— Стоп, — сказал Штеллен. — Вы сказали: по версии ИИ, Руди жив и действует.
— Да, — подтвердил Морлок. — По версии ИИ, Руди жив, но имеется акт о смерти Руди в конкретной тюрьме, и этот акт тоже идет в анализ Больших Данных. Там смешано все, причем одно противоречит другому. Человек отсек бы логический парадокс, но ИИ не обладает интеллектом даже на уровне жука-навозника. Кстати, есть гипотеза, что жук-навозник подсказал древнеегипетским жрецам идею о духовных ценностях. Он может скатать шар из дерьма намного больше своего размера. Вы улавливаете смысл?
Шеф RCR сердито похлопал ладонью по столу.
— Ближе к делу, Вилли! Вы сказали: фигурант, который изображает Руди. Кто он?
— Полковник, неужели вы думаете, что я знаю его имя?
— Я думаю, что вы знаете о нем намного больше, чем пока сообщили. Хватит темнить.
— Может хватит, а может нет, — ответил Морлок. — Покажите мне какой-нибудь приз.
— Хотите опубликовать свои мемуары? — спросил Штеллен.
— Бросьте, полковник. Я не такой брэнд, как Карлос Рамирес, или как Андерс Брейвик. Читателей вряд ли заинтересует второстепенный террорист полувековой давности.
— Заинтересует, если правильно подать. Причем я знаю, кто умеет правильно подать.
— И кто же?
— Издательство Plink-Lake, Салем. Когда была мода на мемуары неонацистов, я дал им хорошие контакты, и теперь мы иногда сотрудничаем. Полуофициально.
— Занятно, полковник. Но у меня нет имени лже-Ландрада.
— А что у вас есть, Вилли? Карты на стол, и попробуем набрать нужное число баллов.
— Занятно, — повторил Морлок. — Что вы скажете о базе логистики этого фигуранта?
— Я скажу: это Албания, район Орикум, бывшая ремонтная база советских субмарин.
Вилли Морлок грустно вздохнул, однако не утратил азарта.
— Ладно, я зайду с другой карты. Что вы скажете об источнике урана для шоу?
— Откуда вы знаете про уран при теракте на Шванзее?
— Элементарно, полковник. Телевизор. Ну как? Хватит баллов у этой карты?
— Хватит. Выкладывайте.
— Слушайте. Прошлой зимой менеджеры Хакима аль-Талаа наняли толковых парней с опытом использования селективных металлоискателей. Работа была такая: собирать в ливийской пустыне снаряды с сердечниками из обедненного урана, оставшиеся там по итогам войны 2011-го. Янки применяли эти снаряды против бункеров и бронемашин.
— Так, и сколько собрали эти парни?
— Эти парни говорили, что вывоз в порт делался грузовиками-трехтонками. Они там не считали, сколько было грузовиков, но довольно много.
— Значит, — предположил Штеллен, — речь идет о десятках тонн.
— Да, полковник. Вы ведь понимаете: аль-Талаа не стал бы работать по мелочам.
Вальтер Штеллен кивнул (поскольку Морлок явно был прав в этом тезисе) и спросил:
— А куда этот уран поехал из порта?
— Не знаю. Я думал, в сторону Австралии, там началась, как бы сказать, очень жесткая дележка топливного рынка. Но теперь думаю: нет, наверное, ближе.
— Ближе? — переспросил Штеллен, — вы имеете в виду Европу?
— Да, похоже на то. Вряд ли бомба на Шванзее — единственная. Где-то есть еще.
— Есть еще… — Штеллен снова кивнул, — и чертовски много. Надо что-то делать.
— Полковник, если вам интересно мое мнение…
— Да, Вилли, мне интересно, если у вас есть что предложить.
— У меня есть лишь мнение. Чтобы делать что-либо осмысленное, надо решить, что вы хотите получить в итоге. По-моему, у вашего большого начальства проблема с этим.
— С чем — с этим? — спросил Штеллен.
— С целеполаганием, как выражаются философы. Во времена моей юности у большого начальства была ясность, куда оно хочет привести Германию. Наша лево-анархистская фракция была против капитализма в любом виде, даже как общества благоденствия, но фракция признавала: противник имеет свою картину будущего. А нынешние не имеют.
— Почему не имеют? Есть программа: цели ООН в области устойчивого развития.
— Это не цели, а шарик из дерьма у жука-навозника, — объявил Морлок.
