— Если вы думаете, что Григорьев и Калинин…
— Я ничего не думаю! — вскинула руки Ирина Арсеньевна. — И что вы так взъелись? Максиму Сергеевичу тоже не хочется подозревать в чём-то свою студентку…
— Не хочется, — но тут дело в другом — Карина вряд ли беззаботно подвергнется чьему-либо влиянию, такой уж у неё характер, а вот историков он не знал. — Значит, так, коллеги. Присматриваем за всеми, кто был сегодня в лифте, за Стасом — как обычно пристально. Саша, мёртвых больше не было?
— Было, — буркнул историк. — Как обычно.
— Ирина Арсеньевна, подозрительных телефонных звонков?
— Звонила одна знакомая ведьма, но это мне. А ещё… — Она прикусила губу. — На станции сегодня утром почуяла пару оборотней. Не разглядела, каюсь, но шли они в направлении нашего универа.
Оба в надежде воззрились на Максима Сергеевича, как будто он обещал им гениальный план по спасению мира. Максим Сергеевич сделал вид, что погружён в размышления, хотя в голове вертелось только одно — дождаться выходного и разобраться в одиночку… Увы, до выходного могла произойти ещё масса вещей, и эта масса ему ох как не нравилась.
Декан философов всхрапнул, дёрнулся и распахнул глаза.
— Где я?
— На бренной земле, Борис Борисович, — брякнул волшебник раньше, чем подумал.
— Кто я?
— Вы Борис Борисович, — помогла ведьма.
— Зачем я существую?
— Зажигаете свет в головах юных и неразумных, — подсказал Мечников.
Борис Борисович успокоился, счастливо вздохнул, зажмурился и через полминуты уже сопел, сливаясь со своим потёртым креслом, будто хамелеон.
— Здесь небезопасно разговаривать, — поджала губы Ирина Арсеньевна. — Нам нужно встретиться недалеко от университета, но так, чтобы никто не слышал.
— Я снимаю квартиру в этом районе, — поделился сокровенным Максим Сергеевич, заранее жалея. — Завтра после пар можем отправиться туда и что-нибудь придумать. Уверяю вас, нас сможет подслушать только моя кошка.
Выходили из здания универа уже затемно. Ирина Арсеньевна вдохновенно доказывала Мечникову, что она действительно родственница Мерлину, возможно, поэтому она не заметила стайку грустных привидений, вьющихся у крыльца.
— Идите домой, — посоветовал Максим Сергеевич, лёгким движением руки развеивая несанкционированный митинг с того света.
— Здесь скоро начнётся, — прошептало последнее привидение перед тем, как исчезнуть. — Лучше бы ты остался там, где…
— Максим Сергеевич!
— Барсов, твою…
— До свидания, — особо настырный призрак был развеян невежливым пинком. Максиму Сергеевичу не очень-то хотелось дослушивать, где ему надлежало остаться.
Из окошка диспетчерской на троих уходящих преподавателей, прищурившись, смотрели чьи-то нечеловеческие глаза…
========== 5. ==========
После пяти честно отработанных пар Максим Сергеевич задержался на кафедре, пытаясь одновременно договориться с деканом и с Кариной. Декан требовал присутствия на какой-то конференции, причём немедленно, Карина хотела отпроситься от посиделок с курсовой. Понимая, что ситуация безвыходная, Максим Сергеевич взвесил все «за» и «против», представил, что с ним сделают спевшиеся Окунь с Мечниковым хотя бы за масенькое опоздание, усмехнулся и тихонечко колданул.
Ситуация резко изменилась.
— Барсов! — прогремел декан социологов, глядя на него снизу вверх. — Ни в коем случае не смей соваться на конференцию! Мы справимся без тебя! Ясно?!
— Понял, Олег Рудольфович.
— И чтоб ноги твоей там не было! И других конечностей, — пригрозил напоследок Олег Рудольфович, хлопнув дверью. Тут встрепенулась Кара:
— Максим Сергеевич, пожалуйста, давайте позанимаемся сегодня! Очень хочется.
— Нет-нет, никак не могу, — с чистой совестью откликнулся Максим Сергеевич. — Идите-ка лучше на своё свида… домой, Карина.
Студент — он и под чарами студент, пусть даже добросовестный. Кара не стала ломать систему, быстро собрала вещи и растворилась за дверью, и социолог искренне надеялся, что в следующий раз увидит её со старостой историков.
