них именно он, значит, кто он? Заведующий? — который рассказывает об отличиях каких-то ядов, которым в нашем мире и названия-то нет. Слушаю с умным видом. Стараясь не думать, что сегодня же, буквально через полчаса, непременно столкнусь со всем, о чем он рассказывает. И сижу я, и сижу. А куда податься?
Надо было оказаться в другом мире, чтобы окончательно осознать бренность бытия и неизбежность рока. Я — медик, и в аду лечить мне чертей.
— Позвольте добавить к словам уважаемого господина Нориона. У нас есть почти восемь бочек отличного фиксирующего состава. Призываю использовать его экономно, но не скупиться на сложные переломы. Будьте внимательны при наложении лангеты. Не берите древесину хрупких пород.
Гномы чесали бороды. Я сама не заметила, как стала выкладывать палочками на земле перед собой количество необходимых заготовок для лангет. Заодно стоит примерить первую пробную партию, строение костей отличается у пациентов весьма значительно. Интересно, здесь есть какие-нибудь атласы по анатомии, пособия? Хотя о чем я. Типографий точно нет, а драгоценные рукописные книги никто с собой на войну не повезет.
Другая Лара внутри меня в полном оцепенении пыталась примириться с происходящим. Эпическое фиаско. Малиновое варенье на даче. Максимыч со своими генераторами. Эля и ее нарощенные ресницы. Как, черт возьми, мы отсюда будем выбираться? Мне точно нечего делать в этом мире. Чем я смогу помочь, знанием дозировок лекарств, которых здесь нет, и санитарных норм — которые тем более никому не сдались?
— Предлагаю собрать все медикаменты на складе и пересчитать, — это вдруг вступил Саня, — господин — простите, запамятовал? — из Эсгарота готов предоставить часть своей спасенной из огня алхимической посуды для хранения особо ценных…
— Очень вовремя! — раздались одобрительные голоса.
— Как я понял, препарат ацеласа не хранится иначе как в свежем виде дольше двенадцати часов…
— Давайте еще перераспределим нагрузку, — недовольный эльфийский голос, как будто слегка охрипший, — уважаемый коллега… Саннэ?
— Александр.
— Э… уважаемый коллега предложил приобщить к уходу за больными и помощи грамотных молодых людей из Эсгарота. Не могу не сообщить, что мне его предложение кажется чрезвычайно рискованным. Почему бы господам гномам не обратить внимание на свою молодежь из Железных Холмов, которой очевидно нечем заняться и уже не терпится начать праздновать триумф…
Я закрыла уши руками. Вовремя. Запал был подожжен: гномы и эльфы сцепились между собой, правда, в отличие от своих сородичей-солдафонов, что я уже наблюдала, чрезвычайно вежливо и изысканно. Со словами «осмелюсь высказаться» и «позвольте добавить критики». Правда, наряду с этим точно несколько раз звучали слова вроде «остроухий хрен» и «тормознутый коротышка».
Летучка закончилась. Точно так же, как заканчивалась каждая моя летучка последние десять лет. Переругиваясь и дружно понося начальство, врачи разбредались по вверенным им палатам, сменять ночных дежурных. Навстречу двигались носилки с теми, кто ночи не пережил, и почему-то ноги сами ускоряли шаг при виде них.
Я шла искать Саню, чтобы обсудить возможность вернуться в родной Энск и забыть наше сомнительное приключение, но мысли об этом вылетели из головы. Включился автопилот, бороться с которым я давно перестала. Так или иначе, работа от меня никуда не делась.
— Давай, Ларка, отрабатывай карму! — выкрикнул с самого утра заряженный Саня и махнул рукой, — на шатрах теперь номера. Твой номер восемнадцатый!
— Джя криго, — вяло отозвалась я.
На каждого целителя после переклички получилось по тридцать стационарных пациентов — так мы обозвали тех, кто не мог сам за собой ухаживать от слова «никак» и был прикован к койке. Коек, кстати, достало не всем — половину больных устраивали на земле. Посчитать целителей получилось тоже не с первого раза. Гномы беспрестанно ссорились с эльфами, эсгаротские целители нужны были и в Дейле, и в полевом госпитале, а деления на средний медицинский персонал и врачей здесь не существовало, и каждый занимался всем подряд, чем приходилось.
Сплошной бардак, в общем. Да еще и больные вполне могли попасться характером вроде гномьего короля и запросто отказаться от лечения доктором неугодившей расовой или половой принадлежности.
Сначала я грешила на гномье упрямство, но эльфы тоже не разочаровали. Особо запомнился юный лучник с очевидным внутренним кровотечением. Его можно было снимать на рекламный щит с надписью «Минздрав предупреждает». Бледный до синевы, он упрямо отказывался разоблачаться передо мной и разрешать до себя дотрагиваться. Мне пришлось поклясться какими-то неведомыми явлениями вроде падения Дориата и воскрешения Лютиэн, что я никак не посягну на его невинность и обязательно забуду все, что увидела. Смотреть там было не на что, а источником кровотечения оказалась язва желудка. Возможно, закровила после сильного удара. Я смылась прочь, стоило появиться эльфам из «хирургии»: не хотела даже случайно услышать, каковы шансы паренька.
