…дверь моментально растворилась в ослепительном белом свете, поглотившем их с головой. Подавив желание заорать и вцепиться в Таню, Ламберт обнаружил, что Таня орёт и цепляется за него. Вот тебе и поддержка от знающего и опытного человека. Но оказалось, что кричит как раз по делу.
— Ни в коем случае не мешай, пока не скажут, что закончили! — намеренно повышая громкость, вещала она ему в ухо. Странный гул, похожий на гудение ветра, не позволял им как следует себя расслышать.
Молчи и наблюдай. Молчи и наблюдай. Ты уже сделал… и наделал…
— А что будет? — не удержался он. Таня недоуменно пожала плечами, то ли отвечая, то ли не слыша, что он вообще говорит.
Со стуком они приземлились, неудачно упав на колени. Шон с удивлением понял, что этот подвал — и не подвал вовсе, а портал в другое место. Не может же под грязным замшелым баром скрываться такое великолепие!
По атмосфере местечко напоминало церковь или храм. Всё в бежево-жёлтых тонах, колонны, стены и расписанные какими-то диковинными картинами потолки. У стен расставлены скамьи, ножки которых обвивали резные узоры. Прямо по центру — ковровая дорожка, каждая ворсинка светится, создавая ощущение лунной тропинки в океане. Алтарь и свечи скрывались за людьми в белых балахонах. В нише за их спинами плясал огонь.
Мычание походило на песню, но на самом деле было лишь мелодией. Её напевали белые балахоны, она доносилась из стен, и казалось, что каждая свеча тоже источает звук: усиливал впечатление колеблющийся огонь. Таня что-то побормотала себе под нос, схватила Шона за руку и дёрнула к колонне.
— Мы прячемся? Знаешь, давай лучше свалим отсюда…
— Нет, не прячемся, — с беспокойством выглядывая из-за колонны, сказала богиня. — Я должна тут быть, а тебя позвали. Просто лишний раз лучше не высовываться. Они всё равно нас Видят…
Из её ранних туманных объяснений Ламберт считал, что речь идёт об Энджел. Она пропала так же, как и он? Находится где-то здесь? Что сейчас будет? И за что могли их наказать? Догадка закралась ему в голову неожиданно, но не успела сорваться с языка.
— Тань. Таня… — ему нестерпимо хотелось опровергнуть свою безумную идею, но безумие в последнее время словно захватывало мир. Таня думала о том же, и взгляд её был серьёзен.
В это время подпольный храм ожил.
Белые балахоны расступились, пропуская Энджел. Шон не успел понять, откуда она вышла — не из той ли ниши в стене, где горел огонь? Девушка была в такой же пространной свободной одежде, только серой, выделяясь на фоне чистых высоких фигур. Тяжёлые волосы заплетены в косу, руки почти не шевелятся в такт шагу: она сосредоточенна, напряжена, обречена. Встав в центре длинного узкого зала, она повернулась лицом к белым силуэтам.
— Братство приветствует тебя, богиня Девятого мира, — произнёс один женский голос, и десятки женщин и девушек подхватили фразу, разнося её, подобно эху.
— И я приветствую вас, Братство, — негромко ответила Энджел, прямо и открыто глядя на главную фигуру.
— Ты была предупреждена, когда отправлялась в Десятый мир, — бесстрастно говорила женщина. Лицо её скрывал белоснежный плащ. — Не связываться с нечистыми.
— Да.
— Старшие боги имеют множество связей среди смертных. Им это ничем не грозит, но мы должны вести себя осторожнее. Эта ошибка — на твоей совести и на совести нечистого.
— Да. — Шону казалось, что девушка даже не пытается спорить, а просто ждёт своего часа… наказания. И он тоже. Что же за власть у Братства Душ?
— Но есть предупреждения, а есть запреты. Кое в чем были правы и наши братья не по крови, а по мысли, не отождествляя своих подопечных с нами. — Неужели речь идёт о Red Sky? Следовательно, о нём?! — Мы разное. Мы рождены одним, а умерщвлены будем другим. Мы огонь и лёд. Мы небо и земля. Мы свет и тьма. Нам никогда не сойтись.
— А ежели мы сойдёмся, то конец нашей встречи печален будет, — почти шёпотом закончила Энджел. Голос её дрожал, но глаза сухие, ни слезинки.
Ламберт едва не выскочил из-за колонны, но Таня вовремя впечатала его щекой в ледяной мрамор и обругала на чем свет стоит. Он вспомнил, что это за слова. Легенда богов, которую ему рассказывала Энджел. Она называлась… как же она называлась? Да неважно!
