Портал перенес его на белую винтовую лестницу высокой башни. Эредин ожидал увидеть нечто необычайное — но через широкое окно виднелось лишь бескрайнее серое небо и множество высоких зданий. Серый, черный, коричневый — казалось, планета корчилась от недуга, пораженная тяжёлой болезнью — и название ей было «человек».
И вместе с тем она была прекрасно девственна — Эредин ощутил струящиеся, пронизывающие пространство магические потоки, необузданные и дикие. На какой-то миг его опьянило чувство власти — силы, которые обычно приходилось делить с другими, здесь всецело принадлежали ему.
Наверное, Zireael на роду написано быть узницей башен — эта называлась, судя по витиеватой надписи на двери: «Научно-исследовательский медицинский центр». Человек, который так нарек здание, не имел ни малейшего представления о благозвучии.
Эредин закрыл глаза, выискивая в потоках след Старшей Крови, и вскоре почувствовал его — он вел к самому верху башни. На лестнице ему не повстречалось ни единой души — минуло минимум десяток пролетов, прежде чем он увидел на двери надпись «Психиатрическое отделение».
Дверь открылась бесшумно, без привычного скрипа, явив взору Эредина белоснежную комнату. За длинным столом сидела человеческая женщина, не сразу среагировавшая на шум. Его удивило отсутствие привычной в человеческих мирах вони — запаха нечистот и пота. Dh’oine наконец овладели ранее недоступным им искусством гигиены.
Когда она все же подняла голову, Эредин узрел в смотрящих на него глазах давно не виданное им презрение.
— Молодой человек, явиться в таком виде в психиатрию — это просто верх наглости. Кем вы себя возомнили, назгулом?
Dh’oine научились гигиене, но грубость и невежество все еще течет в их крови.
Эредин положил ладонь на эфес меча, надеясь, что это движение призовет Dh’oine к благоразумию. Он уже изменил своим привычкам, не убив нахалку на месте, но если она будет и дальше испытывать его терпение, то разделит судьбу своих многочисленных сородичей.
— Ещё одно слово, человек, и оно станет для тебя последним.
Презрительное выражение лица тотчас сменилось привычным ему страхом. Dh’oine ударила кулаком по красному кругу — и башню сотряс ритмичный вой. Звук хуже скрежета когтей по стеклу — Эредин и представить не мог, что на свете существуют столь уродливые комбинации звуков.
Dh’oine подписала себе смертный приговор. Люди считают милосердие добродетелью — на деле же оно зачастую порождено тщеславием и страхом. Женщина даже не попыталась увернуться от настигшего ее меча. Посмертная гримаса навечно запечатлела на лице смесь страха и удивления, а по белоснежному полу медленно растекалась красная кровь.
Эредин зашагал по длинному, освещенному неестественным белым светом, коридору. Он швырнул первого встреченного и попытавшегося напасть на него Dh’oine об стену — судя по тому, как треснули кости, человек был сделан не из металла.
В маленькой комнатке он увидел методично раскачивающуюся из стороны в сторону девушку, которая при виде его зажмурилась и отчаянно, как в лихорадке, зашептала:
— Ты не настоящий, не настоящий…
Dh’oine принимала желаемое за действительное. Эредин оставил несчастную в плену своих фантазий, но охранника разрубил надвое — он пытался пробить его броню какой-то иголкой.
Вой не унимался, и от него постепенно начала раскалываться голова. Такую изощренную пытку могли придумать только Dh’oine. Перед тем, как открыть дверь в следующую комнату, Эредин помедлил — зная, кто ожидает его за этой дверью, он снял с себя шлем. Он хотел увидеть ее лицо, когда она поймет, кто перед ней.
Zireael лежала, безжизненная и распластанная, на белоснежном ложе, напомнив Эредину старую сказку о навечно заснувшей принцессе. Неестественный сон, не прерванный даже истошным воем. К вискам Zireael были прикреплены веревки — судя по мирно вздымавшейся груди, они не причиняли ей боли.
