Геральт кивнул, но вдруг остановился перед самым выходом:
— Сколько тебе лет, Миккель?
Друид на это лишь усмехнулся.
— Догадался, значит. Сто пять, Геральт, — спокойно ответил он.
Геральт развернулся к нему полностью. Миккель провел ладонью перед глазами, прошептав заклинание. Теперь на Геральта смотрели такие же желтые неяркие глаза с кошачьими зрачками.
— Ты ведьмак и чародей?
— Нет, Геральт, больше не ведьмак, — помотал головой друид. — Я тоже раньше был таким, как и ты. С самого начала мне талдычили: “Защищай мир людей от зла, от чудищ”. Я так и делал, но чем больше я встречал зла, чем больше я видел деревень, несчастий, людей, тем больше понимал, что не все чудища имеют хвост иль клыки. Порой они удивительно напоминают людей. Ты-то меня понимаешь.
У меня был выбор, и я его сделал. Когда мне было девятнадцать, я только начинал. У меня был друг, Фэрванхал аэп Теворийх, Фритвор. Он был эльфом, самым страшным чудовищем в глазах людей. Однажды, мы проезжали мимо одной деревни, очень не вовремя, как оказалось. Один эльф убил там трёх детей и сбежал. Они знали, кто он и как выглядит, но жажда крови была сильней, и когда они увидели Фритвора, то решили осудить.
Я хотел вступиться, но он остановил меня, сказал, чтобы я не лил лишнюю кровь. Они поволокли его на костёр тотчас же, а мне староста предложил уйти не медленно и не устраивать поножовщину. Я ушёл. Не хотел смотреть, и все же это не уберегло меня от кошмаров. Через год я повстречал одну чародейку, она помогла скрыть глаза. Не смотри так на меня. Сам знаю, я сбежал.
Но я, как и ты, был создан защищать мир людей от монстров, вот только никто мне не сказал, что чаще всего придется защищать людей от них же самих. А теперь поздно что-либо менять. Я стар и я умираю. Совсем один, с кучей запоздалых сожалений.
Друид склонил седую голову. Геральт понимал его, но ничего не чувствовал, как бы не хотел, и от этого становилось еще паршивее.
— Не суди себя, Миккель. Иногда, выбор уже давно сделан за нас, — сказал он.
Миккель поднял на него свои глаза, в которых блеснули давние слезы. Миккель достал из кармана рясы, медальон в форме волчьей головы.
— Возьми, Геральт, — сказал он, протягивая медальон дрожащей рукой, — пусть это будет у тебя. — Хочу, чтобы ты помнил и знал, что выбор есть. Но нет, выбора без последствий.
Они кивнули друг другу на прощанье, и Геральт ушел. Перед уходом он попросил Мышовура помочь Йеннифер.
========== Чье-то Предназначение ==========
Этот день не понравился Геральту с самого начала. Мрачный и тихий. Он не любил его вспоминать. Тяжело было у ведьмака на душе в тот момент, тяжело было и сейчас, ехать к знакомому тех дней, чтобы проводить его в последний путь.
Лютик задел струну, и лютня издала короткий звук. Бард отложил ее, откинулся на бревно, задумчиво накручивая усы на палец. Геральт отпил ржаной, и передал бутылку Лютику, продолжая рассказ.
Раннейген практически не сомкнула глаз, за эти два дня. После похода ей едва удавалось присесть, дольше, чем на минуточку. Время свое ей пришлось посвятить раненым.
Большинство, хоть и получило серьезные ранения, но будет жить. Двое из отряда будут, мучатся перед смертью. Она видела их лица, искаженные ужасной болью и страхом. Она могла бы сделать их смерть легкой, но едва ли их семьи согласятся.
Утро только-только начиналось. Небо медленно светлело после ночи. Ранни потушила пару свечей на столе. Взгляд ее вновь упал на флакон с розоватой жидкостью. Кай, она обманула его, разве нет?
Она спрашивала себя снова и снова, что же плохого, в том, что она дала это зелье Иакову? Ведь она так любит его. Но его же слова и поселили в ее душе сильное сомнение. Честно ли это? Внезапно раздался стук дверь.
Сердце ее замерло, и она искренне надеялась, чтобы это был не Кай. К ее удивлению, на пороге стоял ведьмак. Два дня его не было в деревне, и его отсутствие сеяло в ней беспокойство и страх. Она ощущала себя беззащитной, не находя ведьмака рядом. Ей следовало бы чествовать себя наоборот, но она ничего не могла поделать с собой.
