========== 1. ==========
Яблоку негде упасть, говорите? Да любое уважающее себя яблоко не стало бы даже заглядывать сюда, не то что падать. С многоступенчатой аудитории на Максима Сергеевича смотрели не сто пар глаз, а сотни две, а то и, не дай бог, две с половиной. Глаза — студенческие, голодные, злые. Слегка недоумевающие и откровенно негодующие. Счастливчики, успевшие сесть за парты, опасаются за свою жизнь не хуже оказавшегося в самом пекле преподавателя, обитатели ступенек явно наслаждаются жизнью, первые ряды принесли себе стульев и диванов из коридора и тоже неплохо устроились, но их всех объединяло одно — какая-то неправильная первая пара.
Гомон в зале поутих, и студенческие взгляды сошлись на Максиме Сергеевиче. Молчание затягивалось.
— О, не расстраивайтесь, — произнёс Максим Сергеевич первые слова в микрофон. — Я тоже по утрам не очень люблю человечество.
Смех напряжение снял, но ненамного. Ещё бы голод так снимало! Не одни студенты тут голодные, между прочим. Иначе бы преподавательская мысль не начиналась с… яблок.
— Судя по вашему количеству, — осторожно продолжил он, — произошла ошибка. На каком уровне — не знаю, так что драться за справедливость пойдём вместе. Хорошо?
— Хорошо, Максим Сергеевич, — проскандировали знакомые лингвисты и социологи. Хранили молчание хмурые исторические физиономии и ещё какие-то неопределённые лица, чью специальность ничто не выдавало.
— Вот и договорились. Теперь попробуем разобраться с нуля. Кто-нибудь из историков, что у вас должно быть по расписанию?
— Мечников, — поведали историки дружным хором.
— Это, конечно, многое объясняет, — соврал Максим Сергеевич. — А поконкретнее?
— Лекция по новейшей истории России, — один из начинающих Ключевских всё-таки снизошёл до распространённого объяснения. — Мечникова Александра Дмитриевича. Аудитория шестьсот шестьдесят шестая, сами понимаете…
— Более чем.
— У философов тоже новейшая история, — педантично прогундосил очкарик с первой парты. Судя по боевым трещинам на стёклах его очков, гундосил товарищ часто и неудачно.
— Спасибо, философы, — Максим Сергеевич постарался быть толерантным. — Теперь мои, прошу прощения за фамильярность. У нас с вами что?
— У нас с вами вы, — облокотившись на парту, поведала Карина. — Я несколько раз расписание перепроверила, Максим Сергеевич. Теория коммуникации, первая пара, та же сатанинская аудитория. То есть, эта самая.
— Что ж, не знаю, как мы, но аудитория свой титул отработала неплохо, — признал преподаватель. — Теперь два главных вопроса. Первый — есть ли вам, историки и философы, куда идти? — Разношёрстная аудитория покачала головами. — Второй — согласны ли вы лишние полтора часа коммуницировать вместе с нами?
Историки и философы коммуницировать не отказались. Максим Сергеевич подавил страдальческий вздох и включил презентацию. С одной стороны, ему было без разницы, кому читать, лишь бы аудитория была благодарная и не кидалась яблоками. С другой, его цели несколько выходили за рамки чтения лекции, а искать нелюдей в такой толпе как-то неудобно.
И где же, простите, господин Мечников? Инициалы у него прекрасные, под стать номеру аудитории, так где же загулял товарищ историк? Максим Сергеевич не был уверен, что они знакомы, но не отказался бы от приветственного рукопожатия кулаком по лицу.
— В таком случае мы начнём, а если заявится ваш адский преподаватель, что-нибудь придумаем, — заверил Максим Сергеевич радостно заржавшую аудиторию. Видимо, с кличкой он угадал. — И тема у нас с вами удачная — коммуникативные неудачи.
— А что такое коммуникативная неудача? — поинтересовалось неопределённое лицо со ступенек, держа наизготовку ручку и тетрадь.
