— Ты быстро.
— Сам удивляюсь! Пробок почему-то вообще не было. Ну так что у тебя сегодня?
— Молодой парень, двадцать лет. Мы оба знали, что это значит. Тяжело, очень тяжело уходить в молодом возрасте. И тяжело провожать молодых. Слезы, злость, обида. Почти всегда. — Нет проблем. Веди меня, Сусанин. Мы прошли в комнату, идентичную той, где лежал дядя Идана. А может, это была та же самая комната. Даже стаканы для воды на красивом столике в углу стояли так же, как я запомнил в прошлый раз. — Рои — позвал Идан. Паренек на кровати выглядел не старше пятнадцати, и вместе с тем, его глаза смотрели на меня так же, как глаза выживших в Освенциме в сорок пятом. Взглядом человека, видевшего все — и ад, и смерть. — Привет, Рои — сказал я негромко. — Это еще что за хрен? — спросил он хрипло, с сильной отдышкой. — Адам работает у нас в хосписе, проводит время с гостями — отозвался за меня Идан. — А, проводник в мир иной, значит — хмыкнул Рои — наслышан… наслышан о таких… как вы. Любите смотреть… на умирающих, да, Адам… или как вас там? Потом передергиваете… себе в туалете, наверное?..
Он закашлялся — слишком уж длинной получилась речь для измученных легких.
Идан открыл рот, чтобы ответить, но я его остановил.
— Дальше мы сами, ладно? Иди к своим.
Дождался, пока за ним закроется дверь и, повернувшись с Рои, сказал:
— Если не хочешь проводника, просто скажи и я уйду. Все сугубо добровольно. Тот пожал плечами.
— Мне все… равно.
Я уселся в неизменно удобное кресло лицом к нему. — Что хочешь пока что делать? — Не умирать — глухо ответил он. Я хмыкнул. — Еще что? — Ты… не соцработник, да? — Нет, не соцработник. А что? — У них всегда… есть что сказать… в утешение. А ты… зачем здесь? Смеяться…надо мной? — Смеяться над умирающим от рака ребенком? Таких ублюдков я в своей жизни пока не встречал — сказал я без тени улыбки. Рои облизал губы. — Почему… ты стал проводником? Я подумал над его вопросом. Самого это интересовало. — Потому, что на данный момент это придает моей жизни смысл — нашел подходящий ответ — Эгоистичненько — хмыкнул он. — Какую причину ты хотел бы услышать от меня? — Что ты… хочешь облегчить людям… страдания. Сделать смерть не такой… невыносимой. — Я делаю это прямо сейчас. — Что-то… незаметно. Я уселся поудобнее. — Ты сказал родителям, что тебе лучше, хотя сам знаешь, что это не так — чтобы они не приезжали сегодня сюда. Тебе говорили, что в некоторых случаях хоспис предоставляет гостям проводников. А еще тебе хочется выместить страх и злость на ком-то, но не на своих родных. Не ты первый, не ты последний. Для этого я здесь.
Рои не ответил. Сил у него, видимо, почти не осталось, потому что он закрыл глаза и молчал. Я видел, как время от времени по его виску сползают вниз прозрачные слезы и, стекая по лысому черепу, прячутся в ткани подушки.
— Как ты думаешь… что… будет… со мной… дальше? — спросил он. — Я не знаю — честно отозвался я. — Рай?.. Ад? Перерождение?.. Неужели никаких… теорий? — Вообще никаких. — Не умеешь… утешать. Черт… ну и облажался… — он шмыгнул носом, выглядя в этот момент едва лет на двенадцать. Я наклонился к нему. — Если я скажу, что после смерти ты попадешь в рай, тебе станет легче? Он криво улыбнулся, не открывая глаз. — Нет. Потому… я в это… не верю. — Так зачем слушать ложь в свои последние часы? — А что еще…слушать? — сказал он устало. — Ты решай. — Хочу… хочу, чтобы…рассказал мне… всегда хотел сказать… умирающему… но…не делал. Я взял ладонь Рои в свои руки. — Ну тогда слушай. И я сделал то, что он просил. Я рассказал ему про гостя в покоях царя Ирода, про разлившееся вино и про века скитаний. Я говорил тихо, почти что ему на ухо. Я открывал свою тайну в первый и последний раз в своей жизни — и только ему. Замолк, когда понял, что он больше не дышит. Жизнь, благодаря современной фармацевтике, ушла из него безболезненно и незаметно.
Я дождался медсестру и вышел.