В том, кто чудовищ убивает, она видела спокойствие и милосердие. Встретившись взглядом с ведьмаком, она находила понимание. Она догадывалась о том, что он знает, но ждала, что же из этого выйдет.
Раннейген шагнула в бок, приглашая Геральта войти. Дверь осторожно закрылась. Травница приникла у входа, продолжая напряженно сжимать ручку. Ведьмак заговорил первым:
— Милый у тебя дом, — сказал он, медленно шагая к столу.
— Желаете выпить чего, сударь ведьмак? — тихонько спросила она, осторожно двигаясь к столу. — У меня есть только травы для чая. Прелестные, надо сказать, но если вам по нраву другие напитки, — она запнулась на минутку, стоя перед ним, — могу угостить. Медовухой, например.
— Я бы выпил чаю, — спокойно ответил Геральт.
Раннейген беспокойно закопошилась у стола и маленького котелка. Когда вода вскипела, она залила травы в кружках и поставила их на стол. Девушка выглянула в окно, из-за шторки. Скоро идти к Бьорну и Раемунду.
— Вы, что-то хотели? Раны опять беспокоят? — спросила она, стоя у окна. Алые лучи рассвета освещали ее лицо.
— Нет. Я все знаю, Раннейген. Нет смысла притворяться, будто ты не понимаешь, зачем я пришел, — ведьмак поднял на нее свои глаза.
Раннейген задернула шторку. Комната светилась красным светом. Утро было тихим и зловещим.
— Сегодня прольется кровь, — спокойно заметила она. — Моя ли? — она обратила взгляд на Геральта, такой холодный и глубокий. Ведьмаку казалось, что мыслями она где-то далеко.
— Нет, — ответил он. — Я пришел не убивать, а помочь, — голос его стал низким и тихим, словно он и сам боялся нарушать загадочную тишину этого утра. — Кое-кто идет за тобой. Уже пришел я бы сказал.
Она бросила на него испуганный взгляд и невольно обняла себя за плечи. «Знаю, ведьмак, давно знаю, — мысленно отвечала она ему, — но разве есть от него спасенье?». Она знала, что он поблизости. Ощущала его присутствие с того дня, как пришла сюда.
— Ты его уже встречала раньше, — продолжал Геральт, говоря вкрадчивым голосом. — Он даже помог тебе. Я прав?
— Да, — очнулась, наконец, она и резко опустилась на стул, напротив ведьмака. — Да, ты прав, ведьмак. Я не просила его, он пришел вместе с друидом. Он заставил Миккеля мне помочь, он нашел мне имя. После того, я его давно не видела, но шесть дней назад. Он пришел в деревню, и учинил резню. А затем, позже, я встретила его, — она глубоко вздохнула, с сожалением опустив глаза. — Я знала, что он вернется, и все же надеялась, что смогу прогнать его. Тогда я сказала уйти ему, и он действительно ушел, но ненадолго как оказалось.
Она замолчала, ожидая реакции Геральта, но тот сидел с задумчивым видом.
— Скажи, ведьмак, — неуверенно начала она, — есть ли способ от него уйти? Избавиться, чтобы он не донимал меня больше?
Девушка уставилась на Геральта с искренней надеждой в глазах, но постепенно она угасла в ответ на изменившееся выражение глаз ведьмака. Она поникла. «Значит это все, — думала она. — Все было напрасно».
— Есть только один способ избавиться от него. Ты должна пойти с ним, — он взглянул ей прямо в глаза.
— Пойти с ним… — задумчиво протянула травница. — Нет, я уеду со Скеллиге…
— Ты не сможешь, — твердо перебил ее ведьмак. — Он пойдет за тобой, ты подвергнешь опасности людей, что будут с тобой. И остаться здесь ты тоже не сможешь. Он будет приходить сюда, убивая всех на своем пути.
Геральт замолчал, глядя на покрасневшие щеки и глаза, наполненные слезами.
— Он ждет тебя, — продолжил ведьмак, через какое-то время, — он верит, что ты придёшь к нему сама. Пока. А если же он поймет, что ты обманываешь, то заберет тебя силой.
Раннейген обратила мертвый взгляд в окно. Только одно слово крутилось у нее в голове: «Всех, всех». Перед ее глазами предстало истерзанное лицо Иакова, Хильды. В один миг все ее надежды рухнули, все, что она сделала, потеряло всякий смысл.