— Приберегите свои метафоры для мемуаров, — сердито проворчал шеф RCR. Ему стало неприятно от того, что Морлок, быть может, прав.
16. Аргонавты, выдернутые из сбывшейся мечты
Полдень 17 мая. Франция. Лион. Полуофициальная тюрьма Интерпола
Майор-комиссар Поль Тарен, в общем, имел немалый опыт общения с психологически сложными персонами, но младшая сестра Руди Ландрада — Флекки (Веснушка) была на порядок сложнее, чем все прошлые «клиенты» майора-комиссара. Казалось, он выбрал беспроигрышную стратегию, начать разговор с сообщения об общей цели: сделать так, чтобы Флекки быстрее вышла на свободу. Реакция на это всегда была позитивной…
До сегодняшнего дня. Веснушка (на вид — обыкновенная среднегерманская девчонка капельку старше двадцати лет) ответила с нечеловечески ледяным равнодушием:
— Не тратьте время. Я не буду разговаривать. Верните меня в камеру, я хочу спать.
— Извините, Флекки, но я обязан заполнить анкету для заявки на ваше освобождение.
— Я не нужна для этого, — сказала она. — Вам все известно обо мне.
— Не все. Есть вопрос о вашем разговоре с братом в яхт-клубе Майншпиц.
— Задавайте свой вопрос и верните меня в камеру.
— Вопрос, — сказал он, — шла ли речь о разовой работе по перегону автомобиля?
— Да, — коротко ответила она.
— Ясно. А кто был заказчиком?
— Хватит, комиссар. Верните меня в камеру, я хочу спать.
— Как хотите, Флекки, но тогда мне придется вызвать вас снова.
— Ладно. Пишите: я не знаю заказчика, это просто человек, обратившийся в арго-сеть разовых работ. Никаких имен. Только сетевой ник, состав работы и цена.
— А какой ник использовал этот заказчик?
— Гронд. По буквам: джи-ар-оу-эн-ди. Надеюсь, у вас все на этом, комиссар?
— Извините, Флекки, но есть последний вопрос: о личных вещах вашего брата.
— Я — не мой брат. Про его личные вещи — вопросы к нему.
— Еще раз извините. Возможно, вам не сказали. Но ваш брат мертв.
— Опять мертв? — переспросила Веснушка, и тут впервые от начала разговора в ее тоне проявилось что-то эмоционально-человеческое.
Поль Тарен определил эти эмоции, как микс из крайней брезгливости и злой иронии. Довольно странно при таком предмете обсуждения. Еще более странно слово «опять», прозвучавшее от собеседницы. Но придется продолжать наугад.
— Мне очень жаль. Ваш брат Рудольф умер вечером 12 мая в тюрьме Штамхайм.
— Фейк, — прокомментировала она тем же брезгливым иронично-злым тоном. — У вас в тюрьме не было моего брата. Иначе как он взорвал бы ваших в Лихтенштейне, как он взорвал бы ваших в Австрии, как он выдвинул бы вам ульиматум?..
— Извините, Флекки, вы сказали «ваших»?
— Не моих же, — все тем же тоном ответила Веснушка и осведомилась: — вы закончили заполнять анкету? Если да, то верните меня в камеру, я хочу спать.
При таком ходе разговора ничего не оставалось, кроме как вернуть ее в камеру. После Веснушки майор-комиссар извлек для беседы следующего аргонавта с той же лодки: Хенгиста (Страшилу) Ноймана. На вид Страшила был никакой. Будто очеловеченный мешок с картошкой, и нос тоже картошкой. Сверху — копна пшенично-светлых волос, стриженных под горшок. Трудно заподозрить в таком мешковатом парне выдающиеся волевые качества, однако Страшила разговаривал в жестко-выверенном стиле старых голливудских фильмов про мафию. На все вопросы Тарена. он отвечал одной фразой: «Я не буду говорить без адвоката». А фразы, не содержащие явно поставленного вопроса, он вообще игнорировал. Пришлось констатировать нулевой результат и вернуть Страшилу в камеру.
Далее Тарен извлек последнего аргонавта с данной лодки — Отто (Мичибичи) Риммера. Мичибичи был персонажем совсем иного склада. Парень смешанных кровей, немного напоминающий культового прикольного пирата Джека Спарроу в исполнении Джонни Деппа. Причем он даже вел себя отчасти так же. И разговор он начал сам:
— Ну, что, офицер? Поболтаем немного, или вы сразу будете вешать меня?
