Вечер наступил скоро, и все спешили на похороны. Ведьмак явился вовремя, все только выходили из хат.
— О, ведьмак, — крикнул Вильфред, — вовремя же ты.
Геральт спрыгнул с лошади. Вильфред шел к нему в компании Ивара и Вигге.
— Сегодня будет пир, не самый веселый повод у нас для этого. Но я все же надеюсь, ты не откажешься.
— Нет, не откажусь.
— Ну, так чего же мы ждем, — нетерпеливо заметил Ивар, похороны вот-вот начнутся.
Все стали в круг, в центре были плоты с умершими. Ульве как всегда читал проповедь. Раннейген уже было расстроилась, что ведьмак уехал, как вдруг кто-то коснулся ее плеча. Он подпрыгнула от испуга. Геральт стоял рядом.
Иаков стоял рядом, вместе с Хильдой. И хотя здесь не принято горевать об умерших, а в их честь устраивается пир и веселушки, Иаков не мог представить, как он будет сегодня веселиться. Ему бы хотелось остаться одному, лицом к лицу со всеми своими горестями и печалями.
— Я скоро отправляюсь на Хиндарсфьяль, — прошептал Геральт, склонившись к уху Раннейген. — У тебя еще есть шанс.
Иаков не понял, к чему это было сказано, но очень удивился, взглянув на бледное и печальное лицо травницы.
Бьорн и Раемунд лежали рядом, гордо держа в стиснутых ладонях свои топоры. Иаков заметил, что у них нет ногтей. Ульве взял в руку факел:
— Да, прими же ты, о Великая Фрея, сыновей своих славных. Пусть пьют мед из чаш, и заедают плотью медведя на вечном пиру героев твоем! — Ульве опустил руку с факел и плот с Раемундом загорелся. Вскоре и Бьорн пылал в ярком пламени. Ведьмак остановил свой взгляд на статной женщине, со шрамом возле брови. Заметил одинокую слезу, падающую на грудь.
Рядом стояла девушка, поразительно похожа на нее. Женщина коснулась ожерелья. Глаза ее еще сильнее наполнились слезами. Вдруг она резко сорвалась с места и бросилась в пламя к Бьорну. Все произошло слишком быстро. Толпа только и успела судорожно дернуться и охнуть.
— Астрид! — Крикнул Ивар, что стоял рядом. Хильда едва не бросилась за матерью, но Ивар сдержал ее. Испуг отразился на лицах друзей Бьорна, а затем и глубокая печаль.
Воздух наполнился запахом паленой плоти, а по округе прокатился пронзительный женский крик. Лицо Вильфреда окаменело. Он поймал взгляд ведьмака, который дернулся с места на помощь, и помотал головой.
— Геральт, что это значит? — спросил шепотом Иаков.
— Ничего. Закон Скеллиге. Если жена иль возлюбленная желает следовать за мужем иль возлюбленным, им нельзя мешать.
Иаков не мог поверить своим глазам. Закон казался ему чистой воды безумием. Хильда зарылась лицом в грудь Ивара, разразившись громкими рыданиями, а тот лишь ласково гладил ее по голове:
— Не печалься, дитя, не стоит. Твои родители всегда были неразлучны. Астрид только страдала бы без твоего отца.
— Вот, оно как все бывает, — тоскливо проговорил Вигге.
Ульве переглянулся со старостой, но выглядел весьма спокойным, словно это было ожидаемо. Крик прекратился, теперь осталась только вонь.
— Такова воля Фреи, дитя мое, — проговаривал Ивар раз за разом.
Ведьмак искоса глянул на Раннейген, что смотрела на происходящее с глазами полными ужаса.
Костер постепенно гас. Многие ушли поминать погибших в чертог, но тройка зевак таки осталась. Хильда осталась, молча глядя, как пламя стихает, а легкий порыв ветра разносит пепел ее отца и матери вокруг. Иаков хотел ее утешить, но понимал, что сделает только хуже.
Он тоже глядел. Странно было видеть пепел, там, где лежал человек. Вот, что он им принес, горсть пепла и муку. Солнце совсем уже зашло и на темном полотне зажигались яркие звезды.
Он ощущал огромный стыд. Чувство вины давило его изнутри. От этого его мечты о жизни здесь с Хильдой, делались мучительными. Тогда он принял решение, твердое, навсегда покинуть это место. Не будет здесь для него жизни и счастья. Он попытается еще раз покинуть это место.
