— Мадемуазель, — Убальдо кивает мне в сторону сцены, я, не спеша, ступаю по древесине на сцене, звук от моих туфелек эхом разносится по театру, я начинаю петь.
«Так говорить, учтиво, вежливо, как он! Вельможа лишь умеет…» — я смотрю в пятую ложу, она занята мужниной… там был Рауль. Неужели… мой Ангел — это и есть Рауль? А сейчас он решил открыться мне? Если нет? Я буду выглядеть глупо.
«Мой Бог! Сколько богатств! Какие жемчуга, уж не во сне ль я это вижу?» — я одариваю Рауля улыбкой, надеясь на то, что моя догадка верна, остается лишь вновь услышать его голос, только бы он пришел ко мне сегодня! Пришел бы! Тогда бы я точно разгадала загадку с таинственным Голосом.
Я прикрываю глаза, ария возносит меня выше Небес, я настолько прониклась своей ролью, что была не в силах противостоять чувствам, пылающим в груди.
«Ах, если б в миг такой, он был бы здесь со мной!» — пусть мой Ангел будет со мной сегодня. Рауль, это ведь ты?
«Маргарита, это не ты! Все было и пропало, но чудный миг настал!» — моя душа словно парит по залу, как и голос, что слышен в самых отдаленных уголках нашей Оперы.
«Королевой ты стала!» — я чувствую, как оркестр доигрывает концовку и без сил падаю в руки Фауста, которого играет Убальдо.
***
Я никогда не чувствовала большей свободы в душе, чем сейчас. Не многие люди по-настоящему понимают, что такое свобода. Думают, что свобода — это, когда сам по себе и тебя ничто не держит, ты можешь идти куда угодно, когда захочешь. Свобода — это, когда ты поёшь так, что весь зал рыдает и видит, как твоя душа возносится на Небеса, где ей и положено быть в такие моменты. Твой персонаж умирает и отпускает тебя, а ты падаешь без чувств, отдавая ему все свои силы для того, чтобы его дух смог отправиться выше облаков.
— Крошка Лотти, — я открываю глаза и вижу перед собой лицо Рауля. Если это лицо моего Ангела Музыки, я готова любоваться им вечно, — крошка Лотти спрашивала, что же я больше всего люблю? И отвечала: кукол или туфли…
— Пикники на чердаке! — радостно прошептала я, улыбаясь Ангелу. Он пришел ко мне в гримерную, это он… но почему же голос Рауля не похож на голос Ангела?
— Мы рассказывали друг другу страшные истории… — Рауль проводит рукой по моей щеке, я смущенно улыбаюсь и приподнимаюсь, садясь на диване.
— Папа играл на скрипке, и нам всю ночь напролет… — я начала петь, — «Ангел Музыки сладко песни поет, Ангел музыки сладко песни поет…». Я всё помню, Рауль! — я обняла его, а вместе с тем услышала, как от стен отразился вздох. Я обнимаю не того?
— Ты прекрасна, Лотти, я всегда вспоминал о тебе, пока был в экспедиции, — я задумалась, вспоминая, как в детстве он рассказывал бывшей владелице моего тела, что он будет моряком. Всё-таки стал им.
— Рауль, когда мой отец умер… он послал мне Ангела Музыки, представляешь? — я улыбалась, надеясь, что несмотря на несоответствие в голосе, Рауль окажется тем самым, но он лишь рассмеялся. На моем лице отразилось непонимание и разочарование. Я обнимала не того. Кто же тогда мой гений? Мой маэстро, вы обманули меня?
— Да, конечно, — он встал с пола и пошел к выходу, — я велю подать экипаж, собирайся, крошка Лотти! — Рауль вновь усмехнулся.
— Нет, Рауль, Лотти никуда не поедет, — девушка слегка рассмеялась с того, что повторила обращение к себе в третьем лице, как это делал Ангел. Смотря в зеркало, ей показалось, что ей ответили смешком, скорее всего, правда просто показалось…
— Ох, крошка Лотти, ты ничуть не изменилась, не задерживайся, — он захлопнул дверь, не услышав мое протестующее: «Рауль, нет!».
— Кто этот мальчишка? — я вздрогнула, услышав Голос позади себя. Нет, этим Голосом был не Рауль. Я ошиблась.
— Мой Ангел, он всего лишь друг из детства, признаться, я по ошибке подумала, что это были вы, простите мне мою глупость… — я расстроенно опустила голову, рассматривая свои босые ноги.