— Поедем со мной. Я даю тебе два дня на размышления, — сказал он вставая. — Тянуть больше нельзя. И, — остановился он неожиданно у двери, — этот парень, Иаков, оставь его.
— Как ты узнал? — изумленно спросила она.
— Я чувствовал зелье. Сначала я не понял, что это, но здесь я ощущаю ту же ауру, тот же запах. Он рассказал мне свою историю, и я все понял. Я знавал такие истории, но только одна кончилась хорошо.
Она ничего не ответила, а Геральт продолжил, чувствуя сомнение в душе девушки:
— Этот мир создан для людей, и в нем нет места, таким как мы, Раннейген. Мы были созданы для другого, — Геральт замолчал и Раннейген почувствовала горечь на его лице, — возможно, но мы те, кто мы есть и с этим придется смириться. Понимаю. Ты хотела другого, ты поверила в любовь, и ошибочно подумала, что это твоя судьба, — Геральт сделал шаг вперед. — Я не смогу спасти тебя, но я могу сделать твой последний путь легче.
— Врешь! — воскликнула она, подорвавшись с места. Стул упал. — Лжешь! Лжешь! — Она яростно била кулаками по столу, слезы текли по ее щекам. — Неправда это все. Здесь иначе. Они добры ко мне и…
— Добры, потому что бояться, потому что думают, что ты чаровница и можешь наслать на них чары, — невозмутимо отвечал Геральт. — Но, что они говорят за твоей спиной? Зовут ли на свои гуляния? Рады ли твоему приходу в час спокойствия, а не нужды? Ты пришла для них в час смуты. Появилась сразу же, как умерла старая травница. Я лишь не хочу лишней крови, — закончил ведьмак, умолчав о том. Как эта кровь появляется.
Ведьмак потоптался на месте еще несколько минут и вышел, оставив смятенную Раннейген одну. По щекам ее потекли слезы. Она гневно стукнула кулаком по столу и подбежала к окну. Алый цвет бледнел, даль была окутана розоватой дымкой.
Вытерев слезы, она собрала сумку с лекарствами для раненых, и отправилась к дому Бьорна. Злость забрала ее силы, и она ощущала себя, идущей в тумане.
Дверь ей открыла Астрид. Она быстро направилась в комнату, где лежал Бьорн. Ему становилось все хуже. Два дня она помогала ему бороться со смертью, но все без толку. Рана продолжала гноиться, как бы старательно она ее не чистила. А теперь добавился еще и сильный жар с лихорадкой.
Ранни коснулась потного лба. Бьорн лежал перед нею бледный. Грудь его больше не вздымалась. Иаков боязливо заглянул в комнату. Стеклянный взгляд Бьорна остановился на нем. Парень неуверенно шагнул в комнату. Рядом с кроватью он заметил деревянный тазик, а внутри окровавленные бинты и тряпки. Смрад от Бьорна исходил ужаснейший. Раннейген обернулась:
— Он… мертв, — прошептала она, отпуская безжизненную руку Бьорна.
Хильда вмиг побледнела, Астрид медленно, словно в тумане, села край кровати и ласково провела ладонью по лбу Бьорна.
— Мой Могучий Медведь, куда же мне без тебя? — прошептала она. По щекам ее текли слезы, но она улыбалась. Астрид зажмурилась, утирая слезы с лица:
— Я пойду к Вильфреду, — сказала она, вставая с кровати. У порога, она обернулась к дочери, словно хотела сказать ей, что-то, но передумала, и молча вышла из дому.
Хильда молча вышла из дому, и направилась в неизвестном направлении. Иаков и Раннейген остались одни. Парень неуверенно потоптался на месте, а затем шагнул к Бьорну. Юноша провел ладонью, навсегда закрывая глаза Бьорна.
— Он был тебе дорог? — спросила она, глядя на глаза Иакова, наполненные слезами.
— Да. Он привез меня вместе с Вигге, Иваром и Кайем, — на последнем имени он хмыкнул. — А мог бы оставить умирать там, но нет, привез сюда, дал кров в своем доме. Там, откуда я пришел, за такое гостеприимство можно горько поплатиться.
Из его слов, Раннейген поняла, что он не выпил того зелье. Душа ее разрывалась на части. «Оно и к лучшему, — думала травница, — нечего тебе здесь делать среди людей прав был Миккель, прав и ведьмак. Я создана была для моря, там мое место. Эх, Миккель, повидать бы его еще раз. Как он там, этот старый друид? Жив ли еще?». С трудом она сдерживала слезы, сидя подле Иакова.
