– Я буду там, – он махнул в сторону деревьев и убрал блокнот. – Догоняйте, как сможете.
«Увы, на это, – грустно подумал он, – может уйти много времени».
По мере того как Кабал приближался к роще, он заметил, как далеко она простирается – где-то на четверть мили. Учитывая, насколько чахлыми и низенькими были растения вокруг, пышность деревьев в роще казалась подозрительной. Повсюду торчали разве что зубочистки, а здесь вздымались мощные, словно выведенные черными чернилами, стволы. Голые ветви цеплялись за небо, а людям с фантазией растрескавшаяся кора могла показаться человеческим лицом, скривившимся от боли.
– Наверняка это то самое место, – прошептал Кабал. – Боже, как напыщенно.
На ближайшем дереве, которое раньше, до того как его стали поливать ЛСД, вероятно, было вязом, сидела черная ворона и с любопытством разглядывала Кабала. Она наклонила голову и с издевкой каркнула. Затем птица заметила Денниса и Дензила, ковыляющих вдоль путей в ста ярдах позади. Предвкушая трапезу, она слетела с ветки и отправилась на разведку.
Кабал миновал замученный вяз, перешагнул через корни лещины, которая выглядела так, словно была плодом фантазий сумасшедшего, и столкнулся лицом к лицу с Монстром.
Некромант резко выдохнул. Его всегда бледное лицо вдруг на мгновение стало безобразно серым, но он тут же взял себя в руки. Кабал не двигался, старался не дышать и никоим образом не выдать себя огромному черному Зверю. Потом он глубоко и судорожно вдохнул, сделал шаг вперед и приложил ладонь.
Для этого ему, правда, пришлось встать на предохранительную решетку локомотива.
Такого поразительного образца инженерного искусства Кабалу еще не доводилось видеть, а он на своем веку повидал их несколько. Гигантский локомотив, чья топка давно не знала огня, эгоистично требовал к себе почтения и неизменно его получал даже здесь, посреди мертвого, заброшенного леса. Некоторые детали были сделаны нарочито под Дикий Запад – например, предохранительная решетка и рифленая труба. Но в целом поезд был скорее из Старого Света – агрессивно квадратный, готовый переправить сколь угодно много вагонов отсюда в саму преисподнюю. Не исключено, что ему это было вполне под силу. Кабал одобрительно кивнул: может, он и не инженер, но работу мастера видит сразу.
Судя по всему, все создания в округе тоже это понимали. Для любой птицы, страдающей недержанием, локомотив мог стать отличным насестом, и все же на его корпусе виднелись лишь следы странной черной ржавчины и никакого помета. Кабал провел пальцами, и на кончиках остались крупинки сажи. Некромант осторожно понюхал. Тут же ему вспомнились веселые вечера в подвале, когда он распиливал улики и бросал их в очаг – только бы успеть до приезда полиции. Некромант поправил сползшие на кончик носа очки и задумчиво моргнул. На каком топливе ездил этот поезд? Оставалось надеяться, что на дереве или угле – так будет гораздо удобнее.
Позади Кабала поднялась суматоха, и он обернулся. Ворона уселась на голову Дензилу и пыталась перекусить. Особенно ей приглянулась одна глазница. Несчастный мертвец опустил голову, вытянул руки и неуклюже выписывал круги, пытаясь сбросить птицу с головы. Но ничего не выходило – ворона вцепилась в него мертвой хваткой. От Денниса толку было мало: он вывернул из земли чахлое деревце и пытался согнать ворону, однако вместо этого удары приходились на спину Дензила и даже близко не попадали по цели, зато земля с корней летела во все стороны.
– Прекратите! – рявкнул Кабал.
Мертвецы и ворона замерли. Деннис попытался спрятать деревце за спину.
– Ворона, сюда. Иди сюда, – приказал некромант.
Нехотя птица слетела с Дензила, спикировала вниз, почти коснувшись земли, затем снова набрала высоту, легко проскочила между ветвей и приземлилась на плечо Кабалу. Некромант развернулся на каблуках и зашагал вдоль локомотива к прицепленным вагонам.
– Скоро тебя покормят, птица, так что не устраивай больше беспорядков, хорошо?
Ворона моргнула.
– И, кстати, если ты когда-нибудь нагадишь на меня, в два счета окажешься у таксидермиста. Поняла?
– Кар-р-р, – сказала ворона, что могло означать: «Да, хозяин» или равно «Придется тебе меня сперва поймать, голубчик». Как бы то ни было, за своими позывами она следила строго.