С Иданом мне сегодня общаться не хотелось и я сразу же поехал домой. Что-то говорило мне, что в ближайшее время будет не до волонтерства. А может, и не будет никогда.
Открыв дверь квартиры, я уже понял, что за ней кто-то есть. Осторожно прикрыл ее за собой, заглянул в гостиную. Посреди комнаты стоял Женя и сосредоточенно читал что-то в смартфоне. Поднял голову и без улыбки посмотрел на меня.
— Рассказал, значит. — Рассказал. — Зачем?! Тебе же сказали — никому и никогда… -… не рассказывать о бойцовском клубе, под страхом смерти. Сказали, да. Но что-то мне подсказывает, что меня так или иначе кокнут в ближайшее время, не ты — так Костик. Я прав? — Во всяком случае, это буду не я — глухо ответил Женя. — Как благородно с твоей стороны. Ну, значит это будет твой друг, начальник и брат. — Можно тебя спросить, зачем ты это сделал? Зачем рассказал первому встречному? — повысил он голос, упрямо возвращаясь к первоначальной теме. — Давай не преувеличивать. Первому встречному? Серьезно? Я молчал две тысячи лет. Потом вы оба врываетесь в мою жизнь и требуете спасти — кого?! Моего будущего убийцу! Какая ирония! Зачем я вообще должен вам помогать, Женя? А тем более — сохранять договоренности, которые уже ничего, скажем прямо, не стоят? Женя бросил телефон на стол. Судя по голосу, он едва сдерживался, чтобы не перейти на мат. — Ты — самый эгоцентричный и тупой смертный, из всех, что я встречал, Адам. Умирать не хочешь, помогать мне не дать Костику развалить мир по камешкам не хочешь, но при этом мелешь языком направо и налево, хотя знаешь, чем это чревато. Тебя просили одного — молчать. Остальные это условие выпол…
Он запнулся.
— Остальные? — переспросил я автоматически. И только спустя несколько секунд до меня дошло.
Садист Бадхен не только меня обрек на вечное существование.
— И где же они, эти остальные? Есть кто живой?
Женя попытался играть в партизана и отвернулся от меня к балконной двери, что выглядело супер мелодраматично и очень нелепо.
— Блин, Жека, не тяни резину. Сказал «а», говори и «б». Почему-то после этих слов люди всегда кололись. Финкельштейн не стал исключением. — Ты последний — наконец отозвался он. — Значит, зачищаете следы преступлений? — Да каких преступлений — фыркнул он — ошибок юности. — И, тем не менее, вам срочно понадобилось уничтожить «улики». Я, значит, последний на очереди? Как интересно.
Женя сунул руки в карманы и засмеялся.
— Умеешь же ты увиливать от темы, Эвигер. Да еще и меня виноватым выставил. Да, ты на очереди, и ты последний. Что дальше будешь делать? Тебе давно уже сказали, чтобы ты готовился. Я предложил прекрасную альтернативу — повторить тот же путь в обратную сторону, ты не согласился. — И сейчас ты меня убьешь — констатировал я. Несмотря на браваду, во рту пересохло. Я перевел взгляд на окно, где шелестели на ветру желтеющие мелкие листья акации. Не думал, что вот так… — К моему сожалению и на твое счастье — нет. — Нет?.. — На данный момент ни я, ни Костик ничего сделать не можем. Я могу тебя укокошить, но это совсем не так должно произойти. А Костик… даже если я очень попрошу его тебя уничтожить и приведу тысячи причин, зачем это необходимо — он меня не послушает. Ему плевать, знаешь ли. — Благословен будет плод — усмехнулся я. Какое счастье, что Бадхена накормили прОклятыми фруктами перед нашей заключительной встречей! — Так что можешь пока гулять — закончил Женя — только, прошу — хватит чесать языком налево и направо. — Да понял я, понял. Сейчас ты уйдешь, надеюсь? Он ощутимо слышно скрипнул зубами. — Ну и хам же ты, Эвигер.
— Слушай, что так на меня взъелся? — спросил я — Парень умер, свидетелей нет.
— Я просто не понимаю, почему ты это сделал. И боюсь, что продолжишь рассказывать и дальше, если уж тебе терять нечего.
Я невольно задумался. За сегодняшний день меня дважды спрашивали о мотивах моих поступков. Почему работал проводником, почему рассказал великую тайну бытия умирающему ребенку. Почему, почему, почему.