Университет потихонечку засыпал, к шести вечера в нём традиционно оставались исключительно должники, заработавшиеся преподы и стукнутые активисты. Сегодня активисты репетировали какой-то танец прямо на лестнице, и Максиму Сергеевичу показалось, что в этом универе социальная активность ценится чуточку больше академической. Впрочем, не его проблемы — а жаль, как было бы хорошо заняться простыми человеческими проблемами, а не каким-то там загадочным Владыкой!
По дороге вниз (на лифте он вряд ли ещё поедет) Максим Сергеевич столкнулся с юным философом Геннадием Прянишниковым: Геннадий искал своего декана, вечно спящего Бориса Борисовича, чтобы узнать у него что-нибудь о бренном бытии.
На следующем пролёте буквально врезался в Стаса. Станислав Павлович шарахнулся в сторону, как от огня, заворчал что-то наверняка оскорбительное и убежал. Как-то он всё больше напоминает крысу — усики эти, очочки как узкие глазки, ещё и картавит… Картавые крысы, это уже за гранью… Максим Сергеевич понадеялся, что Стас — оборотень, причём незаконный. Было бы очень мило с его, Стаса, стороны!
На втором этаже, когда оставалось совсем чуть-чуть до выхода, он оказался свидетелем очередной дуэли между деканом лингвистов по прозвищу Сова и деканом филологов — Любовью Серафимовной. Ругались громко и на латыни, но, кажется, никого не призывали. Волшебнику почудился косой взгляд Любови Серафимовны, а потом он вспомнил, что она, в общем-то, всегда косила. Чего только не увидишь.
— Ты что, через Северный полюс добирался? — недовольно поприветствовал Мечников. Он уже стоял у выхода в пальто и из-за этого самого грузного пальто казался ещё больше. — У меня кофе почти закончился.
— Зато я успела поймать ещё двух оборотней, — похвасталась Ирина Окунь, тряхнув огненно-рыжей гривой. — Показать?
— Сейчас я вам дома такое покажу, всех своих оборотней забудете, — сказал Максим Сергеевич. Лица коллег вытянулись до состояния эллипса.
И он показал. Вернее, достопримечательность показала себя сама.
Тыкнув магнитным ключом, куда положено, и потянув тяжёлую дверь, Максим Сергеевич вошёл первым, чтобы принять огонь на себя.
— Добрый вечер, баба Маша.
Консьержка издала радостный возглас и проснулась.
— Добрый вечер, добрый вечер! — из каморки донеслось весёлое кряхтение, шторки на маленьком окошке раздвинулись, и миру явилась баба Маша — консьержка и хранительница подъезда номер пять. Это была милейшая на вид бабушка из Воронежской области, по вся дни выряженная в юбки и платья в крупный цветочек. Очень часто обитатели подъезда, заходя внутрь, сначала видели ноги, затем — самый крупный цветочек на бабе Маше, согнувшейся за мытьём полов, а потом уж саму консьержку — целиком, так сказать, не получалось, разве что по частям. Но главная опасность была не в этом.
Баба Маша окинула любезным взором Максима Сергеевича, ничего не сказала и переключилась на вошедших за ним коллег. Мягкое, воистину цветочное выражение лица её посуровело, превратившись в самый твёрдый воронежский кирпич.
— Это что же это такое деется? — вкрадчиво спросила баба Маша, свесив из окошка бюст и немного своего любопытства. — Шпиёны?
Мечников с ведьмой словно дар речи потеряли. И это было бы очень смешно, если б не страшно.
— Кто такие будете и откуда? — начала допрос с пристрастием баба Маша.
— Я Андрей, — сказал, как отрезал, Александр Мечников.
— А я Лизонька, — прошелестела Ирина Окунь, держась за локоть внезапного Андрея.
— Мы коллеги…
— …меня, — закончил фразу Максим Сергеевич, не желая слышать, как баба Маша исковеркает его имя на ласковый манер. — Пропустите? Нам бы ко мне, по работе.
Консьержка сощурилась, как хищная пантера перед прыжком, хотя от пантеры у неё были разве что размеры.
— А с чегой-та я вам верить должна, деточки-ребяточки? — всё тем же елейным тоном полюбопытствовала она. — А вдруг вы чего своруити, а?
— Не своруем, — мужественно прошептал Мечников.
— Честное пионерское, — пискнула Ирина Арсеньевна.