Иногда лучше не знать, чем закончится та или иная история.
В полдень подошла к концу дегтярная мазь — мы с Саней обозвали ее, не сговариваясь, мазью Вишневского. Я умудрилась поскандалить с эльфом, который ее доставлял.
— Нет больше, — скупо бросил он, не оборачиваясь на меня и помешивая что-то в небольшом котелке.
— Что значит, нет? нужно!
— Открывай цех и производство. Я тебе не бездонная бочка.
— Дёготь еще точно есть, я видела.
— Вот сама и колупайся в нём! Мне некогда.
— Что кричим? — Саня, наконец, оторвался от жадного изучения банок с темно-зеленой полосой — я уже точно знала, что так эльфы отмечают все дурманящее.
— У нас кончилась мазь Вишневского.
— А от него тебе что нужно? — эльф и ухом не повел на такое вопиющее нарушение этикета.
— А это сам Вишневский.
Тут уж остроухий не выдержал и обернулся, хмурясь.
— Маэ, нэстон, — буркнул он, очевидно, не зная, как реагировать на присвоение нового имени, — что значит, бишу-неу-ски?
— Это — ты. Ты — Вишневский, — торжественно сообщил Саня, бесцеремонно хлопая эльфа по плечу, отчего тот поморщился, — ничего не поделать, Лара. Бери рецепт и сама, сама.
— Шурдало бузно, — не сдержавшись, прокомментировала я, и по едва уловимому движению ушей эльфа стало ясно, что он внимательно прислушивался.
Языковой барьер сказывался значительно. Множество разных акцентов и диалектные наречия парализовали работу нашей аптеки. Склад был заполнен ящиками с препаратами, названия которых мне ни о чем не говорили. Но, что хуже, половина целителей названий этих также не знала. Когда мне пришла запоздалая элементарная мысль надписать ящики на всех используемых нами языках, я едва не начала биться головой об стену. Меня остановило только то, что стен не было.
Придумать — проще, чем осуществить. Пришлось искать тех, кто знал лекарства, бегать за ними, отволакивать на склад и заставлять надписывать и диктовать. Естественно, нашлись какие-то травы, корешки, жидкости и суспензии, назначения которых не мог указать никто. Когда первые три десятка коробок, коробков, ящичков и сундуков были в очередной раз перепроверены и переписаны, оказалось, что примерно четверть наших врачей не умеет читать. Ни на одном языке.
За день я стояла у стола трижды. Даже запомнила происходящее. Уже вполне отдавала себе отчет в том, что и куда положила, не забыла ли чего, не перепутала ли. На шатре под номером три (отмеченном тремя вертикальными чертами, нарисованными углём) появилась надпись по-русски «Душегубка». Здесь Саня лично проводил полостные операции, пытаясь добиться относительной асептики. Сюда я не подходила даже случайно. Вчерашнего дня было более чем достаточно для душевной травмы на ближайшие лет двадцать.
После обеда (которого не было) неприятности посыпались как из ведра. Все было очень плохо. В палатках было слишком холодно, уплотнять больных — чревато инфекциями, врачей не хватало, оставлять выздоравливающих их друзьям и соратникам не хотелось. Эльфийские снадобья действовали, но только если их не перепутать — потому что чертовы остроухие помечали их пятнадцатью оттенками зеленого, которые различить никто, кроме них, не был в состоянии. С гномами дело обстояло не лучше, а уж когда две эти полярности сталкивались, катастрофа становилась очевидной.
— Оттенок молодой листвы сирени.
— Изумруд? Хризолит? Берилл?
— Э-э… ну нет, ближе к июльской ветви жасмина, пожалуй…
Все, что меня спасало — отсутствие в Средиземье победившего феминизма. Меня хоть немного, но жалели, и по возможности пытались избавить от перетаскивания трупов и работы с совсем уж страшными случаями. Так что на мою долю оставались тихие смерти от лихорадки и кровопотери.
Их по-прежнему было много. Возможно, даже больше, чем вчера. Неужели прошел всего один день?
К трем часам пополудни на складе иссякли ремни. Как известно, хорошо зафиксированный пациент не нуждается в анестезии — которой намечался близкий дефицит. Гномов зафиксировать было сложнее всего, справиться могли только их сородичи, им вязки вовсе не полагалось. Люди были более коварны. Хилый с виду дядька в одиночку рвал ремни как паутину.
К четырем часам я смотрела на нож, который прокаливался в огне после очередной гнойной операции, и размышляла о том, чтобы вскрыть вены. Вот только добьюсь полной стерильности — и сразу.
Еще через час, все еще почему-то живая, кляла Элю на чем свет стоит — она никак не могла принудить Торина к перевязке и, плача, явилась за мной.
— Эля, любовь моя, у нас тут, если ты не заметила, военно-полевая медицина! Уж одну задницу можно как-то оставить без внимания старшего персонала…
На самом деле я была ужасно рада сбежать со склада, совмещенного с операционной, но побухтеть тоже была охота. Отвести душу было больше не на ком.