— Вам ни к чему винить себя. Расскажите подробнее об этом парне, — он не просил, Ангел требовал. Начиная рассказывать всё в сухих подробностях, я заметила, что он спрашивает не из любопытства, он ревнует.
— Мой Ангел, неужели вам интересно слушать про человека, который остался для меня в прошлом? — я была готова поклясться, что он торжествующе ухмыльнулся, — вы обещали мне открыться сегодня… и прийти на моё выступление. Мой Ангел, вы меня обманули?
Ответа долго не было. Всё стихло.
Я смотрела в зеркало, мне казалось, что внутри него кто-то стоит, кто-то кроме меня… это был человек! Высокий человек в костюме и белой маске, скрывающей все его лицо, даже губы, единственными отверстиями в этой маске были отверстия на глазах. Кто, черт бы меня побрал, Ангел Музыки? Что скрывается за этой маской?
— «Судьбой ты прикована ко мне, иди же к своему Ангелу Музыки», — он протянул мне руку через зеркало. Я, завороженная, медленной поступью пошла к нему. Он пел, пел так, как не пел никто и никогда. Его голос звучал внутри меня, заставляя меня повиноваться.
— «Музыки Ангел, ты мой венец славы! Музыки Ангел, открой мне все тайны, кто же ты, мой Ангел?» — я вторила ему в ответ и, коснувшись его руки в черной перчатке, была затянута в зеркало. До меня доносился чей-то крик за спиной, но я не хотела его слышать — для меня существовал только он — мой Ангел Музыки, скрывшийся под маской тайны.
Комментарий к Глава 2
*Я не могу жить без моего ангела. Верни меня! Никто не верит, что он существует, но я знаю, что он в моей голове.
**Слова ложатся на песню «Ангел Музыки» из мюзикла «Призрак Оперы».
========== Глава 3 ==========
Комментарий к Глава 3
Я благодарю всех за отзывы! Благодаря им я выкладываю части скорее!)
Он трепетно держал меня за руку. Когда я оказалась совсем рядом с ним, могла коснуться существа из крови и плоти, то есть… передо мной человек. Мужчина подхватил меня в области колен и поднял на руки, я больно сжала его за плечи, закрыв глаза. Тихий взвизг оглушил его, из-за чего Ангел поморщился.
— Вы — Ангел? — он молчал, я крепко держалась за его плечи, боясь, что он меня уронит. Через сто метров я расслабилась, обняв его за шею. Ноги были босые, он в первую очередь подумал о том, что я могу замерзнуть, поэтому взял на руки, — прошу, ответьте мне… — я тяжело вздохнула, втягивая носом его запах. Непонятно, что пахло сыростью и ледяной смертью — он или эти катакомбы? Неужели я сплю?
Ангел опускает меня на землю, а потом вновь слегка приподнимает, чтобы усадить на лошадь. Цезарь из «Пророка», которого украл Призрак Оперы — подсказала мне память. Похищение произошло еще тогда, когда меня не было в сознании этого тела. Получается, что Призрак Оперы, про которого мои подруги плетут небылицы — это мой Ангел? Голос, Ангел Музыки, Призрак Оперы — одно целое, которое было в моих мечтах всё это время?
— Это ведь лошадь театра… Мой Ангел, зачем? — я замечала, как начинаю засыпать в этой темноте. Я чувствовала его руку, она придерживала меня за талию, не давая упасть с лошади — я полулежала на Цезаре, второй рукой он держал повод, ведя лошадь. Мне были видны его золотистые глаза, поблескивающие за маской — они изучали меня, он рассматривал меня, пожирал взглядом, будто не мог никак насмотреться. Что же он хочет рассмотреть в этой темноте?
Ангел Музыки молчал, шел, буравя меня взглядом. Я отвернулась от него, смотря в потолок, на котором в некоторых местах была плесень, ее-то я разглядеть смогла.
— Ангел… — он стягивает меня с лошади и усаживает в лодку, я крепко держусь за ее края, боясь плюхнуться в воду, сонливость как рукой сняло, — вы… — он пристально смотрит на меня, забираясь в лодку. Аккуратно проводит рукой в перчатке по моей голове, словно гладит, стараясь успокоить, я отворачиваюсь от него, закусив губу. Мужчина начинает грести, лодка движется по воде размеренно, поэтому я успеваю всё рассмотреть. По истине завораживающие каменные изваяния и туннели.
Ангел останавливает лодку и, взяв меня на руки, поднимается на несколько ступенек вверх, усаживая меня на диван. Я с удивлением рассматриваю помещение, в которое он меня привел — изысканная гостиная, которая выходит к озеру. Я бы вечно рассматривала здесь все, если бы не Ангел, что припал к моим ногам, вставая на колени.