— А…
Баба Маша что-то увлечённо спрашивала о женихах «Лизоньки» и нестриженых патлах «Андрея». Пока те отбивались, Максим Сергеевич в сотый раз тщетно попытался её заколдовать, но ничего не вышло — воронежские бабушки московскому колдовству не поддавались вообще.
Может, в универ её, гардеробщицей? И никаких Стасиков. Сожрёт в первую же перемену, и дело с концом.
— Баба Маша, — вмешался Максим Сергеевич, когда почувствовал, что коллеги сейчас отойдут в мир иной, — я кошку не покормил, знаете.
— Ох ты ж батюшки святы! — всплеснула руками цветочная консьержка. — Негоже это, кошечку-то не кормить, Булочку-то бедную голодом морить! Ну, поспешите, поспешите…
Наконец пикнула вторая дверь, которую и охраняла баба Маша, и досмотр был пройден. В лифте коллеги хранили трагическое молчание.
— Всё, можете говорить, — улыбнулся Максим Сергеевич, исподтишка наслаждаясь видом ошарашенных коллег, которые ещё делали вид, что они круче. — У неё тут нет шпионов.
— А ты уверен? — Мечников посмотрел на него исподлобья, затем обшарил лифт. — Мало ли… Тараканы воронежские…
— Она в каком колене колдунья? — прошептала оскорблённая в лучших чувствах Ирина Окунь. — Я… Я ничего не смогла сделать…
— Я тоже, — утешил её волшебник. — И, поверьте мне, все знакомые мне московские колдуны — тоже.
***
В квартире у Максима Сергеевича можно было сломать ногу, руку и ключицу, причём не только чёрту, а и простому смертному тоже. Стоило сделать шаг внутрь, как ты оказывался перед выбором, в какую гору хлама предпочтительнее врезаться: что помягче или что поменьше. В тесном коридорчике высились, толкаясь, целые стада коробок, ящиков, сундучков и шкатулок, и каждый был набит битком. Дальше было полегче, но это только для тех, кто выжил в коридоре.
— Осторожнее, на кошку не наступите, — как ни в чём не бывало напутствовал Максим Сергеевич, интуитивно передвигаясь по собственной квартире. Мечников с ведьмой переглянулись со смесью отчаяния и сочувствия. Отступать некуда — позади баба Маша…
Таким образом Мечников первым нащупал выключатель. Зажегся свет, и им удалось найти кошку. Маленький чёрный баточник хлеба открыл глаза, и гости сообразили, что это и есть кошка. Она восседала на верху коробочного королевства и откровенно презирала вошедших незнакомцев.
— Кис-кис, — перестраховалась Ирина Арсеньевна. Кошка подарила ей взгляд, полный отвращения, и уставилась в пространство.
— А я думал, ведьм кошки любят, — не удержался от колкости Мечников.
— Было бы странно, заведи волшебник такого ранга обычную кошку, — пробормотала Ирина Окунь, совершенно не заметив сарказма. Какого «такого» ранга Максим Сергеевич, историк переспросить не успел, потому что они добрались до кухни.
Там было почище и поуютней: столик, прижавшийся к стене, несколько разноразмерных шкафов и полочек с печеньем и прочими радостями жизни, весело бурлящий чайник, старая газовая плита. На фоне райского уголка — Максим Сергеевич, рассеянно откупоривавший бутылку вина и думающий о чём-то своём.
— Таки пить будем посреди рабочей недели? — вскинул брови Мечников.
— Саша, ты готов говорить о мистическом на трезвую голову? — скопировал его мимику Максим Сергеевич. Оставалось только поднять белый флаг.
Но говорить о мистическом не спешили. Ирина Арсеньевна с внезапным интересом дорывалась расспрашивать хозяина о квартире. Квартира оказалась съёмной, но под угрозой битых бокалов волшебник признался, что коридорный хлам принадлежит ему. Обсудили студентов, деканат и бабу Машу, посплетничали о декане филфака, и только после этого неохотно приступили к делу.
— Не советую меня спаивать, — пригрозил Мечников, тряхнув бутылкой. — Я всё равно заставлю вас повторить разговор…
— Если бы Максим Сергеевич был против, тебя бы тут не было, — тряхнула локонами ведьма.
— Я против вас обоих, — вежливо отбился Максим Сергеевич, — но деваться некуда. Осторожно, кошка под столом.