Кабал медленно шагал вдоль поезда. Здесь было несколько пассажирских вагонов, ряд платформ, заполненных ярко разукрашенными щитами, а в самом конце довольно много наглухо закрытых товарных вагонов. Остановившись возле отдвижной двери, что тянулась на четверть вагона, Кабал задумался, как же ее открыть. Вдруг панель отъехала сама собой, издав жуткий скрежещущий звук ржавого металла.
– А, это ты, – произнес Кабал, совершенно не впечатленный увиденным.
Маленький Старикашка закончил возиться с дверным замком и посмотрел на него из вагона.
– Он самый. Ты не особо торопился, юный Кабал.
Некромант поставил ногу на металлическую ступеньку, ухватился за поручень рядом с дверью и подтянулся. Ворона взлетела с его плеча и уселась на ближайшую стойку отрабатывать наблюдательность и особо пристальный взгляд.
– Тебе вообще повезло, что я сюда добрался. Карте грош цена, – сказал Кабал, стряхивая ржавчину с ладоней и плеч в том месте, где он прислонился к дверному косяку.
Посмотрев на Старикашку, он добавил:
– Думал, Сатана пошлет кого-то другого, а не тебя, норовистый ты старый ублюдок.
Мужчина засмеялся. Скорее даже закудахтал.
– Ну, мы с тобой старые друзья. Его Греховничество решило, тебя порадует знакомое лицо.
Кабал оглядел мрачный интерьер вагона.
– Только если я буду знать, что, проделав дыру в этом знакомом лице, смогу что-то изменить, – ответил он пренебрежительно.
Маленький Старикашка на самом деле не был ни маленьким, ни даже человеком, хотя лет ему определенно стукнуло немало. Он представлял собой воплощение архетипа: пожилой дедок в плоской кепчушке с седой бородой. Он кудахтал, курил вонючие самокрутки, а если был в форме, то и слюни пускал. Благодаря таким, как он, молодость всегда оставалась в моде. Кроме того, он представлял одну из многочисленных аватар Сатаны. Это были фрагменты личностей и отдельных мыслей Князя тьмы, которые принимали определенную форму в мире смертных. Аватары позволяли ему в фоновом режиме наблюдать за тем, что нечисть творит на земле, пока он решал куда более важные вопросы в самом Аду. Например, играл в криббидж. До недавнего времени Кабал мог связаться с Сатаной лишь через Маленького Старикашку. Именно этой сущности он продал свою душу несколько лет назад. Именно эта сущность раз за разом злостно вмешивалась в его исследования, чем перечеркнула результаты огромного количества экспериментов.
Маленький Старикашка уселся на ящик и наблюдал за тем, как Кабал обследовал темные углы вагона.
– Иоганн, право, я обижен, – заметил он радостно. – После всего, через что нам пришлось пройти.
Закончив беглый осмотр, Кабал вернулся к своему собеседнику.
– Все, через что нам пришлось пройти? Скорее уж, все, через что ты заставил меня пройти. Не купи ты тогда у меня душу, не надоедай все это время своими появлениями, ничего этого… – он обвел рукой поезд, – не понадобилось бы.
Маленький Старикашка пожал плечами:
– Я всего лишь выполнял свою работу. Нельзя ждать альтруизма от помощников Сатаны.
Кабал вздохнул:
– Я бы с радостью сказал, что в восторге от твоего появления, что оно придает мне сил, но тогда придется лгать.
– Знаю.
– Может, тогда мы немного ускоримся и поживее разберемся со всеми формальностями? Чтобы ты уже исчез с глаз моих. В конце концов, у меня очень плотный график.
– График, точно. – Маленький Старикашка поднял указательный палец. – Хорошо, что ты мне напомнил. Тебе понадобится вот это.
Он засунул руку в карман своего грязного потертого пальто и вытащил песочные часы сантиметров тридцать в высоту. Вместо песка в них содержался тонко измельченный порошок. Крохотные пылинки скользили из верхней половины через узкое горлышко в нижнюю камеру. Поток пылинок беспрепятственно тек вниз, но при этом дно песочных часов казалось едва присыпанным.
– Часы показывают, сколько времени у тебя осталось. Ты же понимаешь, как они работают?
Кабал выразительно посмотрел на Старикашку.
– Ну, конечно, понимаешь. Ты же у нас умный парень. И все же. Когда все гранулы из верхней чаши окажутся в нижней, твое время вышло. Все просто. Только помни. Это не настоящие часы, не те, что лучшая часть меня держит там, внизу, в горячем местечке. Это просто модель, передатчик, так сказать. Можешь с ними что угодно делать, на отведенном тебе времени это никак не скажется. Смотри, – он перевернул часы – теперь пылинки сыпались вверх.