— Кристин, моя любимая Кристин, — его голос дрожал, я в удивлении уставилась на своего учителя, сжав ткань белой накидки, — я обманул вас — я не ваш Ангел Музыки, мне пришлось им притворяться, чтобы вы не отвергли бедного Эрика.
— Вас зовут… Эрик? — тихо спросила я, рассматривая его маску и фигуру. Высокий и стройный мужчина в черном костюме влюблял меня в себя. Я была не в обиде за обман, но не понимала, зачем он это сделал.
— Вашего Ангела зовут Эрик, Кристин, — я тяну его за руку, чтобы он встал с колен и хлопаю по месту рядом с собой на диване, — я понимаю, что Кристин больше не хочет видеть Эрика, он поступил ужасно…
— Эрик, мы знаем друг друга очень долгое время, вы мой настоящий друг, какая разница — Ангел вы или обычный человек? — я держу его за руку, но он не отвечает, странно реагируя на мои прикосновения — пристальным взглядом, — Эрика обнять я могу, а вот Ангела — нет. Я так давно хотела увидеть вас…
— Кристина не печалится из-за того, что Ангелом оказался Эрик? — я улыбаюсь его манере разговора.
— Нет, Кристина не печалится, — повторяю за ним и тянусь за объятиями, но он резко встает с дивана, поэтому я смущенно краснею.
— Эрик не смеет коснуться Кристин, он этого не достоит, — я расстраиваюсь, он видит это, поэтому протягивает мне руку, я аккуратно касаюсь её.
— Мой Ангел, что за чушь вы несете? Скорее я не достойна говорить с таким гением, как вы, — я обнимаю его, чувствуя, как в груди у него бешено бьется сердце. Эрик неловко обнимает меня в ответ, потом его объятия крепчают, он совсем не хочет меня отпускать, пытаясь впитать этот момент глубоко в своем сознании.
— Кристин, не издевайтесь, Эрик ведь не Ангел…
— Для меня вы будете им всегда, — я отстраняюсь от него, уловив тяжелый вздох Эрика, — почему вы носите маску?
— Кристин ничего не угрожает, пока она не пробует снять с Эрика маску. Если Кристин снимет маску Эрика, ее ждут большие неприятности, — он отходит подальше от меня, отвернувшись. Совсем не догадываясь о том, что в моей душе разгорелось любопытство.
— Почему? Мне очень интересно… я ведь ваш друг, что вы прячете под… — я касаюсь его маски рукой, за что он силой откидывает меня на диван, я шиплю от боли.
— Эрик не хотел обидеть Кристин, но ей не суждено увидеть лица Эрика, её Ангела Музыки, — я хочу вставить слово, но он, склонив голову, начинает петь. Я забываю о том, что может скрывать под маской, ступая за ним по пятам, — «ночь и свет сроднились воедино, ты пришла сюда, чтоб петь со мною… тайна отступает, а музыка играет… слушай, чувствуй, музыку поэта. Слышишь, муза, ты мое творенье? Я не смел представить, что ты придешь ко мне, что покажу я тебе музыку свою, музыку, что скрыта в тьме ночей. Закрой глаза и отправься в мир теней со мной, позабудь все, что было позади. Закрой глаза и начни со мной… парить! Только так… ты будешь принадлежать лишь мне… »*, — его руки ложатся ко мне на талию, разворачивая меня к себе спиной. Он гладит меня, а я поддаюсь этим порочным ласкам, не в силах совладать с собой, когда он поет. В голове лишь одна мысль: «не останавливайся, иначе я умру, Эрик!». Неужели это именно тот мужчина, что был уготован мне? Чем же я тогда заплачу? Слушать и говорить с ним — одно удовольствие, он чертовски красив и загадочен, отчего всё сильнее хочется быть с ним, чтобы разгадать загадки его души.
— Моя любимая, вы делаете своего Эрика счастливым, он никогда не забудет этого, — я томно выдыхаю, когда его рука гладит мои волосы, он и не представляет, как мне сейчас хорошо.
— Вы очень красивый, Эрик, мне кажется, что вы мне нравитесь, — Эрик грустно улыбается, но я не понимаю, почему… неужели он не рад, что его чувства взаимны?
— Эрик не достоин того, чтобы его любили ради него самого, — он отстраняется от меня, чувство окрыленности пропадает, какая-то пустота в груди приходит на смену, как тогда, когда я пела Маргариту…
— Ради него самого? — я пытаюсь понять, что это значит.