— Как зовут-то это чудо? — решился Мечников, когда кошка залезла на подоконник и повернулась к нему задницей.
— Булка. Булочка, покажись гостям во всей красе, — социолог протянул руку и почесал кошку за ушами, та заурчала и действительно сложилась в форму хлебного батона. Гости вежливо ахнули, и Булка осталась довольна — теперь она смотрела на них более благосклонно, то есть, менее презрительно. — И всё-таки давайте к делу. С историками всё понятно, за Кариной присматриваю я, а вам, Ирина Арсеньевна, достаётся самое противное, уж простите.
— Меня такие мужчинки не интересуют, — презрительно фыркнула ведьма, но стала рассуждать вслух: — Как вообще можно следить за Стасом? Он же, как крыса, туда-сюда, туда-сюда.
— Проще простого, — возразил Мечников, воинственно потряхивая бокал. Максим Сергеевич обратил внимание, что историк практически не пьёт, а только делает вид. А вот Ирина Арсеньевна хорошенько хряпнула под разговоры. — Для встречи со студентами нужна пара, если они не ваши студенты — замена, тут хрен справишься без повода, разве что другого препода траванёшь. А к этому пидорасу в любой момент подходишь, неужели у вас, Ирина Арсеньевна, к нему претензий нет?
— Е-есть, — протянула Ирина Арсеньевна. — Давеча он мне поставил первую пару и пятую, а между ними — здоровое окно… И всё это время я должна была куковать в универе! Представляете? — обернулась она почему-то к Максиму Сергеевичу.
— Ещё как, — ответил Максим Сергеевич. — У меня была первая и шестая, так что я бы попросил…
— Если у кого-нибудь из наблюдаемых поедет крыша, куда бить? — спросил в лоб серьёзно настроенный Мечников.
— Смотря у кого поедет. Студентов же ты бить не будешь.
— Не буду, но куда бить Стаса?
— Стаса бить, — невозмутимо отозвался Максим Сергеевич, и гости радостно заржали. Булка зажмурилась, думая о своём. — Я вас всё-таки немного расстрою, хорошо? Проводник, кем бы он ни был, ещё не призвал того, кого он должен призвать. Поэтому внутри и вокруг университета — куча мелких неприятностей, и все они приманивают одну большую.
— Жопу?
— Неприятность, Саша.
Ирина Арсеньевна снова хихикнула. Максим Сергеевич прищурился: последние несколько бокалов ей наливал не он.
— И в итоге, — с трудом повернув к нему тяжелеющую голову, поинтересовалась ведьма, — мы препри… предприд… нимаем что?
— Ой, у кого-то заплетык языкается, — передразнил Мечников и, пока никто не успел обидеться, схватил кошку с подоконника. — Смотри, какая прелесть.
— Киса! — обрадовалась в зюзю пьяная Ирина Арсеньевна, сграбастала офигевшую Булку и, шатаясь, убежала с ней играть. Из коридора послышались звуки ожесточённой борьбы.
Максим Сергеевич задумчиво посмотрел им вслед.
— Она тебе не простит.
— Ирина?
— Булка.
Мечников выглядел смущённым.
— И всё-таки, споить ведьму — это надо уметь, — признал волшебник. — Она тебе настолько не нравится?
— Нравится, — уже совершенно трезвым голосом возразил Мечников. — Но я ей не доверяю. Пока.
— Если подумать, я тоже доверия пока не заслужил.
— А ты не думай, — любезно посоветовал историк. — Так вот, продолжаем разговор. Если мы успеем вычислить шпиёна до того, как грянет жопа, ты с ним эпически дерёшься и всё хорошо. Если мы не успеем, то грянет жопа. Я правильно понимаю?
— На удивление правильно, — немного приврал Максим Сергеевич, которого смутил момент с эпической дракой. — А Ирине Арсеньевне ты не доверяешь, потому что она была в лифте?
— Во-первых, да. Во-вторых, бабы, которые так долго живут, наверняка те ещё сучки, — мрачно сказал Мечников. Возразить ему было нечего, и Максим Сергеевич возражать не стал. — Скажи… если эта дрянь вселяется в кого-то из студентов… ну, неважно, когда она вселяется — это больно?
— По большей части нет, — осторожно ответил волшебник, внимательно следя за собеседником. — Но эта же дрянь может заставить проводника причинить себе боль. Она может что угодно, если тебя это утешит.