Амелия осталась одна, она сняла сумку с плеча и поставила неподалёку, немного отодвинула стул от стола и уперлась ногами в край столешницы, слегка покачиваясь на стуле. В этот момент детектив Стен привела Мелани.
— Скажи, это та девушка, которую ты видела позавчера вечером? – спросила женщина.
Диспетчер долго всматривалась в Амелию, явно стараясь вспомнить, видела ли та именно эту девушку, что сидела сейчас в допросной комнате и раскачивалась на стуле, или не её.
— Ну, телосложение и цвет волос подходит, но я не могу сказать точно, — выдала, наконец, Мелани. – Я же говорю, было темно, и я не видела её лица, но фигурой точно она.
— Спасибо, Мелани, можешь идти, — отпустила работницу таксопарка Ариша. – Ладно, сиди здесь, а мы Джефом с ней поговорим.
— Хорошо, — согласился Натан, который, по правде говоря, совершенно не хотел её допрашивать, не хотел, чтобы Амелия считала его врагом.
Агент ФБР пристально смотрел на неё, она мерно покачивалась взад-вперёд, смотря куда-то в одну точку, а затем медленно подняла глаза. Большие карие глаза уставились прямо на него, у агента Доу даже мурашки пробежали по коже. Амелия смотрела прямо на него, ни сантиметром вправо, ни сантиметром влево, смотрела точно ему в глаза, хотя та не могла его видеть из-за зеркала. Он уже хотел провести эксперимент и пройтись туда-сюда, чтобы убедиться, видит ли его Амелия на самом деле или же это просто его фантазия. Но тут дверь в допросную отворилась и внутрь вошли детективы.
— Здравствуйте, мисс Дэн, — поздоровалась женщина. – Я детектив Ариша Стен, мы пригласили вас сюда, чтобы выяснить пару деталей.
— Задавайте вопросы, если я смогу, я на них отвечу, — сказала девушка, снова садясь ровно всем своим видом выражая участие.
— Скажите, позавчера Кайл Кёртис подвозил Вас до закусочной? – спросила Ариша.
— Я уже отвечала на этот вопрос федералу. Да, он подвёз меня до закусочной, а потом уехал, — ответила она, максимально полно и спокойно.
— Согласно осмотру автомобиля мы нашли ткань от его джинс на заднем сидении такси, а ваши свежие отпечатки пальцев на руле, как вы это объясните? – спросила женщина, показывая Амелии снимки с отпечатками пальцев.
— Ну, я сидела за рулём и что? Кайл уже давно подвозил меня на переднем сидении, поскольку у нас с ним были приятельские отношения. У меня нет машины, а водить я не умею. Позавчера, когда мы ехали к закусочной, Кайл притормозил у круглосуточного киоска, хотел что-то купить и вышел из машины. Я просто перепрыгнула на его сиденье и взялась за руль,а потом, когда Кайл пришёл, пересела обратно, и мы поехали дальше.
— Мисс Дэн, вы знакомы с понятием «свежие отпечатки»? – испытующе посмотрел на неё Джеф.
— Нет, а что? – безразлично пожала плечами официантка.
— Это означает, что ваши отпечатки были самыми последними на руле машины. Если бы Кайл сел за руль после вас, то ваших отпечатков пальцев мы бы не нашли, поскольку другой водитель их бы просто-напросто затёр своими. Из чего мы делаем выводы, что вы были последней, кто сидел за рулём, — закончила мысль Джефа напарница. – К тому же диспетчер таксопарка видела, как к ним заезжала машина Кайла, которую вела юная леди, очень похожая на Вас.
— Как я понимаю, ключевое слово в этой фразе «похожая», ведь так? – чуть подавшись вперёд, и понижая свой голос на полтона, спрашивала Амелия. – Вы думаете, что это я убила Кайла? Да зачем мне это делать? К тому же неужели я, низенькая и хрупкая могу справиться мужиком, который больше меня в два раза, а сильнее в три?
Ариша и Джеф молча переглянулись, оценивая реакцию девушки.
— Вы уже дважды солгали агенту ФБР, с чего нам верить сейчас? – спрашивал детектив Джеф.