— Ради него самого, — повторяет мужчина и идет в сторону какой-то из комнат, — вы хотите посмотреть мою комнату? В ней есть много чего любопытного, — он переводит тему, я лишь киваю, ступая к нему. Мужчина садится на колени и обувает мне на ноги черные тапочки, они мне большие, видимо, принадлежат ему. Это так необычно, когда мужчина сам тебя обувает, словно относится к чему-то хрупкому — я наклонюсь, чтобы обуться и разобьюсь из-за этого «тяжкого труда».
— Спасибо, — я думаю над тем, стоит ли входить в его комнату. Он приоткрывает дверь, выставляя руку вперед. Мой Ангел… нет… Эрик не такой человек, чтобы воспользоваться моей слабостью. Настолько галантный, что не станет трогать меня, пока я сама не попрошу. А когда я попрошу? Он собирается на мне жениться? Почему я думаю о свадьбе с человеком, о котором так мало знаю?
Я захожу в комнату, чтобы не нервировать хозяина дома своей нерешительностью. Первое, что бросается в глаза — это гроб. Настоящий гроб, при виде которого я попятилась назад, упиревшись в грудь Эрика. Он отстранился.
— Эрик? Тут гроб…
— Я в нем сплю, — он прикрывает дверь и проходит в комнату, рассматривая меня. Я была напугана, и ему это не совсем нравилось.
— Простите мою любопытность, но почему вы спите в гробу?
— В жизни ко всему нужно привыкать, даже к вечности, — я хмурюсь, но принимаю его ответ достаточным для моего понимания. Каждый вправе сам выбирать себе постель…
— «Торжествующий Дон Жуан»? Моцарт? — я захотела похвастаться своими познаниями в музыке перед Эриком (да, я не хотела вспоминать о том, как он растягивал мой диапазон голоса с фа второй октавы до ми третьей, не хочу вспоминать этот позор!), но он лишь брезгливо мотнул головой.
— Нет, это мой «Дон Жуан», я начал его двадцать лет назад… и как только я его закончу, я умру, забрав свою работу с собой, — он взглянул на ноты, я тоже посмотрела на них — нотные листы, исписанные красными чернилами небрежным почерком.
— Я бы не хотела, чтобы вы умирали… — тихо шепчу я, косо поглядывая на него.
— Ох, не волнуйтесь за судьбу Эрика. Я работаю две недели, а потом отдыхаю годами.
— Сыграете мне его? — я была не уверена, что он согласиться.
— Нет, вы не готовы к прослушиванию такой музыки. Моцарт писал своё произведение под впечатлениями от своевольной жизни, мой же «Дон Жуан» — порождение губительных чувств, — он аккуратно берет меня за руку и ведет обратно в гостиную, я все еще оборачиваюсь, смотря на таинственный клавир, — понимаете, моя дорогая Кристина, есть музыка, которая испепеляет человеческую душу, ломает ее настолько сильно, что после он уже не может петь чистым небесным голосом, как у вас. Я не хочу, чтобы вы потеряли себя, Кристина. Если хотите, я могу сыграть вам Моцарта так, что вы расплачетесь. Лучше пойдемте споем оперу, — он приглашает меня присесть на диван, я послушно сажусь на мягкую мебель, раздумывая над тем, чем же отличается его «Дон Жуан» от моей «оперы». Сказано им это слово так небрежно, что я хмурюсь.
Мы поём вместе, его голос вновь изменился до неузнаваемости — бас превратился в тенор, что так несвойственно людям. Какие же еще секреты ты таишь в себе, Эрик? Он стоит спиной ко мне, я поднимаюсь на диване и обнимаю его со спины за шею, мужчина тяжело дышит.
Мне было жаль. Если бы я только знала, что меня ждёт!
Сорвав с него маску, я быстро спрыгиваю с дивана и смотрю ему в лицо. О, ужас! Ужас! Моё собственное лицо исказила гримаса ужаса, и я заверещала так громко, что испугалась своего крика. Маска Эрика падает на пол из моих рук, а он, задыхаясь от возмущения, хватает меня за волосы, поднося к своему лицу. Я кричала от боли и страха, вырываясь из его рук.
— Прошу, отпусти! — я жалобно молю, глотая соленые слезы, бегущие по лицу. Его лицо ужасно — передо мной самый настоящий труп. Местами обгорелая кожа, но в основном она почерневшая, натянутая на кости, глаза большие и впалые, у него нет носа, а на верхней губе порез с образовавшимся шрамом. Глаза, их золотой блеск во тьме, всё в нем внушало страх!