Белая грубая роба выгодно оттеняла девичью хрупкость. Длинный шрам через всю щеку со временем побледнел, но все еще уродовал лик. С момента их последней встречи прошло коротких пять лет, но за это время она успела превратиться из юной девушки в молодую женщину. Птенчик оперился, хотя человеческая угловатость все еще бросалась в глаза.
Эредин отдал приказ навигаторам открыть врата — поймать в сети ласточку оказалась куда легче, чем он ожидал. Когда он сдернул веревки с висков Zireael, девчонка встрепенулась и распахнула свои огромные зеленые глаза, красотой которых она была обязана его народу.
— Помнишь меня?
Она его помнила — страх в глазах говорил об этом лучше всяких слов. В этом страхе было что-то завораживающее… почти чарующее. Страх придавал ее лицу уточненное выражение, делал его более эльфским. В последнюю их встречу на лице Zireael он видел лишь типично человеческую дерзость, наглость, желание бросить вызов.
— Ты… — выдохнула Zireael, словно не в силах понять, где сон, а где явь.
Взгляд широко распахнутых глаз скользнул куда-то мимо него, испортив столь долгожданный момент встречи. Эредин резко обернулся, царапнув металлической перчаткой лоб Zireael, и увидел потревожившего их мужчину.
На нем был щегольский кожаный плащ с цветочными узорами, а глаза скрывали вросшие в виски темные зеркала. Человеческие воины, которых он видел прежде, были с ног до головы испещрены шрамами — но у этого кожа была позорно гладкой. Трус, ни разу не бывавший в настоящей битве.
Dh’oine наставил на Эредина свое нелепое орудие — длинную железную трубку.
— Оружие на пол, — имел наглость приказать он. — У тебя ровно секунда. Один.
Еще один глупец на его пути. Этому глупцу уготована та же участь, что и многим другим.
Dh’oine сильнее сжал в руке трубку. От оглушительного хлопка заложило уши, и нечто, что должно было убить, срикошетило от окутавшей его защитной сферы в окно. Эредин вынужден был признать — если бы не щит, Dh’oine попал бы ему прямо промеж глаз.
— Два, — поддержал его игру Эредин, занося меч для ответного удара.
Крик Zireael потонул на фоне механического воя.
Комментарий к Edge and Pearl (Эредин)
1. Карантир показывал Эредину электростатический генератор ван де Граафа: https://ru.wikipedia.org/wiki/Генератор_Ван_де_Граафа
2. “I am beсome death, the destroyer of the words” - Я есть Смерть, разрушитель миров - цитата из Бхагавадгита, произнесенная Робертом Оппенгеймером во время испытания первой атомной бомбы в Нью-Мексико
3. «Имя мне — легион», «имя ему — легион», «имя им — легион» (лат. nomen illis legio) — крылатое выражение, обозначающее несметное количество чего-либо, причём с негативной оценкой исчисляемого.
========== Ready Aim Fire (Адам) ==========
— Проснись, Нео… Ты увяз в Матрице.
Белый потолок медотсека. Адам закрыл глаза, пока не перестал мигать символ загрузки.
«Все системы онлайн».
Взявший на себя роль Морфеуса Притчард сидел возле него, склонившись над планшетом. Кардиограмма на дисплее показывала идеальный синусовый ритм.
— Что произошло? — перед глазами пронеслись пульсирующие образы: удар машины Малик о бетон, зеленое сияние… — Малик в порядке?
— Дженсен, ты… — Притчард взглянул на него с самым серьезным выражением лица: — … сгорел на работе.
Шутка явно отрепетирована — Притчард прыснул от смеха, едва произнеся ее. Адам выдернул шнур из запястья и поднялся с койки. Малик в порядке, иначе бы Притчард так не заливался.
Синхронизация времени с центральным сервером завершена. С инцидента на крыше прошло около четырех часов.
— Стенд-ап по тебе плачет, Притчард. Я серьёзно.
— Ты угодил под сильное электромагнитного излучение. Что-то вроде ЭМ-бомбы, — Притчард обычно не прибегал к расплывчатым формулировкам, — Не ссы, я тебе подлатал настройки — снизил чувствительность к гравитационным перепадам. А Малик отделалась легким испугом.
— И источник этого излучения был?..