— Потому что с Кайлом мы больше не общались, — спокойно отвечала Амелия. – Мы не общались вне нашей «договорённости», и по другим темам не пересекались. Он не знал о моей жизни ничего, а я не знала о его. К тому же он был единственным из всех тех, кто работал у этого жлоба Райана, который согласился меня подвозить бесплатно за десятипроцентную скидку на еду, а не за минет в машине. Я, пожалуй, пойду. Раз я не арестована, то могу уйти, когда захочу.
— Конечно, но не уезжайте из города, — «намекнула» Ариша.
Амелия встала со стула, забрала свою сумку, и пошла к выходу из допросной комнаты. На стойке администрации она вернула карточку и вышла из управления. Натан вышел из комнаты «за зеркалом» и задумчиво посмотрел ей вслед.
— Что думаете? – спросил агент ФБР, когда из допросной комнаты вышли Ариша и Джеф.
— Она темнит, не хочет говорить, но предъявить нам ей нечего. Даже государственный защитник не оставит от нашего обвинения камня на камень, а отпечатки пальцев, — косвенная улика. У нас на неё ничего нет, даже если бы Мелани и опознала её, это лишь доказывало бы что, Амелия привезла машину в таксопарк… — размышляла Ариша.
— Что думаешь делать? – спросил Джеф и агента ФБР.
— Не знаю, — честно ответил мужчина, прислонившись спиной к стене и убирая непослушные пряди чёрных волос со лба, — это дело меня с ума сводит!
— Не одного тебя. Можно, конечно, проследить за ней, только вряд ли это что-то даст, — предложил Джеф.
Все трое только устало переглянулись, у них ничего не было ни на Амелию, ни на кого-либо ещё. Снова тупик, снова неудача и куда теперь двигаться никто не знал.
***
… Поздно вечером больницу покинули почти все врачи, осталась только дежурная бригада скорой помощи, пару ребят за административной стойкой, да трое охранников, двое из которых сидели в каморке с мониторами видеокамер, а третий совершал патрулирование по третьему этажу.
— Третий, я второй, всё чисто! – говорил охранник. На третьем этаже были отделения интенсивной терапии, реанимации, а так же операционная.
— Хорошо, возвращайся! А то кофе остынет, — отвечали по рации.
— Ладно, иду, — говорил патрульный и направился к лифту.
Тут послышались тихие шаги. Крепкий мужчина, тридцати пяти лет, проработавший охранником достаточно долгий срок, резко обернулся, но в коридоре никого не увидел.
— Эй, Бари! Ты чего? – спросили его по рации.
— Послышалось что-то, ладно иду вниз, — встряхнул головой мужчина.
Охранник подошёл к лифту и нажал на кнопку вызова. Кабинка приехала быстро, поскольку в больнице было всего четыре уровня, — три этажа и подвал, где были прачечные, морг и котельная. Бари нажал на кнопку первого этажа, но стоило лифту тронуться с места, как его тут же заклинило, погас свет, кнопки не работали.
— Это третий, как слышно меня? – спрашивал Бари по рации, но был слышен лишь треск помех.
Черт, лифты вечно блокируют сигналы. Мужчине оставалось только ждать пока прибудут лифтёры, и вытащат его из этой западни.
…В отделении реанимации было мало людей, обычно здесь долго не лежат, всех либо быстро выписывают или отправляют в операционную. А затем либо в интенсивную терапию либо в морг, как это ни печально.
Девушка с отравлением химикатами лежала под капельницей, на лице у неё была кислородная маска, а специальный прибор отмечал сердечный ритм и давление. Всё было в норме, лампочки горели, сердце стучало, девушка-уборщица дышала. Она мирно спала, дыша через маску, поскольку по-другому пока не могла. Её вытащили из подвала отравленного химикатами в последний момент, буквально вытягивали с того света.
Занавеска отогнулась и к койке подошла тонкая фигура, закутанная в легкое пальто с глубоким капюшоном, одетым на голову, так что лица посетителя было не разглядеть. Мягко ступая, чтобы не издавать лишних шумов, поздний гость подошел к пострадавшей.
— Попалась, — послышался тихий и мягкий голос.
Девушка, казавшаяся спящей, мигом вскочила и ударила наотмашь, туда где стоял незваный гость, только к этому моменту его уже там не было. Повернувшись в другую сторону, уборщица почувствовала, что её схватили за горло. Хрупкая ладонь, одетая в кожаную перчатку без пальцев, неожиданно сильно сжала горло девушки, та захрипела, но не смогла оторвать от себя руку.