— Это то, что произойдёт, когда я встречусь либо с господином Мечниковым, либо со Станиславом Павловичем. Можете не записывать. А вот схему, пожалуйста, зарисуйте…
Дольше двух минут давать нельзя. Механически подшучивая над собственными слайдами, чтобы не терять внимание аудитории, Максим Сергеевич быстро и внимательно осматривал дальние ряды, слегка прищурив левый глаз. Выспавшиеся и не очень, голодные и тайком жующие, слушающие и погрязшие в телефонах, пишущие быстро и не пишущие вообще — но все люди. Ни ведьм, ни вурдалаков, ни тварей болотных, ни каких-нибудь ещё тварей, хотя издалека он не решался судить о моральных качествах незнакомых студентов — может, и есть парочка тварей, кто же их разберёт.
Главную тварь сего заведения, несомненно, звали Станислав Павлович, но его-то здесь и нет. Составитель расписания и наиболее ненавистный университету сотрудник учебного отдела рискует своей шкурой, как никогда.
Через полчасика Максим Сергеевич решил, что больше никогда не будет выезжать на работу, не позавтракав. Лекция, конечно, отнимает силы, но это нормально. А вот лекция, совмещённая с поиском — это, простите, настоящая коммуникативная неудача. На то, чтобы просмотреть человека насквозь, требуется больше энергии, чем на чтение материала, пусть и с шутками. Тут этих человек-то набралось немерено, и каждого надо разглядеть!
В итоге, ему хотелось есть, спать и убивать. Максим Сергеевич представил, как убивает и ест Стаса, и плотоядно хмыкнул про себя. Жизнь налаживалась, а вот тот парень, который жрёт бутерброд на третьем ряду сверху, сейчас получит леща… Убрал, молодец какой. Убрал и испуганно таращится на дверь. Что же там такое пришло? Неужели Стас?
— Прошу прощения, я опоздал, — героически выговорил студент, глядя на забитую аудиторию. Он настолько ошалел, что даже счёл необходимым поздороваться.
— Это-то не страшно. Вы по дороге Станислава Павловича не встречали? — воспользовался случаем Максим Сергеевич.
— Я стараюсь этого человека не встречать, — ответил студент и сразу понравился Максиму Сергеевичу. — Но если хотите…
— Не хочу и вам не советую. Ни встречать, ни хотеть встречать. Проходите и присаживайтесь, как бы иронично сие ни звучало, — он перелистнул слайд и в очередной раз прогнал голодную мысль о яблоках. Может, отпустить пораньше? Нет, плохая идея. Это же студенты: их отпустишь — и они пойдут. А если такое пойдёт по коридору одновременно, универ, того и гляди, развалится, как давеча Советский Союз.
Он и так-то разваливается: не далее чем вчера Максим Сергеевич приметил лестничные перила, перемотанные скотчем у надкусанного временем основания. Вот тебе и передовые технологии! В аудиториях интерактивные доски будущего, а лестница держится на скотче, добром слове и десятикратном «Отче наш». И то молиться лучше шёпотом, чтобы не издавать шум и не трясти воздух.
Надо отдать должное этому Мечникову — он всё-таки пришёл. За десять минут до конца пары и с явной неохотой, но пришёл. Сомнений в том, кто это, у Максима Сергеевича не возникало никаких: это мог быть только прожжённый жизнью и опытом препод-историк.
— Взвейтесь кострами, синие ночи, — с порога возвестил прожжённый жизнью. — А я-то думал, уже ничто в этой жизни меня не удивит.
— Это вы задержались или пораньше пришли? — вежливо осведомился Максим Сергеевич, поддержанный сдавленным смехом студентов. Препод-историк, выглядевший как рокер из семидесятых и смотревший примерно так же, задумчиво почесал щетину, разглядывая оппонента. — Одну минуту, давайте я оставлю благодарным слушателям очередную скучную табличку, а мы пока разберёмся.
— Она не скучная, — отозвались благодарные слушатели, и это было так приятно, что Максим Сергеевич не удержался и побаловал их очередной шуткой. Во всяком случае, если это «выйдем, поговорим» по адресу к Мечникову не стало его последней шуткой в этой жизни.
Заняв уголочек с краю кафедры, перепутанные учотделом преподаватели воззрились друг на друга. Максим Сергеевич ждал, не собираясь оправдываться за кашу в голове у Стаса.
— Кто ошибся-то? — буркнул Мечников. Невыспавшийся препод и голодный, хороши переговорщики.
— Станислав Павлович, — не стал тянуть Максим Сергеевич. — Кто же ещё? У нас с вами расписания отличаются, при этом они совпали аж у четырёх потоков.