«Значит, речь идёт о богах и нечисти, — лихорадочно размышлял он, вырвавшись из захвата Тани и потирая щёку. — Так, думай же, думай! Разные… понятно, они противоположны. Мы противоположны. Нам нельзя… — Ему показалось, что пол уходит из-под ног. — Нам нельзя встречаться».
— Любая связь с нечистью карается нами, — продолжался белый суд. — Ты знала это. Не имеет значения, знал ли об этом нечистый, код: RSE-5. Ты должна была остановиться. — Ответом ей было гордое молчание. Энджел ждала приговора с высоко поднятой головой. — За неповиновение мы приговариваем тебя к лишению врождённого дара. Ты больше не богиня и не можешь стать частью божественной силы. Останется лишь инстинкт, который мы отнять не можем, поскольку ты из Девятого мира: он касается Силы, той, что с большой буквы. — Ничего не произошло и не прозвучало, кроме треска огня на фитиле и шлепков капающего воска со свечей. — И, следуя пророчеству, мы раскрываем наши карты.
Гул голосов слился в одну невнятную песню, но вскоре слова стали различимы. Белый хор пел легенду-пророчество. Рождены будут двое в весеннюю ночь. Огонь и лёд, небо и земля, свет и тьма. Никогда им не сойтись. А коли сойдутся, то конец их встречи печален будет. Во время пения свет вокруг стал таким ослепительно ярким, что Шон закрыл глаза, не в силах что-либо разглядеть. Он догадывался, чем всё это кончится, и смотреть вокруг совершенно не хотелось.
— Ты свободна, Анджелина Ли Ламберт. Молчи и наблюдай.
***
В баре было пусто, даже спавшие пьяницы куда-то делись. Таня исчезла ещё во время ритуала. Бармен свалился за стойку и похрапывал там, на полу. Шон сидел за столом для посетителей, катая туда-сюда пустую бутылку из-под воды. После посещения обряда сильно болела голова, она казалась тяжёлой, будто камень. Но внутри тоже было не всё ладно. По-прежнему парень считал всё произошедшее вопиющей несправедливостью, хотя неохотно склонялся к тому, что понимает действия Братства.
Конечно, нехорошо, смешали чёрное с белым… Но отнятие Силы — это же что-то совершенно другое! Какое это имеет отношение к тому, что он сквозь зубы смог назвать грехом? А вот вторая часть наказания пугала своим мистическим осуществлением.
«Она моя сестра».
Нет, нет и ещё раз нет! Он был единственным ребёнком в семье, потом родилась Шинни. Они не знакомы даже, и сестрёнка младше на несколько лет. Как могли родиться в одной семье нечисть и бог? Тем более, как уверяет легенда, близнецы.
Вот именно, как уверяет легенда.
Пожалуй, все эти боги, ангелы и их слуги действительно всесильны. Как они могли такое сотворить? И ведь это ещё не доказано. Обязательно нужно пройти какой-нибудь ДНК-тест, науке Шон ещё не разучился доверять… Хотя он в этом уже не так уверен.
Стукнула дверь в подвале, и в зал поднялась Энджел. Она не сильно удивилась, увидев там Шона, скорее в её глазах промелькнул страх. Но грусть была отчётливее видна на бледном лице, да и сам Ламберт не был уверен, как он выглядит сейчас.
Опустившись на скамью напротив него, девушка устало спросила:
— Ты видел?
— Угу. Лучше бы не видел, — вырвалось у него. Пришлось об этом пожалеть: Энджел явно расстроилась. Опустив голову и глядя в грязную поверхность стола, она невнятно сказала:
— Это из-за меня… — и словно всхлипнула. Мысленно грозясь вырвать свой болтливый язык, Шон встал и подошёл поближе, обнимая её сзади.
— Ну, не плачь. Дурацкие правила у них.
— Дурацкие… — еле слышно согласилась девушка. Потом выпрямилась, задрала голову и посмотрела ему в глаза: — Что ты об этом думаешь?
— О чём? Что мы теперь… — у Ламберта язык не поворачивался такое сказать. «Что мы теперь брат и сестра». Он считал всё это сверхъестественным бредом, который привиделся ему в страшном сне.
— Да, об этом. — Изучив его недоверчивое лицо, Энджел неохотно улыбнулась. — Не веришь, понимаю… Можешь затаскать меня по земным поликлиникам, это ничего не изменит. Братство, оно такое. Не ошибается.