— Бадхен скоро все вспомнит. Не сегодня, так через год. Если уж вы объявили охоту на его «ошибки молодости», сам знаешь, чем это закончится — по крайней мере, для меня. Женя молча слушал. Он вообще был хорошим слушателем. — Почему рассказал? Мне было жаль того мальчика. Он не хотел слышать сказку про рай, а мне…
Я помолчал, собираясь с мыслями.
— Мне, наверное, хотелось, чтобы хоть кто-то на этом свете хотя бы недолго, но узнал правду. И узнал бы про меня, про то, что я существую на этом свете…
— …и немного пожалел? Я вздрогнул. — Может быть. Почему бы и нет? — Ты получил, что хотел? — Не знаю. Он умер раньше — криво усмехнулся я. Женя вздохнул. — Мне надо идти. Если Костик начнет тебя расспрашивать — соври что-нибудь. — А он начнет? — Я не знаю. Будем надеяться, что нет. — На чьей ты стороне вообще, Финкель? — спросил я. Уж очень странно он себя вел в последнее время. — Как ни странно, но на твоей, Адам. И на твоем месте очень ценил это, и не был бы хамлом. — Спасибо. Я учту — ответил я, и теперь точно не шутил.
Костик позвонил тем же вечером, но совсем по другому поводу.
— Завтра у меня встреча с нашими старыми друзьями. Хочешь присоединиться? — С которыми из них? — С Викой и Саулом. — Решил их поодиночке прикончить? — Предлагаешь всех оптом? Устроить им, так сказать, Красную свадьбу? — Я просто пытаюсь понять, как нас потом Женя будет вытаскивать из тюрьмы. Убийство, знаешь ли, это подсудное дело. — Убийство людей — да. А они — не люди. — Ну, не знаю. Документы у них есть, выглядят вполне по-людски, налоги платят. Значит, люди. Я бы даже сказал — граждане. — Опять клоуничаешь, Адам? — Не совсем. Они — твои создания, как и многое вокруг. Ты всегда уничтожаешь то, что тебе не по душе? Тогда почему бы не начать с чего-то простого, например, с комаров, налогов, или гепатита? — Еще бы знать, как — с тоской ответил он. — Если придумаешь, скажи. Запатентуем. — Тьфу, я не про комаров говорю. Я про этих… тварей. — Так ты точно решил их убить? — Я понимаю, на что ты намекаешь, Адам. «И все они — создания природы», святость жизни, бла-бла. Извини, мне это как-то по барабану. Одна живых людей покупает, другой — мертвые души. Я не хочу оставлять их в живых.
— Я понимаю. Но и помогать тебе не хочу.
Вряд ли стоило говорить это Костику, но я никогда не убивал. Трудно прожить две тысячи лет, пережить темное средневековье, видеть тысячи смертей, и при этом самому не убить. Но я просто… так и не смог. Начинать сейчас? Глупо.
— Можно к тебе приехать? — спросил он внезапно. — А? — я задумался и не сразу понял, что он хочет.
— Хочу тебя. Можно?
— Как у тебя все легко. Хочу — люблю, хочу — убью.
— Это ты про что сейчас? — недоуменно сказал он — убить я хочу не тебя, а мороки свои, а о любви вообще никто не говорил.
Хорошо, что он не помнит, что я тоже был у него на прицеле, подумал я. И чем позже вспомнит, тем лучше.
— Я спать иду, Костик. Извини, очень длинный день был. Давай как-нибудь в другой раз. — Динамщик — хмыкнул он беззлобно, и на том мы распрощались.
На следующий день Бадхен повторил свое приглашение на рандеву с «одноклассниками». Несмотря на мой вчерашний категоричный отказ, сегодня мне было скучно. Плохое настроение, вызванное проводами Рои, улучшилось, и я, немного поломавшись для проформы, согласился.
Встреча проходила, как ни странно, не в фешенебельном ресторане, чего можно было бы ожидать от столь почетных гостей. Вместо этого мы подъехали к невзрачному пятиэтажному зданию песочного цвета в центре Тель Авива, в двух шагах от площади Рабина*.
— Куда идем? — спросил я. На углу виднелась вывеска магазина, продававшего фрозен йогурт, парочка парней, держась за руки и путаясь в поводках, выгуливала троих кавалер-кинг-чарльз-спаниелей. — К Жеке домой — буркнул Костик — я у него сейчас живу. — До сих пор? — А больше негде. Мы друг другу не мешаем — он по ночам обычно дежурит, а днем я гуляю. — Тебе не странно, что он пожарным работает? — С чего это мне должно быть странно? — Зачем ему это? Когда он вообще начал работать? — Не все мы стрижем купоны с миллионов, в отличие от тебя, Адам. А когда… я память вообще-то потерял, так что понятия не имею. Мне он сказал, что уже как пару лет. Но кто его знает… может и врет. — Ого. — Что? — В первый раз за все время слышу, что ты ему не веришь. — Я теперь никому не верю — угрюмо ответил Костик. Я посмотрел на часы.