Торин со спущенными штанами лежал на животе и смотрел на меня, как Берия на врага народа. Несомненно, стадию гнева гномий король уже преодолел и приближался к стадии торга.
— Не болит, — вымученно выдавил он, сверкая бритой ягодицей с аккуратным швом, — а если не болит, что трогать?
— Обработать все равно надо, — я толкнула Элю вперед, а она, как влюбленная десятиклассница, застыла немым изваянием безответной любви, с нежностью созерцая своего подопечного, — эй, не щелкай!
Торин стоически терпел. Я собралась уходить, когда мне пришло в голову кое-что важное. Если кто и мог знать, как нам, пришельцам один Бог знает откуда и из какого времени, выбраться… короли ведь все знают? Нет, спрошу его чуть позже. Когда будет время. Может, к тому времени он слегка оттает, а его седалище подживет достаточно, чтобы Торину криво, но лежать к миру лицом. Как-то неохота обращаться к его величеству в таком неловком положении. Достаточно с него и Эли в качестве воспитательной меры.
***
Солнце уже украсило закатом запад, а Лара все еще не могла навести хотя бы относительный порядок на складе. То и дело приходилось перебегать от койки к койке, от пациента к пациенту. Один хотел пить, другой — строго противоположного. О том, чтобы поесть, мечтать вовсе не приходилось. В неограниченном количестве водился исключительно разносортный алкоголь.
— Эльфийские вина, гномий эль и много-много самогона, — отчитался перед фельдшерицей довольный и поддатый сторож отдельного лабаза, выделенного под спиртное, — чего изволите?
— Домашний ликёр. Можно без хрусталя…
Лара неизменно выбирала самогон, как наиболее мощное средство для обеззараживания. Иногда приходилось и самой отхлебывать из горла, морщась и каждый раз молясь Богу, чтобы не отравиться насмерть.
Ступни жгло даже в удобных кроссовках. Руки вот-вот должны были начать неудержимо трястись, в глаза словно высыпали по камазу песка в каждый. Но пустеющие с каждым часом стеллажи и ящики красноречиво намекали, что о сне и отдыхе предстоит забыть еще на несколько непростых суток.
Собрать медикаменты в одном месте — лишь звучит просто. Но где их искать? У кого? Как они выглядят, и как их классифицировать? Эльфы мало были знакомы с грубой хирургией, зато уважали хилерство и наркологию. У них следовало искать анестезию и всевозможные травы с рецептами — и бесценные лечебники на всеобщем языке в том числе. Гномы ловко останавливали кровотечения и не гнушались полостными операциями — в окружавших их условиях Лара бы не рискнула. У гномов можно было найти минеральные средства и самые лучшие инструменты, правда, без намека на инструкции по применению. Люди везде и всюду одинаковы — здесь тоже были как светила науки, так и поклонники всемогущего кровопускания, шаманских камланий и всевозможной гомеопатии. Именно среди них находились отчаянные смельчаки, готовые спасать безнадежных и лечить неизлечимых.
— Всякую ерунду вроде пиявок тоже возьми, — посоветовал Саня, когда они с Ларой в очередной раз пересеклись — бегом, как передвигались почти все врачи по полевому госпиталю, — во-первых, в них гирудин, а во-вторых, если ничего не помогает, будем пробовать все подряд.
— Что, еще один у тебя? — голос у Лары окончательно сел. Врач только вздохнул.
— Вчерашний. Пока живой. Не дышит, и всё тут. Там брат его… пусть как-нибудь…
Как-нибудь. Вот правильное слово. Лара старательно гнала чувство, что вся здешняя медицина — это именно «как-нибудь», сработанная на авось вариация настоящего дела. Ведь вокруг было лучшее, что мог предложить целый мир. Ничего более совершенного при всем желании невозможно было найти.
И еще постоянно мелькала мысль об прискорбном отсутствии перчаток.
***
Ближе к вечеру эльфийские свежие физиономии, так впечатлившие меня поутру, поистрепались достаточно, чтобы не вызывать у всех остальных комплекс неполноценности. А особо выдающихся гномьих хирургов доблестные соратники по ножу носили из палатки в палатку под руки. Ребята из Эсгаротского Братства Целителей сорганизовались сами. Отлавливали наиболее выпивших, поили тех, кому это было необходимо, гоняли ленивых. У их беспрерывно горевшего костра вполвалку обнаруживались все подряд лекари, уже выработавшие смену до полного изнеможения.
Ну и мы. Эля так и сгинула в уходе за Торином, которого, как выяснилось, перевели в его собственный королевский шатер, и не путалась под ногами. Хотя, как я поняла, кроме него серьезно пострадали какие-то его родственники, и им тоже требовался уход. Для короля, как и для Эли, это был наилучший вариант — многих тяжелых она не вытянула бы одна, была еще неопытна и быстро сдавала. Но, чтобы не расслаблялась, Саня отправил к ней котел и повелел кипятить бинты.