Маленький Старикашка наклонял часы в разные стороны, но ничего не менялось. Время по-прежнему шло, гранулы, словно боясь гравитации, продолжали свое размеренное движение.
– Чудно, правда? Пользуется ошеломительным успехом на вечеринках, уж поверь мне.
– Серьезно? – Кабал взял часы. – Придется устроить суаре, просто чтобы друзья поахали.
– У тебя нет друзей.
– И суаре я устраивать тоже не собираюсь. Ты не очень-то разбираешься в сарказме, да? Итак, порадуешь меня еще чем-нибудь впечатляющим или можно уже спустить твою морщинистую тушу с насыпи? У меня давно руки чешутся.
Маленький Старикашка насупился:
– Грубиян.
– Твой… – Кабал задумался в поисках подходящего слова, – …создатель поручил мне отправить сто душ к нему на вечные муки. Честно? Не думаю, что мое имя когда-либо станет синонимом благовоспитанности и добросердечия.
– Вот тут ты прав. – Мужчина принялся рыскать в своем просторном бесформенном пальто и наконец извлек плоскую коробку для документов размером с шутовской колпак, но всего лишь дюйм в высоту. Он размотал тонкую черную тесемку, которая запечатывала коробку, снял крышку и продемонстрировал Кабалу содержимое. Внутри лежала пачка формуляров, напечатанных на желтоватом пергаменте. Некромант наклонился вперед и прочел верхнюю строчку.
– «„Добровольное согласие на вечные муки“. Заполняется проклятым. ЕАГХ/И». – Кабал выпрямился. – Узнаю руку Артура Трабшоу.
– Ты абсолютно прав, – отвечал Маленький Старикашка. – Сто форм должны быть полностью заполнены и сданы чуть меньше чем за год. Ну как, готов, Иоганн? Сдюжишь? – он передал коробку.
Некромант взвесил ее в руке и огляделся.
– Не уверен. Я согласился на это пари, полагая, что в моем распоряжении будет «Цирк раздора». И что я вижу? Лавка старьевщика на колесиках. Передай Сатане: не будет цирка – не будет сделки.
– Нет цирка? Нет цирка?! Да вот же он! Вагоны на ходу. Величайшее шоу на земле! Используй воображение, не скупись!
– Воображение? Да мне придется наесться галлюциногенных грибов, чтобы поверить, будто этот хлам некогда был величайшим шоу на планете.
Маленький Старикашка слез с ящика, подошел к дальней стене. Он тряс головой и бормотал что-то про современную молодежь. У стены стояли широкие деревянные панели, наполовину закрытые брезентом. Убогим театральным жестом Старикашка стянул брезент, и взору некроманта предстали вывески – пошарпанные, с облупившейся краской, но все же вывески.
– Вот, пожалуйте. Твои представления. «Подходите! Смотрите! С таинственного Востока! Загадочная Клеопатра! Три тысячи лет в гробнице, но она до сих пор остается первой красавицей в мире!» Ну как тебе? А это что такое? «Любуйтесь! Мальчик с лицом летучей мыши! Прямиком из самых мрачных джунглей!» У-у-ух! Страшно, да?
– От одного обилия восклицательных знаков сердце в пятки уходит.
– Так принято. «Дивитесь! Девочка – блин!» Что-то тут не так. – Старикашка провел пальцем по расслоившейся краске. – Здесь явно должно быть: «Девочка – гоблин». А нет, и правда написано: «Девочка – блин». Что ж, это привлечет толпу. – Старикашка уверенно кивнул Кабалу.
Терпение некроманта давно иссякло: он устал слушать чепуху, которую молол Старикашка. Он стоял у открытой двери и смотрел, как Деннис и Дензил ужасно медленно тащатся вдоль путей, хотя его это едва интересовало.
– Ну, конечно, – бросил он через плечо. – Ради такого публика потянется из соседних городов. «Собирайтесь! Подходите! Крупнейшая в мире коллекция допотопных вывесок! Любуйтесь старьем. Изумляйтесь грамматике! Восхитительное шоу! С этим сравнятся лишь волосы в вашем пупке». Придется отбиваться от них палкой.
Маленький Старикашка сощурился и задумался:
– Сарказм, да?
Кабал снова выглянул из вагона и осмотрел Равнины. Какая теперь разница. Все это очередная глупая шутка Сатаны. Какого черта он вообще об этом думает!
– Именно, – ответил некромант. – Сарказм.
Он развернулся и прошествовал к груде вывесок.
– Какой толк во всем этом, если нет работников? И откуда им взяться?