— Ну, по Стасу-то давно исправительное учреждение плачет, — небрежно отмахнулся историк. — Значит, пойдём после обеда, поговорим с врагом народа. А вы как, простите, эти четыре потока удержали?
— Шутки шучу, с аудиторией разговариваю. И никакого колдовства, — сегодня он и вправду обошёлся без магии, но на первых порах приходилось злоупотреблять гипнозом.
— Да ты стахановец, — одобрительно перешёл на «ты» Мечников. — После пар угощаю чем-нибудь. Косяк, конечно, Стаса, но я тоже проспал.
Грех отказываться от такого предложения, и Максим Сергеевич грешить не стал. Сообщив многоплановой аудитории, что виноват во всём учебный отдел и его Сата… простите, дорогие студенты, конечно же, Станислав Павлович, преподаватели по частям освободили аудиторию от радостно гудящих студентов и выдохнули.
На выдохе произошли две вещи: во-первых, упало яблоко. У кого, откуда и каким образом, Максим Сергеевич не заметил, но насторожился. Во-вторых, от входной двери повеяло чем-то холодноватым и солёным на запах… Нелюдь!
Но как же он его пропустил? Стараясь не привлекать лишнего внимания, Максим Сергеевич обернулся к двери. Толпа на толпе сидит и толпой погоняет. Эта тварь неплохо спряталась.
Не просмотрел он только двоих — опоздавшего студента и Мечникова…
— Что вы тут за Ходынку устроили?! — проорал Мечников с кафедры. — Это универ, подарков не дают!
Ощущение близкого нелюдя пропало, остался только голод. Оставив Станислава Павловича на растерзание кровожадному историку, Максим Сергеевич с чистой совестью отправился завтракать.
***
Столешница крякнула, хрустнула, но выдержала испытание с честью. Стас прекрасно понимал, что если мечниковский кулак ещё раз хряпнется на его рабочий стол, всё будет очень плохо. Что для стола, что для его хозяина.
— И что это такое? — любезно прорычал историк, глядя на него из-под отросшей чёлки. Рокерские патлы Мечникова — достояние исторической кафедры, но это не повод так угрожающе ими колыхать. Стас глубоко вздохнул, сосчитал до десяти и мужественно ответил:
— Не имею чести знать.
— Конечно, не ты её имеешь, — согласился Мечников. — В этой жизни всегда так — либо ты, либо тебя.
Бой был бы неравным. Здоровый патлатый историк, малость двинутый на сталинизме, и щуплый угловатый Станислав Павлович, которого от сурового бытия спасают разве что немытые очки.
— Я ошибся, — признал Стас, нащупывая под столом электрошокер. Да не было там никакого шокера, но надежда умирает последней. — С каждым случается.
— С тобой случается подозрительно часто.
— Мы с вами договоримся, — увильнул сотрудник деканата. — Кто ещё пострадал, помимо студентов?
— Товарищ социолог, — Мечников наморщил лоб, видимо, пытаясь различить социологов между собой. — А, то есть, ты даже не понял, кого с кем перепутал? Я-ясно…
Стас перебрал про себя лекторов-социологов и немного успокоился. Они по большей части мирные. Если действовать методом исключения, из всех действующих преподавателей удержать на полтора часа внезапно увеличившееся количество студентов под силу только Барсову.
— Наверное, это был Максим Сергеевич, — подытожил Стас. — Он не так давно у нас работает, но уже справля…
— Хоть кто-то в этом богоспасаемом универе справля! — воскликнул Мечников и наконец отошёл от стола, перестав пугать. То есть, не перестав, но теперь хотя бы можно было вынуть позвоночник из спинки кресла. — Ладно, давай сюда свои бумажки… Барсов?
— Барсов…
— Ну вот и хорошо. В следующий раз, — судя по мечтательному взгляду историка, сейчас скажет что-нибудь про Гулаг. — В следующий раз легко не отделаешься.
Мечников ушёл, хлопнув дверью и уже из коридора напевая Kiss. Он был бы самым страшным злом для Станислава Павловича, если бы не начальство… Однако под начальством подразумевался далеко не ректор и даже не декан. Отперев ящичек стола и вытащив оттуда треснутое зеркало, которое ничего не отражало, Стас забубнил заклинание призыва. В кабинете стало прохладно, и любой вошедший ощутил бы на языке слабоватый привкус соли.