— Бред, — повторил парень уже вслух, переплетая свои пальцы с холодными и тонкими пальцами девушки. — Не может такого быть.
— Присмотрись внимательно.
Шон послушно разглядывал её. Нет, совпадения в цвете волос, оттенке кожи, телосложении и чертах лица — это ещё не всё… не всё же! Они и так были похожи, так что, теперь всех похожих людей родственниками объявлять?
Но теперь у Энджел были другие глаза. Они стали светлее, превратившись из янтаря в золото. Совсем как у него.
— Мы проверим, — пообещала она. — Как это у вас называется? ДНК? Обязательно… хочешь, прямо завтра.
— Не хочу, — заупрямился Ламберт. — Не надо ничего проверять. Сделаем вид, что ничего не было, оʼкей?
Укоризненный взгляд объяснил ему, что не оʼкей.
— Да ладно тебе… — он вздохнул и обошёл лавку, оказавшись рядом с Энджел. — Завтра. Завтра, так завтра.
— Всё равно это полный бред. Мы не можем с нифига взять и стать…
— Мы не стали, Шон. Мы были всегда, — она говорила так, словно обращаясь не к нему. — Знаешь, что значат слова «молчи и наблюдай»? Это часть одного из наших древних обрядов… Есть какая-то истина, и на неё невозможно повлиять. Истина не слышит наш крик, следовательно, «молчи». Истина неизменна, следовательно, «наблюдай». Это не значит, что твоя мама рожала меня, это не значит, что моя мама рожала тебя. Всё гораздо… тоньше.
Шон хотел бы отмахнуться и сказать, что он не понимает этой мистической ерунды, но он неожиданно ясно и чётко всё понимал. Истину, молчание, идиотские обряды, дурацкие пророчества, ту, которую так часто обнимал.
— Только одно, — пробормотал он. — Получается, то, что мы всё время были рядом — проваленное испытание? Но кто… то есть… ты же…
— Да, я люблю тебя, — тихо сказала Энджел. — По мнению Истины, это ошибка.
Они некоторое время смотрели друг на друга, и Шон не мог не заметить, что всё это сильно смахивает на зеркальное отражение. Грусть и обречённость была не его и не её: она была общей, разделённой одной на двоих.
— Неважно. Знаешь что… слушать не хочу эту вашу Истину.
— И чего ты хочешь? — Шон молча притянул её к себе. — Шон, нет! Это…
— Это грех? — переспросил он и улыбнулся. Зеркало отразило. — А какая теперь разница?
========== Часть II. Пролог II. Хоук ==========
Carpe viam et susceptum perfice munus.
Иди своим путём и сверши начатое дело.
Десятый мир,
США, Нью-Йорк, Манхэттен
2024 год
Сидя в полупустом автобусе, Хоук старался не обращать внимания на то, что сзади него на кресле пристроился демон.
На самом деле, он уже привык видеть вокруг себя этих странных существ с когтистыми лапами и острыми клыками. В первый раз, конечно, испугался (тем более, это произошло прямо на паре по социологии), но потом понял, что они не пытаются напасть, а просто смотрят на него, следят, изучают. Он не мог толком объяснить, откуда знает это. Ну и ладно. Вряд ли они опасны… и вряд ли в нём самом есть что-то странное. Проблема в другом — больше никто видеть демонов не мог.
Ну, и пожалуй, в его голове. Обращаться к врачам и гадалкам Лаватейн пока не собирался.
Может, это виновато его загадочное прошлое? Хоук заметил, что очень удобно винить во всём свою амнезию. Наверное, несколько лет назад он был пришельцем из другого мира и лучшим охотником на клыкастые комочки шерсти, а теперь они пытаются ему отомстить… Эта теория каждый раз заставляла его сдерживать смех, поскольку приходила в голову в самое неподходящее время. Даже посмеяться не дают хорошему человеку, малявки волосатые.
До дома осталась одна остановка, можно было вставать. Демонёнок сполз с сиденья и пополз за ним, впиваясь когтями в пол, чтобы не упасть от ощутимой качки. Но тут подоспел лежачий полицейский: когда Хоук спрыгнул на землю, преследователь не успел и, вероятно, так и не очухался до следующей остановки.