— Отто, я предлагаю вам отнестись к ситуации более серьезно, — сказал Тарен.
— О! Я чертовски серьезно отношусь! Смерть, знаете ли, бывает раз в жизни, так что я сначала помолился бы, если вы не возражаете.
— Вы верите в бога? — спросил майор-комиссар.
— Чертовски сложный вопрос, офицер. Мне надо подумать. Вдруг, если я отвечу нет… Заметьте, это я еще не отвечаю, а рассуждаю вслух… Вдруг, если я отвечу «нет», то вы повесите меня вообще без церемоний, как того парня, которого вы выдавали за Руди Ландрада. В свете этого обстоятельства, пожалуй, я отвечу «да». Так что, как говорят в спектаклях, дайте мне несколько минут, чтобы я уладил мои дела с Создателем.
— Отто, я снова предлагаю вам отнестись более серьезно и отвечать на мои вопросы.
— Офицер, я снова говорю: я чертовски серьезен. Просто я высказал свое религиозное пожелание. Вы игнорировали. Понятно: вы тут хозяин, и вопросы тут задаете вы.
Майору-комиссару пришлось смириться с такой прелюдией и приступить к вопросам.
— Отто, начнем с вашего прозвища. Мичибичи это водяная пантера из мифов оджибве?
— Да, мой прадедушка был наполовину оджибве, из Милуоки, штат Висконсин. В ходе Второй мировой войны его запихнули в 8-ю Воздушную Армию, в экипаж летающей крепости. Он два года бомбил Европу, но в 1944-м был сбит, сидел у вас в концлагере, освободился при англо-американской оккупации, сошелся с девчонкой на Рейне, и там остался жить. В общем, тогда слишком слабо бомбили.
— Отто, что вы имели в виду, говоря «тогда слишком слабо бомбили»?
— Я имел в виду, что технология тогда не поспела. Иное дело, сейчас.
— Что сейчас?
— Сейчас, — охотно пояснил Мичибичи, — приходят такие технологии, что одной бомбой можно убрать в Европе больше, чем всеми бомбардировками Второй мировой войны.
— Это какой-то намек? — спросил Поль Тарен.
— Нет, офицер, просто я думал, вы смотрите новости по телевизору.
— Какие новости?
— Новости про Австрию, — с удовольствием произнес Мичибичи. — Про то, как Руди там разбомбил ваших, и теперь ваши драпают из Европы, как гитлеровцы в 1945-м.
Словечко «ваши» в этом контексте рассердило Тарена, тем более, что несколько минут назад такое словечко звучало от Веснушки. И тем более, что в последнем тезисе — про драпающих — была значительная доля правды. Шок от сообщения о природе взрыва на Шванзее вызвал бегство жителей австрийской Каринтии. Чуть позже было формально объявлено военное положение в стране, и паника захватила Вену. Утром зов к бегству перекинулся на элиты еще нескольких европейских столиц. Авиалайнеры на курорты Латинской Америки и Юго-Восточной Азии улетали набитые под завязку. Билеты на круизные океанские лайнеры, отплывающие в ближайшие 24 часа, были проданы все, независимо от направления. Американские и азиатские туристы веером отзывали свои заявки на рейсы и отели по Европе. Котировки на бирже рухнули, отслеживая ценовой коллапс рынка европейской недвижимости… Из-за всего этого Тарен рассердился.
— Скажите, Отто, а вам известно, что восхваление терроризма является криминалом?
— Да, офицер. Публичное восхваление. Так сказано в вашем законе. А мы тут общаемся непублично. Наверное, тут, в тюрьме Интерпола, вообще все засекречено. Значит, мои высказывания про терроризм — не криминал по закону. Хотя вам плевать на закон. Вы служите плутократии. Той, которая сейчас драпает. Смешной финал может случиться. Допустим, вы промедлите вешать меня, и тогда повесят вас. Как в 1945-м опять-таки.
— Вы что, специально ищете себе неприятности? — строго спросил майор-комиссар.
Мичибичи изобразил изумленное лицо, в точности как Джек Спарроу.
— Нет, что вы, офицер. Я наоборот, старался оказаться подальше от неприятностей. Но только я подумал, что оказался подальше, как неприятности нашли меня. Представьте: нейтральные воды субтропической Атлантики. Я — на лодке, с любимой девушкой и с лучшим другом. Вдруг прилетает военная вертушка, и зондеркоманда винтит нас. Это неприятности. Хотя, по сути, главная неприятность нашла меня до рождения. Это ваш долбанный Четвертый Рейх. Как видите, я родился, вырос и хотел смыться, однако эта неприятность нашла меня даже в нейтральных водах. Я уже объяснил, как.