Иаков глянул за горизонт, все еще хранящий остатки солнца, но скоро и они померкнут, а когда наступит новый день, он уедет отсюда. Не оставив за собой ничего кроме мучительного воспоминания. Исчезнет. Он вновь взглянул на Хильду. “Нет, не оставлю ей ничего, чтобы могла напомнить обо мне, — думал он. — Пускай она забудет и обретет мир”.
Юноша перевел взгляд на Раннейген и на сурового Геральта. Первой ушла Ранни, а за нею последовал и ведьмак. Странным ему это показалось, будто и ведьмак и травница знают, какой-то секрет, но только они и достойны его хранить. Он ощущал себя лишним везде.
Маленькая группа молчаливых наблюдателей тоже оставила их, решив поминать умерших за кружкой пива и в уморительном танце. Иаков постоял еще несколько минут, но окончательно осознав, что здесь для него все закончено, последовал за ведьмаком и Раннейген.
Подойдя ближе к деревне, Иаков еще раз обернулся, и бросил последний взгляд на девушку. Одна только Хильда и осталась. Единственная, кто не мог на смерть ответить пляской жизни, кто так и остался в своей молчаливой тоске, стоять возле пепла родных.
========== Сирена, Ведьмак и Чужак ==========
Утро было холодным. Иаков продрог и сильнее укутался в шерстяной плед. То, что случилось вчера, казалось просто дурным сном. Ему на миг почудилось, что ничего этого не произошло. Сейчас он встанет, и увидит и Астрид, и Бьорна.
Но мираж быстро рассеялся, об холод и тишину, стоявшие в доме. Дом теперь был холодным и пустым. Он не чувствовал привычного запаха вкусной еды Астрид, не слышал громких вздохов Бьорна, когда тот пытался подняться с постели. Не слышал он и голоса Хильды. Только тишина. Резкий порыв ветра, заставил шторку прикрывающую окно, взмыться вверх.
Тогда Иаков резко встал и оделся. Чутье не обмануло его, дом был пуст. Хильда ушла, и он не знал, когда и куда. Было чисто. Стулья аккуратно задвинуты, посуда вымыта, даже очаг вычистили от старого угля и пепла. Удручающая и холодная чистота.
Иаков зашел в комнату Бьорна и Астрид. Чисто. Постель заправлена, а тазик с окровавленными бинтами, вычищен. Иаков тихонько вышел, словно боясь потревожить спящих хозяев. Неожиданно, его поразило странное чувство облегчения. Все сомнения и фантазии испарились, и перед ним явилось единственно верное решение — уйти.
Вчера оно досаждало ему, мучало и представлялось туманным, но теперь все стало на свои места. Ему здесь не место, и все. Жизнь здесь была мирной и приятной, словно сон, но Иаков чувствовал, что не может спать больше. Здесь мечты, а там за морем — реальная жизнь, реальные люди, которые быть может, и ждут его, а быть может, уже сочли мертвым иль без вести пропавшим. Но в любом случае они есть. Иаков хотел верить в это.
Его донимал голод, но он не обращал на него внимания. Он не хотел нарушать сакральной чистоты этого дома и направился в чертог.
Там убирали следы вчерашнего пиршества. Женщины мели пол, кто-то убирал грязные тарелки, а кто-то вытирал пустые столы. Но людей, вопреки мнению Иакова, было много. За столами сидели те, кто рано ушли с гуляния, и теперь они восполняли несъеденное вчера, сегодняшней трапезой.
Иаков увидел за столом ведьмака. Тот сидел один за кружкой медовухи. Рядом с ним, на тарелке лежала полу объеденная жареная рыба. Иаков колебался, стоит ли ему подходить к ведьмаку. И он решил подойти.
Иаков неуверенно зашел к Геральту из-за спины.
— Доброе утро, ведьмак, — промямлил он.
Геральт воззрился на юношу спокойным взглядом желтых глаз. Иакову на миг показалось, что тот хоть и сидит здесь, в чертоге, мыслями, где-то далеко. Однако Геральт был более чем ясен в мыслях.
—Доброе, — сказал он, и кивнул на лаву, напротив себя. — Садись, выпьем вместе.
Иаков повиновался. Геральт подозвал молодую девушку, что обслуживала гостей. Та, подошла и поставила им на стол две кружки медовухи. Иаков оглядел чертог, невольно подумав о том, что даже самый пышный пир не в состоянии скрасить грусти и тоски от потери кого-то дорогого. Неохотно, он приложился губами к кружке.