Раздавшийся звук заставил их обоих повернуться к двери. Деннис наконец-то доковылял до вагона и думал, как лучше забраться внутрь, но тут Дензил, которому, к его большой радости, удалось словить ритм и выработать шаг, но который еще не успел оценить все сложности, связанные с необходимостью остановиться, врезался в своего товарища. Оба покатились вниз и исчезли из виду. Спустя мгновение раздались звуки медленных выверенных ударов.
– Ну, по крайней мере, никого достойного, – поправился Кабал. – Если мне не дадут людей, не стоит и пытаться что-либо сделать с этим безобразием под названием цирк. Можешь сразу же забрать контракты.
Маленький Старикашка закудахтал:
– Иоганн, как ты можешь так говорить? Неужели тебе не хочется испытать свои силы? Где твоя жажда приключений?
– Ее легко погасить, если начать делать из меня дурака.
– Но тебе дали людей. Ну, в некотором роде. Оглядись.
Кабал осмотрелся. Он по-прежнему был один в грязном пыльном вагоне, если не считать сомнительной компании Маленького Старикашки.
– Ну смотрю. И вижу только кандидатов на свалку. К чему ты клонишь?
Старикашка вышел в центр вагона и развел руки, указывая на все, что находилось внутри. Подобный театральный жест пришелся бы как нельзя кстати в музыкальной комедии. Легкой музыкальной комедии.
– Вот они – твои люди. Вокруг тебя. – Аватар Сатаны вытащил из ближайшей коробки кость, в которой Кабал тут же узнал бедренную кость человека.
– Вот они – твои монтажники. – Старикашка бросил кость и вытащил из мешка клок волос. – А вот твои зазывалы.
Он положил руку на рулон ткани, прислоненный в углу.
– А вот продавцы в ларьки. Здесь весь твой персонал. Просто включи… – Старикашка постучал по виску, – воображение.
Кабал подошел ближе и обследовал рулон ткани.
– Что ты хочешь сказать? – он внимательно оглядел материал и слишком поздно понял, что это было на самом деле.
– Это же… – сухо произнес некромант, – человеческая кожа.
Ответа не последовало. Кабал обернулся, но Старикашки уже и след простыл.
«Великолепно, – подумал Кабал. – Даже инструкции не оставили».
Некромант вытащил из кармана небольшой черный предмет и нажал кнопку на корпусе – выскочило лезвие. От одного его вида мурашки бежали по коже. Кабал раскатал часть темного рулона и отрезал длинную полоску. После он взял комок волос из мешка, тряпку из бочки и в самую последнюю очередь бедренную кость. Некромант аккуратно примотал волосы к кости при помощи куска тряпки.
– Ткань, кость, прядь волос, – тихо напевал он, оборачивая конструкцию кожей. – Терпеть этого не могу.
Кабал огляделся в поисках свободного места.
– Призываю тебя, – произнес он и швырнул бесформенную массу на пол.
В Аду слегка уменьшился в размерах шар черной крови.
Конструкция развалилась, еще не коснувшись пола. Она ударилась о доски как-то неестественно сильно. Сперва приземлилась кость, замерла и встала вертикально. На нее налетела кожа и принялась плотно обматывать кость, да так, что мгновение спустя стыки были уже незаметны. Кость пошатывалась по мере того, как из нее выстреливали и вытягивались новые кости. Но не успевали они проклюнуться, как их тоже оборачивало кожей. Поверх этого растущего биологического материала примостился клок волос, съехал набок, а затем и вовсе скатился на пол. Снова и снова шевелюра пыталась занять законное место наверху, но каждый раз была обречена падать. Тряпка быстро вращалась вокруг всей конструкции – Кабал не успевал следить за ней, но казалось, что цвет ткани изменился. Теперь у груды костей формировался хребет – каждый отдельный позвонок появлялся на свет с громким хлопком. Когда грудной отдел был полностью закончен, выросли ребра, будто кто-то открыл зонтик, с которого сдуло ткань. Кожа поднималась, словно темная жидкость в стакане, и скрывала внутренности, прежде чем некромант успевал их рассмотреть. Подобно лезвию перочинного ножика, в сторону выскочили руки. Кабал тут же опомнился и спрятал свой складной нож. Продолжая вращаться, тряпка накрывала готовое тело, и там, где она касалась кожи, появлялась одежда. Словно хлеб из тостера, выскочил жутковатый череп с полоумной улыбкой, на которую способны лишь черепа. На него тут же набросилась кожа, поглощая желтовато-белую кость, – так вода обрушивается на камень во время прилива. Она ползла вверх до тех пор, пока не сомкнулась на макушке. Но даже тогда череп продолжал несносно ухмыляться.