— То зелье, ты выпил его? — тихонько спросила она, взглянув на Иакова исподлобья.
Взгляд ее казался Иакову таким измученным, а она сама словно даже постарела.
— Нет еще, — ответил он и в доказательство вытянул из кармана куртки, флакон с нетронутой жидкостью.
Раннейген протянула руку, ощущая печаль и в то же время решимость:
— Отдай его мне. Оно слишком сильное, я сделаю тебе другое. Полегче.
Иаков нехотя протянул ей зелье, а она вырвала его у него с рук, точно юноша украл у нее, какую-то личную вещь. Девушка вздохнула и спрятала флакон в сумку. «Прав ведьмак, нечего надеяться, — продолжала убеждать она себя. — Пусть будет, что будет».
Хильда вернулась. Иаков и Раннейген обернулись. Хильда стояла в дверном проеме, прислонившись к косяку. На заплаканном лице играла горькая улыбка.
Они оставили Хильду наедине с отцом, а сами вышли на свежий воздух. Неподалеку от конюшни они увидели ведьмака в полном обмундировании. Тот перекидывал сумку через седло. Уходит?
— Уезжаешь, ведьмак? — Иаков подошел, растерянно глядя на Геральта. Он похлопал лошадь по крупу, и та взмахнула хвостом.
— Ненадолго, — спокойно ответил он, поправляя уздечку, и как-то странно глянул на Раннейген. — Надо встретиться с одним человеком. Соболезную насчет Бьорна, — вдруг сказал он гораздо серьезнее, пристально глядя юноше в глаза. — Я приеду до похорон, — он хлопнул Иакова по плечу и взобрался на Плотву, — надеюсь.
Иаков ничего не ответил, а лишь кивнул. Ему не хотелось, чтобы ведьмак уезжал. Раннейген глядела на ведьмака, но Иаков не мог понять, что же в этом взгляде заключается. Геральт кивнул ей на прощание.
Иаков не знал почему, но чувствовал странную привязанность и благодарность к ведьмаку. По крайней мере, за то, что тот помог Бьорну и остальным, хотя бы попытался.
Раннейген сделалась еще печальнее. Они смотрели ведьмаку вслед, пока тот не скрылся из виду. Помчался на встречу с чародейкой.
Вильфред тем временем послал двоих за жрицами и лекарями, чтобы подготовить мертвых к погребению. В чертоге сновали люди, готовясь к пиру. Здесь смерть провожают смело, весело с песней и кружкой. Четверо, в числе которых был и Торнвальд, готовили деревянные плоты, на которых и сожгут мертвых.
В их компании Раннейген заметила Кайя. Тревога поднялась в ее душе. Кай же, заметив Иакова в компании травницы, даже улыбнулся, и это был первый раз, когда Иаков увидел дружелюбную улыбку в свою сторону от него.
— Жаль Бьорна, — сказал он, когда они подошли, — хороший был воин. Ты должен быть благодарен, чужак, за то, что он настоял на твоем спасении тогда. Я хотел оставить тебя. Думал ты не жилец, — Кай ухмыльнулся, и бросил взгляд на Раннейген.
— И в правду, добрый был мужик, — заметил Торнвальд, — нынче таких не встретишь. Только такие как Кай и попадаются: злобные, с жалом вместо языка, — Торнвальд усмехнулся, а Кай наигранно приподнял брови в изумлении.
И хотя Кай улыбался, Иаков не мог не заметить этот злой блеск в его холодных глазах. «Такой человек не будет колебаться, он последует разуму, а не сердцу и доброте, — думал Иаков. — Расчётлив и холоден, нет, он не такой как Бьорн — милосердие не в его чести ».
— Ну, хватит языком трепаться, — буркнул Снорре, — давай за работу.
Иаков и Раннейген пошли дальше. Вдруг они остановились перед домом травницы.
— Подожди здесь. Я принесу лекарство от головных болей.
А пока Иаков, омраченный ожидал ее, Раннейген забежала в свою хату, громко захлопнув за собой дверь, достала, то зелье, и метнувшись к очагу, вылила его на огонь. Но Иаков никогда об этом не узнал, даже после того, что случилось.
Через пару минут она вышла и вручила ему сверточек трав.
— Залей кипятком и выпей. Это чай. Он поможет.
Губы Раннейген растянулись в короткой улыбке. Иаков видел такие, ими бросаются на прощанье. Раннейген не была уверена, как же ей стоит поступить. Она вернулась в хату, мучимая сомнениями и напрасными ожиданиями.