Геральт в это время внимательно рассматривал паренька. Тот постоянно вертелся на месте, оглядываясь и облизывая губы. Геральт ждал.
— Откуда ты знаешь травницу? — спросил, наконец, Иаков, не в силах больше сдерживать свое любопытство. — И давно ли?
— Я знаю ее меньше чем ты, — загадочно ответил ведьмак. — Ты же знаешь это. Я встретил ее у Каэр Гелена, потом заехал в Рогни за платой, и сюда, — Геральт говорил размеренно, словно взвешивал каждое слово у себя в голове. — С чего ты вдруг решил спросить об этом?
Геральт посмотрел на него таким подозрительным взглядом, что Иакову стало немного стыдно. Он не хотел, что бы его слова звучали, Как недоверие к ведьмаку. Парень немного покраснел и стыдливо опустил глаза.
— Прости ведьмак, если обидел. Я-то не специально, просто… Просто такое ощущение, что вы знаете друг друга давно, вот и…
— Ничего, — прервал его Геральт. Девушка, что подала им пиво, поставила на стол пирожки с капустой, мясом и рыбой, игриво подмигнув Геральту.
Ведьмак взял себе пирожок с мясом, откусил половину, и щедро запил медовухой. Услышав урчание живота своего собеседника, он пододвинул к нему тарелку с рыбой. Иаков больше не мог терпеть голод, а потому жадно набросился и на рыбу и на пирожки.
Напившись и наевшись вдоволь, он почувствовал себя раскованней, и больше расположенным к разговору.
— Травница заходила к вам? — вдруг спросил Геральт.
— Да-а, — кивнул Иаков, немного осоловевшим голосом. — Она лечила Бьорна, и остальных. Всем помогала. И мне вот тоже.
Иаков не заметил, как насторожился Геральт. Какая-то мысль овладела им. А Геральта интересовала судьба того зелья, но он был осторожным. Обдумывал, что, да как.
На минутку, Иаков оторвался от поедания, всего что было на столе и снова огляделся. Людей немного прибавилось. Некоторые весело общались за кружкой крепкого, и то и дело взрывались громким хохотом.
— Странные все-таки здесь обычаи, — вдруг заметил про себя Иаков. Повернувшись обратно к тарелке. — Не могу я понять, как можно веселиться, когда друзья умерли, — он вяло поколупался в останках рыбы, пытаясь найти, в них, что-то съедобное, а не найдя ничего, отодвинул от себя тарелку.
— То, что они пьют и смеются, не значит, что не грустят, — ответил ведьмак, смотря на компанию неподалеку. — Удивительная у тебя история, Иаков, — вдруг сказал он, немного погодя.
Иаков уставился на него удивленными глазами.
— Попал в шторм, выбрался на берег и выжил, — отвечал Геральт.
Он говорил вкрадчиво и еще более осторожно, словно подводя Иакова к чему-то. И от того, слова его казались юноше ловушкой, из которой он не мог выбраться, и только следовал за ней, как слепец.
— И только ты один, оказался тем, кому был дарован шанс на жизнь. Действительно поразительная история.
Иаков насторожился, он не знал, чего пытается добиться ведьмак. Ему на миг показалось, что ведьмак пытается обвинить его в чем-то. Во лжи? Но ведь он действительно не знал, что случилось с ним тогда.
— Я знаю, но я не помню. Мне кажется, я что-то упустил, — мрачно признался Иаков, обиженный недоверием к себе, теперь еще и от ведьмака. — Иногда меня мучает, какой-то сон по ночам, но когда я утром просыпаюсь, я не помню ничего из него.
Иаков нахмурился от тяжелых мыслей. Больше всего его ранило недоверие, подозрение. Но вдруг он уловил странную искорку в глазах ведьмака. Он проверял, но не его, не историю его спасения. Геральт хотел узнать, что-то, что было понятно лишь ему. Ведьмак выдохнул и незаметно кивнул, подумав о чем-то своем.
«Залезть бы ему в голову, да посмотреть, что там», — угрюмо думал Иаков, попивая свое пиво. Но внезапно, его желание будто бы исполнилось, и он узрел, что-то сокрытое от него в словах Геральта. Пускай уж ведьмак хранит свои секреты, но он, Иаков, узнает, что же там, за ширмой.
На улице послышался какой-то крик, но те, кто были в чертоге не слишком обратили на него свое внимание. Они с Геральтом молчали. Иаков никак не решался спросить давно мучивший его вопрос. А затем стало поздно.