— Распоясались вы совсем, — снова этот спокойный обволакивающий голос. – Ни стыда, ни совести.
Дальнейшее пострадавшая от яда уборщица не помнила, поскольку потеряла сознание от сильного удара головой об стену.
========== Глава 7. Кровь и слёзы ==========
Глава не для слабонервных
Противный скрип резал слух, но глаза всё никак не хотели открываться. Из-за сильной головной боли девушка не могла понять, слышит она этот звук в своей голове или же он был реальным.
Открыв глаза с третьей попытки, та увидела на потолке одинокую лампу, которая освещала помещение и раскачивалась, ржавая цепь и издавала этот противный скрежещущий звук. Оглянувшись, она увидела вокруг большие стиральные машины, которые не работали, а так же кипы белья, как отглаженного и светлого, так и сваленного в кучи имеющие пятна и другие загрязнения тряпицы.
Присмотревшись, та заметила на них маркировку больницы, куда её привезли, значит, она всё ещё там, только в подвале, а точнее в прачечной.
Попытавшись пошевелиться, девушка поняла, что связана, причём связана она была профессионально. Вены и артерии не были пережаты, ток крови не прекращался, только узлы и верёвки при этом были тугие. В панике она начала кричать, звать на помощь, эхо разносило её голос по всему огромному подвалу больницы, но никакого отклика не последовало.
— Тебя здесь не услышат, — послышался голос из темноты.
На свет вышла всё та же фигура, закутанная в легкое пальто с глубоким капюшоном. Голос был ледяным и абсолютно безэмоциональным, а взгляд был оценивающий, словно покупатель оценивает кусок мяса на лотке у продавца, думая брать этот или другой.
— Кто ты? – спросила пленница.
— И почему вы все спрашиваете, кто я?! Если это и так ясно! – говорила похитительница.
— Так значит ты! Нужно было догадаться, что пошлют тебя! Ты же ничтожество! – орала пленница, стараясь вызвать ярость у своей оппонентки.
— Если бы я была ничтожеством, Либби, — тихо и совершенно спокойно сказала похитительница. – Меня бы не послали выжигать эту язву.
— Что тебе нужно? – спрашивала Либби, хоть и знала ответ на этот вопрос.
— Ты прекрасно знаешь, что мне нужно. Расскажи мне всё сама, сэкономишь моё время, а заодно вернёшься восвояси. А если нет… Думаю, перспектива повторить судьбу предыдущих пятерых не особо радужная.
— Никогда. Мы так близки к цели, я ничего тебе не скажу, — начала огрызаться уборщица из страховой компании.
— Либби, — миролюбиво сказала эта «ледяная» особа, садясь перед девушкой на корточки, поскольку сама Либби сидела на полу, привязанная к трубам. – Ты не хочешь чувствовать боль, не хочешь медленно умирать, а я не хочу тебя пытать… Сэкономь моё и своё время, а заодно облегчи свою судьбу… Скажи мне всё что знаешь.
Вместо ответа девушка плюнула в лицо своей похитительницы. Последняя невозмутимо вытерла этот плевок со своего лица, а затем из-под капюшона сверкнули глаза желто-зелёным отсветом.
— Что ж, ты сама это выбрала, — сказала та и достала из-за пазухи короткий обоюдоострый кинжал, который переливался, то серебристым, то чёрным цветом. – У тебя ещё есть шанс передумать.
— Пошла ты! На этот раз ты нас не остановишь, — говорила Либби, правда, теперь её голос слегка дрожал, а глаза поневоле косились на это небольшой кинжал.
— Сколько же мне раз это говорили? – задумчиво размышляла похитительница. – Десять, может двадцать раз… Хотя нет… Больше… Я не считала…
Руки у Либби вдруг оказались свободны от верёвок, но всё равно та не могла пошевелиться, словно, в конечностях не было костей.
— Тогда приступим… — ледяной и пробирающий до мурашек голос известил о начале. А ещё эти глаза, отливающие то зелёным, то желтым светом вызывали приступы подсознательного страха.
Первый надрез был сделан быстро, поперёк вен на правой руке, но лезвие до них не достало. Одновременно с этим рана начала пузыриться, словно туда налили газировку. Либби закричала так громко, как только могла, поскольку боль была поистине дикой, хотя рана была поверхностной.