«Это уже раздражает, — подумал молодой человек, открывая дверь подъезда ключом-магнитом. Дом был новенький, чистый, а все соседи — молодёжь с богатыми родителями, как и он сам. Но в три часа дня лифт пустовал и простаивал без дела, так что на свой четвёртый этаж он поднялся в одиночестве, беззастенчиво разглядывая в зеркале своё отражение. Экзамен в вузе из кого угодно душу вытрясет, но Хоук посчитал, что выглядит довольно сносно: даже круги под глазами почти не видны. Джинсы, распахнутая бежевая ветровка (на улице было тепло), под ней — рубашка; сумка через плечо. Нормальный вид для студента NYU. — Только демона за спиной не хватает. Большого и волосатого… Эх, почему нельзя с ними договориться? Такой вид портят. Хоть в тёмных переулках приставать перестанут — побоятся…»
На лестничной клетке — снова никого. На этаже было четыре квартиры, и единственная незанятая соседствовала с жилищем Хоука, что его вполне устраивало. Взявшись за ручку двери, он собирался провернуть ключ в замке, но обнаружил, что квартира не заперта.
«Вот это поворот».
Не раздумывая, он распахнул дверь и вошёл, быстро оглянув прихожую. Никого. Но не мог же он забыть закрыть помещение? И уж точно не ждал никого в гости.
Прямо через ванную комнату прошмыгнула маленькая тень, и Хоук не заметил, как бросил сумку на пол и кинулся за ней. Остановился он только в спальне, в основном от удивления: руку тянул вниз отделанный позолотой нож. Пальцы, крепко сжимавшие рукоять, дрогнули.
«Откуда он взялся?..»
— Что и требовалось доказать! — счастливо воскликнули с порога. Обернувшись, Хоук увидел отца: маленькой тенью был именно он, благообразный бородатый старичок Джонатан Мне-Нужна-Неприметная-Фамилия Сноу. Он же — единственный, у кого были запасные ключи. — Всё, можешь убирать игрушку, сейчас болтать будем.
— Сначала скажи, откуда я её взял, тогда положу на место, — отозвался Хоук с удивившим его самого спокойствием. На самом деле, его разрывало от любопытства и удивления. Ещё в груди теснилось предвкушение — отец никогда так просто не приходит. И хотелось полюбопытствовать, почему не удивлён собственно Джонатан: сынулик едва не содрал с него скальп!
— Просто сожми покрепче, нож сам исчезнет, — сказал Сноу, прищурившись. Дождавшись, пока оружие действительно пропадёт, он подошёл к сыну и внимательно посмотрел на него снизу вверх. — Тебя это не шокирует? А как же обморок на нервной почве?
— С чего же это? Я каждый день катаюсь в автобусе с маленькими волосатыми демонятами, а тут — подумаешь, ножик с кухни упёр. — Глядя на вытянувшееся от изумления лицо отца, Хоук рассмеялся и добавил: — Знал бы, что ты разбираешься, обязательно познакомил бы вас. Сегодняшний демонёнок был похож на тебя.
— Конечно, я тоже маленький и волосатый, — расслабившись, подыграл Сноу. — Пойдём, что ли, на кухню…
Пока Хоук разогревал обед, старик не сказал ни слова, сохраняя интригу. Едва перед ним на стол опустилась тарелка с едой, он начал — но издалека:
— Скажи, тебя в институте не дразнили из-за цвета волос?
— Да ладно! — удивлённо воскликнул Хоук. — Я заканчиваю второе высшее, а родной отец соизволил спросить, как у меня дела… — Заметив, что собеседник вполне серьёзен, он закруглился: — Нет, нормально. Подумаешь, седой немного, с кем не бывает.
И солгал. Возможно, в Токио никаких проблем не возникало, но тут играли роль два немаловажных факта. Первый — культурная среда. Там каждый второй ходил с клетчатыми висками, зелёными в горошек прядями, а некоторые — и с фиолетовыми чёлками… Второй — друзья. Вряд ли ему бы удалось ввязаться в какую-нибудь неприятность с этими надёжными ребятами.
Но в Америке всё обстояло иначе. Ни друзей, ни культурного оправдания. Ври что хочешь, но нельзя же постоянно говорить одно и то же, и вот он сбился как-то раз… Самое несправедливое было то, что он действительно не помнил, почему затылок и левый висок, в отличие от светло-каштановой шевелюры, седые. Отец не знал — или знал, но старательно скрывал. А вот от недоброжелателей долго прятаться не приходится. Так что слово «дразнили», добродушно подобранное отцом, было самым мягким, чего он натерпелся из-за собственной головы.