Снаружи все сильнее слышался гул толпы. Веселая компания покинула чертог. Геральт допил пиво, поставил кружку на стол и встал:
— Пойдем.
Когда они вышли, то увидели немалую процессию из людей, которая оканчивалась у дома травницы. Все больше и больше людей подтягивалось из дальних хат.
Ведьмак и Иаков пробрались вперед. Светловолосая девушка яро стучала в дверь хоты кулаком, а в другой руке держала корзинку с окровавленными тряпками.
— Открывай, убивица! — вопила она.
Иаков узнал в девушке Урсулу. Сквозь толпу пробрались Вильфред и Ивар.
— Спокойно, — крикнул Вильфред, взмахнув рукой. Толпа замолчала, ожидая его слов. Урсула, красная от гнева и слез, шагнула, оказавшись рядом с ним, и поднесла к его лицу корзинку.
— Вот, глядите! — Иаков заметил, как побледнело лицо у старосты. — Моя матерь носила ребенка. Ей было плохо, и я пошла к этой… — она запнулась не в силах подобрать слова, и громко фыркнула. — Попросила у нее снадобье от болей, а эта дала отраву, — Урсула достала флакончик из кармана и швырнула на пол. Осколки с дребезгом разлетелись.
Ивар переглянулся с Вильфредом, и староста бросил беспокойный взгляд на ведьмака. Люди тоже начали оглядываться на Геральта, и взгляды некоторых были преисполнены ненависти. Иаков испугался.
Урсула поставила корзинку на землю, и вновь кинулась тарабанить в дверь. Люди, заглянувшие в корзинку, ахали, женщины со слезами отворачивались, и проклинали убийцу.
— Открывай, ведьма! Я видела, ты варила тогда колдовское зелье!
В толпе послышались перешептывания, некоторые начали кивать, и вскоре поочередно стали слышны выкрики:
— Ведьма! Ведьма! Сжечь ее! — Кричали тут и там.
— Это ведьмак ее притащил! — Крикнул, Торен, но толпа, взглянув на грозного ведьмака, не слишком поддержала его обвинения, хотя и ведьмак теперь был отчасти виновен.
Вильфред еще раз успокоил толпу. К ним подобрался Ульве, и что-то шепнул старосте на ухо. Тот вновь покосился на ведьмака, но взгляд молили о помощи.
— Мы не позволим жить убийце рядом с нами, — крикнула женщина из толпы. — Ты знаешь Вильфред, что кара за убийство — смерть.
— Знаю, знаю, — поддался староста. Толпа немного успокоилась, почувствовав, что преступник получит по заслугам. — И потому…
— Ее смерть принесет вам еще больших бед, — неожиданно выступил ведьмак, поднимаясь по ступенькам к старосте.
— А тебе то, что ведьмак? Ты ее притащил.
Некоторые поддержали говорящего, громкими криками «да». Но на лицах остальных виднелись сомнение и страх. Все помнили второе имя ведьмака — «Мясник из Блавикена», а потому сочли, что лучше промолчать.
— Геральт она должна жить, — шепнул ему Ульве. — Сделай, что можешь. Остальное за нами.
Ведьмак кивнул.
— Знаю, но ее смерть навлечет на вас проклятие, и на ваших предков. Она пала жертвой древнего колдунства и черный призрак, что истерзал вашу деревню однажды, будет терзать ее во веки веков, если вы убьете ее.
В людях зародилось сильное сомнение. Страх перед проклятьем, что будет терзать их детей и внуков, был сильнее жажды крови.
— Но мы не можем оставить ее в живых! — Крикнул Фолке.
Вильфред шагнул вперед, немного заслонив ведьмака. Иакову он вновь показался большим и грозным. Взгляд серых глаз тяжелым духом пал на толпу, и все почувствовали невольный трепет перед этим воином.
— Можем, ибо смерть это легкая кара. Вместо этого мы отправим ее в изгнание! Никто не даст крова над головой, не разделит с ней крохи хлеба и бокала вина. Она будет вечность болтаться по холодным дорогам Скеллиге, пока не умрет.
Люди так воодушевились этим, что всюду раздавались восторженные крики. Иаков отыскал глазами Хильду. Она стояла, растеряна и печальна, у дома Вильфреда. Рядом с ней был Кай суров и обеспокоен, но Иакову показалось, что они не разделяли ни восторга толпы, ни его печали за несправедливую судьбу Раннейген.