========== 2. ==========
Кара зевнула, потянулась и случайно свалилась с подлокотника на диван. Да, изящество и грация — наше всё, особенно после четвёртой пары. Зато диваны на кафедре какие удобные! Ради этого уже стоит писать курсовую. Приходишь к преподавателю поработать и наслаждаешься великолепной мебелью в учительских кабинетах — лепота!
— Здравствуйте, Максим Сергеевич, — поздоровалась Кара, глядя на дверь с дивана. Всё было вверх ногами, ну и ладно. — Я сейчас встану, честно.
— Вы только при декане так не делайте, — посоветовал Максим Сергеевич и пробрался к столу. Каре повезло не только с диванами на кафедре, но и с научным руководителем. — Давайте сегодня побыстрее освободимся, если вы не возражаете…
— Давайте, — не стала спорить Кара и пристроилась к столу с другой стороны, вытаскивая флэшку. — Может, наконец-то допишу реферат по истории…
— У вас тоже неподражаемый Мечников?
— Пока нет, но в следующем семестре может свалиться. Вы с ним не подрались? — участливо спросила Кара.
— Нет. Вероятно, он увидел меня и испугался, — иронично улыбнулся Максим Сергеевич, и Кара, как и любая женщина, так или иначе причастная к социологическому факультету, моментально улетела с очаровательных ямочек на преподавательских щеках. Барсов вообще состоял из очаровательных деталей, которые все вместе представляли очень даже симпатичного мужчину, и почти не валил на экзаменах — чем не идеал? — Кстати, пока мы не приступили к страданиям… Вы не знакомы с тем парнем, который опоздал?
— Ой, нет, — нахмурилась Кара. — Там столько людей набилось, я даже своих-то не узнавала. А что, нужен очень?
— Так, на пару минут, — уклончиво ответил социолог и сцепил в замок длинные пальцы. — Спасибо, Карина, допрос с пристрастием окончен. Что насчёт вашей теоретической части?
***
Мечников обнаружился на месте, а именно — в уютной кофейне в уголке торгового центра. Сидел себе, пил капучино и никого не трогал, возможно, потому, что был в наушниках. Максим Сергеевич подавил неуместный смех — как-то не вязался образ историка с подобными тихими заведениями, но чем чёрт не шутит.
— Извините, задержался, — пристроившись напротив, Максим Сергеевич заказал у миловидной официантки самый сытный бутерброд, который только имелся в кофейне, и какой-то чай наугад. — Курсовики и всё такое…
— Есть такое, — неуместным эхом отозвался Мечников, потом тряхнул патлами и вернулся в реальность: — Ах да, я плачу, так что ты это…
— Больше я в себя не запихну, не беспокойтесь, — вежливо успокоил оппонента Максим Сергеевич. Оппонент довольно хмыкнул. — Стас ещё живой?
— На удивление. Мне было лень с ним развлекаться. Хотя, надеюсь, он хотя бы наложил в штаны…
Началось стандартное перемывание косточек Стаса. С кем бы Максим Сергеевич ни обедал, все коллеги рано или поздно скатывались в эту тему, и вытащить их обратно было просто невозможно. А всё почему? Станислав Павлович — протеже декана, и этим всё сказано. Закончив исторический факультет нашего богоспасаемого универа, Станислав Павлович работу не нашёл, во всяком случае — приличную, поэтому и устроился на самую высокооплачиваемую из неприличных: в деканат, составителем расписания. С тех пор Стаса проклинали все курсы, все потоки, от бакалавров до магистрантов, все преподаватели и все студенты…
Пожалуй, единственная нечистая сила, которая Стаса не трогала — это гардеробщица, но гардеробщица, подумал Максим Сергеевич, это и вовсе разговор отдельный.
— А я ему как-то раз пригрозил Гулагом, — вдохновенно делился Мечников. В принципе, в тихой кофейне за чашечкой кофе он казался не таким уж страшным. Неуместным — это факт, но не страшным. — А он мне в ответ — ну товарищ Сталин…
— Меч стальной, — пробормотал Максим Сергеевич и получил в ответ довольный хмык.
— Он самый… Это одно из моих любимых студенческих прозвищ. Ну, после Люцифера Дмитриевича.