— Что у нас на повестке дня? Ты заманишь их к Жене и там — что? Зарубишь мачете? Отравишь? Задушишь?
— Типа того — уклончиво ответил Костик. — А с трупами что будешь делать? — Блин, я не знаю. Прикажу им развеяться — раздраженно ответил он. — Думаешь, выйдет? — усомнился я. — Пошли, поможешь мне — он отстегнул ремень безопасности и быстро выскочил из машины.
Гости приехали к половине десятого.
Саул приехал на незаметной серенькой «Субару», Вика — на «Порше» цвета яичного желтка. Оба, выйдя из машин, немедленно нацепили солнечные очки, хотя на улице было совсем темно. Мы с Костиком наблюдали за ними из окна.
На столе к их приходу стояла одинокая бутылка водки, в холодильнике стыл Спрайт и дольки лайма.
— На четверых одна бутылка? — пытался я достучаться до Бадхена — ну ты и еврей! — Я их не за тем звал — мрачно сказал он. — Ну и зря. Если они наклюкаются, будет куда легче их застать врасплох. А так только разозлишь всех. — Отстань. В дверь постучали, и я, преисполненный дурных предчувствий, пошел открывать.
Саул по-джентльменски пропустил Вику вперед, и она, атаковав Костика, смачно расцеловала его в обе щеки.
— Кооостик, ты так похудел! Жена не кормит? — Я не женат — засмеялся тот — а что, есть кто-то на примете? Сосватаешь? Глаза Вики сверкнули. — Кем работаешь? Чем занимаешься? — Бомжую. Дома торчу, а Жека вкалывает — откровенно сказал Бадхен. Вика сразу поскучнела. — А, ясно. А Женя чем занимается? — Пожарным работает, деньгу зашибает. И тоже неженат, кстати. — Он тааак вытянулся со школы! Просто секс-символ стал какой-то! — прощебетала Вика, вновь оживляясь. — Привет, мужики — Саул сунул широкую ладонь Бадхену и мне поочередно — ну что, филиал встречи одноклассников можно считать открытым?
Водка и спрайт полились в стаканы, мы чокнулись и выпили.
— Видел тебя у Одетты — сказал я Вике — странно, что ты сегодня без своего аксессуара. — Ты о Саги? — сказала она — он дома остался. Не буду же я его таскать по тусовкам. Еще испортят мне его. Или сбежит. — Я тоже подумывал завести себе такое — отозвался Саул — но пиар-команда отсоветовала. Говорят, слишком нестабильный тренд, да и на внешней политике может плохо отразиться. США могут и не одобрить — пропаганда рабства, тыры-пыры. — А тебе не плевать? — беззаботно сказала Вика, отпивая из стакана — премьером ведь все равно не станешь. — С чего ты взяла? — набычился Саул. — Потому что хоть все мертвые души скупи вплоть до исхода из Египта, но премьером все равно будет Биби — и она рассмеялась, довольная своей шуткой.
Дальше пошел ожесточенный диалог о местной политике. Костик, как и я, отмалчивался, лишь подливая остальным двум попеременно то водку, то спрайт.
— Послушай, Саля — говорила Вика, осушая третий стакан — пойми, ты в политике новенький. Кто о тебе слышал год назад? Никто, блин! Тебе надо выделиться, понимаешь? Придумать себе фишку. Если у тебя ее нет — даже одного мандата не наберешь, понимаешь? — Понимаю, что ты в политике ни хрена не сечешь — невозмутимо отвечал он. — Зато я секу в общественном мнении, Саля! Я меценатка и филантропка, и поверь мне, знаю, о чем говорю — тебе позарез нужна фишка. Могу одолжить тебе… нет, Саги не буду — еще гомиком прослывешь. Красивую девушку тебе надо, вот что. И срочно менять стиль, потому что сейчас ты выглядишь, как мечта антисемита. Даже тут таких не любят. Найми себе нового менеджера по имиджу. А лучше — новую менеджерку.
Я постарался не морщиться от феминитивов и подлил Саулу еще водки.