— Это только начало, Либби. Я могу пытать тебя до самого утра, безостановочно. Я успею свести тебя с ума, убить и реанимировать, дать тебе возможность свыкнуться с тем, что от тебя отстали, а потом всё заново… Так что лучше говори.
— Ни за что! – рычала уборщица, сквозь зубы, стараясь справиться с чувством боли.
Вторая колотая рана на правой ноге, в нервный узел. Похитительница и палач в одном лице, даже слегка поковыряла рану кончиком кинжала, чтобы доставить как можно больше боли. Снова пузырящаяся рана, снова дикий крик, который мог разбудить даже мёртвого, но никто не спешил к несчастной на помощь. Не было слышно ни шагов, ни окликов, только громкое эхо, которое никто не услышал.
— Можешь кричать так громко, как тебе позволят твои связки, — скучающе говорила девушка, на этот раз, надрезая кожу на ноге, вдоль кости, царапая при этом саму кость. – И так долго, как они тебе позволят. Тебе никто не придёт на помощь.
Последняя рана пузырилась особенно долго, поскольку глубина разреза была больше.
— Я прекращу всё это только если ты выдашь мне хоть крупинку информации, до остального я дойду сама, — говорила палач, еще и проведя ногтем по кости, тем самым расширяя рану и соскабливая куски мяса.
— Пошла ты! – хрипела и рычала Либби, у неё из глаз пошли слёзы, чисто рефлекторно, поскольку во время криков девушка постоянно закрывала глаза, слёзы шли сами собой. – Мы никогда не сдадимся.
— Знаешь, Либби, и это я тоже слышала, — всё такой же безразличный голос. – Я хоть учусь на своих ошибках, а вас жизнь ничему не учит.
Похитительница замахнулась ножом и, смотря прямо в глаза своей жертве, вонзила кинжал в левую ногу, прямо в коленную чашечку, по самую рукоять. Голос у девушки уже стал срываться, поскольку выдержать такое долго не мог никто. Голосовые связки уже не могли работать нормально, поскольку напряжение было слишком большое. Ещё немного и её дикие крики превратятся в бессвязный хрип.
— Знаешь, почему палачи всегда пытают своих жертв по отдельности? – спросила вдруг мучительница, вытаскивая кинжал, медленно, чуть расшатывая, чтобы доставить как можно больше страданий.
Либби, стискивала зубы, вскрикивала, но горло уже отказывалось слушаться, и изо рта доносились только слабые хрипы.
— Потому что жертва, сосредоточена на своём палаче, — продолжала та, лениво вытирая лезвие кинжала от крови полотенцем, которое взяла неподалёку. – Палач своего рода художник… Ему нужно вдохновение, чтобы как следует мучить жертву. Он питается страхом своего пленника, его криками, яростью в глазах, болью, отчаянием… А вдохновения и фантазии у меня много. Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать, Либби. Мне нравятся твои слезы, — сказала палач, проведя кончиком кинжала по влажной дорожке от одной из слёз, — они настолько трогательны.
Кинжал сорвался вниз, оставляя уродливую отметину на коже лица, пересекая линию губ и заканчиваясь на подбородке. Сил кричать уже не было, Либби оставалось только беззвучно плакать, но девушка не могла выдать своих, не могла предать. Нужно как можно дольше тянуть время, они настолько близки к цели, настолько, что это дарит чувство эйфории. Либби знала, что если мучительница не справится с заданием, то её убьют саму, а вполне возможно, сделаю что похуже. Но это, похоже, сидящую перед ней «ледяную деву» не заботило.
— Столько крови, и столько боли… И всё ради пустой цели. Ты ведь прекрасно знаешь, что будет, если вам всё удастся.
— Это ещё неизвестно, — сиплым голосом отвечала Либби. – Этого ведь никто и никогда не делал. Вот и посмотрим, права ли эта ваша пустая теория или же это очередной бред наших Господ, которые стремятся держать нас в кулаке. Мы, по крайней мере, действуем ради всех, ради нас, а ты ради чего? Чтобы ублажить своих хозяев? Ты, - бездушная машина для убийств, идеальное средство для очистки «гнили», ты – ничто, по сравнению с нами.