— Знаете, Отто, вам грех жаловаться: есть страны, где жизнь в сто раз хуже!
— Я знаю, офицер. Ваше евро-правительство позаботилось, чтоб я узнал еще в детстве. Наверное, для этого оно импортировало оттуда несколько миллионов фриков, которые захватили наши улицы и устроили там царство своей изумительной религии добра. В принципе, я понимаю резоны правительства. Фрикам удобнее жить с фриками. А если хочется, чтобы тут было в сто раз хуже — как в странах, откуда фрики — то такой импорт выглядит превосходным рецептом. Я понимаю даже, почему правительства стараются помешать нам уйти. Ведь тогда кто будет работать и содержать всех фриков? Но если мешать людям уйти, то появляется Руди с улиткой Помми. Это логично, не так ли?
Майор-комиссар побарабанил пальцами по столу и спросил:
— Так Отто, вы из этих соображений помогали Руди Ландраду?
— Офицер, поясните: которому Руди Ландраду? У вас ведь их двое. Одного вы убили в тюрьме RAF, а другой убивает вас. Так о котором из них вы спрашиваете?
— О Ландраде, с которым вы общались вечером и ночью с 9 на 10 мая в яхт-клубе.
— Если об этом Ландраде, то мы подогнали ему заказ из интернета.
— Какой заказ? От кого?
— От клиента с ником Гронд. Перегнать тачку с Нижнего Рейна к границе Швейцарии.
— Кто конкретно из вас троих переписывался с этим клиентом?
— Я, — коротко ответил Мичибичи.
— Кто этот клиент?
— Без понятия. Мы не проверяем легальный ID клиента и не задаем лишние вопросы.
— Так, а ID перегоняемой тачки вы тоже не проверяли?
— Да, офицер. ID перегоняемой тачки я тоже не проверял.
— Тогда, Отто, это похоже на соучастие в терроризме.
Мичибичи поднял взгляд к небу (точнее к потолку комнаты допросов) и произнес:
— О! Я как чувствовал, что вы скажете это. Ну что, мне предъявлено обвинение?
— Пока нет, — ответил Тарен, — и от вас зависит, будет ли предъявлено.
— О! Я как чувствовал, что вы скажете это тоже. Что, по-вашему, мне следует делать?
— Вам следует рассказать все о встрече и общении с Ландрадом 9 — 10 мая.
— Что, офицер, вообще все? Включая то, как он вытер ноги об коврик у входа?
— Не надо паясничать. Меня интересуют темы ваших разговоров на той встрече.
— Темы? — переспросил Мичибичи и снова посмотрел в потолок. — OK, я перечислю по порядку: заработок, океанская навигация, рыбалка, секс втроем, будущее. Это все.
— О чьем заработке вы говорили?
— Вообще о заработке. Вечная тема, офицер: как взять ресурсы за минимум усилий.
— А чей секс втроем?
— Наш. Веснушки, Страшилы и меня.
Поль Тарен опять побарабанил пальцами по столу.
— Ранее вы говорили, что она — ваша любимая девушка, а не общая с вашим другом.
— Офицер, тут нет противоречия. Если вы не знаете MMF, то гляньте в интернете.
— Я обойдусь без ваших советов, Отто. А о чьем будущем вы говорили?
— Вообще о будущем. Тоже вечная тема. В смысле для нас.
— Для вас — это для кого? — спросил майор-комиссар.
— Для нас — это для арго и вроде того. Для вас это не имеет смысла.
— Почему не имеет смысла?
— Потому, — пояснил Мичибичи, — что у вас нет будущего. Точнее, есть, но не для вас.
— Отто, выражайтесь яснее. Что значат ваши слова: «есть, но не для вас»?
— Офицер, это очень просто. Есть ли будущее у Древнего Египта эры фараонов? Если смотреть с позиции древних египтян — то нет. Они давно вымерли. Но если смотреть с позиции археологов — то да. Археологи каждый год открывают что-то в заброшенных пирамидах. Ну, там иероглифы, амфоры, засушенных фараонов, всякое такое. С вами похожий случай. Будущие археологи раскопают ваши европейские пирамиды…