Притчард поднялся со стула и подошел к окну, в котором отражались неоновые огни вечернего Детройта. В глазах рябило от палитры: неоново-розовый, неоново-салатовый и выцветший неоново-красный.
Начальник отдела информационной безопасности и по совместительству механик-любитель — единственный в Шариф Индастриз, кто позволял себе носить длинные волосы и широкие штаны. До работы в компании Притчард был чёрным хакером, в основном — по части корпоративного саботажа. На официоз у него была врожденная аллергия.
— Была.
Адам вытащил из пачки сигарету и машинально затянулся.
— Не спеши расслабляться — тебе еще шефу докладывать, как только очухаешься.
Меньше всего Адаму хотелось докладывать о произошедшем шефу, но роскошь выбора и работа в корпорации — несовместимые вещи.
По пути в офис Шарифа обычно разговорчивый Притчард не отрывался от своего планшета, бегло пролистывая статью про квантовую телепортацию.
— Телепортация? Серьезно?
— Ну, она либо телепортировалась, — задумчиво ответил Притчард, нажимая на кнопку лифта, — либо дезинтегрировалась. Какой вариант тебе кажется логичней?
Адам прокручивал перед глазами запись с крыши. Прежде чем девушка исчезла, она зажмурилась и прошептала что-то… Что? Адам еще раз промотал запись, но губы девушки едва шевелились.
— Одна, блядь, маленькая проблема, — вырвал его из раздумий Притчард. — Телепортация в такой форме противоречит известным физическим законам.
— Магия, — невесело усмехнулся Адам.
— Скажи это Шарифу, он тебе в задницу файербол засунет.
Кабинет Шарифа занимал весь верхний этаж. Робот–садовник, похожий на большого механического краба, ухаживал за бамбуком в приемной. Сплав генной инженерии и химических воздействий сделал форму кустарников идеально круглой, а сами они были абсолютно одинаковыми.
Увидев Адама и Притчарда, Афина машинальным движением нажала кнопку, открыв бронированную дверь. Второе нападение на Шариф Индастриз вызвало у шефа очередной приступ паранойи.
Шариф стоял перед окном, заведя руки за спину, при этом его механическая рука крепко сжимала запястье руки из плоти. Адам ни разу не видел Шарифа в одном и том же костюме, но любой из них сидел на нем как влитой.
— Добрый вечер, господа, — Шариф плавно развернулся, сверкнув белозубой средиземноморской улыбкой.
Адам давно подозревал, что выпускники бизнес-школ получали эти улыбки вместе с дипломом. В кабинете Шарифа его всегда что-то неуловимо раздражало: то ли черные шары, висящие у потолка, то ли картина Рембрандта «Урок анатомии доктора Тульпа», вызывающая ассоциации с мясокомбинатом.
— Шеф.
— Тебе лучше, Адам? — Шариф дал ему ровно две секунды для утвердительного кивка, прежде чем включить проекцию на экране во всю комнату.
Запись с камеры слежения. Варшава, 18 июля 2027 года, 8:52. Помещение на видео напоминало библиотеку — и, судя по тому, как работники этого заведения игнорировали посетителей, они находились на государственной службе.
Корпорации забрали у государств почти все, но библиотеки милосердно оставили. Прибыльная библиотека — такой же оксюморон, как неподкупный судья.
Около минуты ничего не происходило. Когда в углу экрана появилась знакомая женская фигура, Адам забарабанил пальцами по мраморной поверхности стола. Меньше двух часов с инцидента. Варшава. Детройт.
Девушка подошла к стойке и спросила что-то с наигранно дружелюбным выражением лица. Шариф увеличил изображение девушки. Подрагивающие губы ее выдавали. Ей явно было страшно.
— Шеф, ни один суперджет… — Притчард уронил голову на руки и тяжело вздохнул.
— Существующие технологии не позволяют за это время добраться до Варшавы.
Шариф никогда не перебивал. Он умел мягко внушить мысль, что его высказывание по умолчанию важнее высказывания собеседника.
— Что она спросила? — поинтересовался Адам, увидев, что неуверенность на лице девушки сменилась смятением.
Шариф пожал плечами.
— Что-то, из-за чего она меньше чем через полчаса очутилась в психбольнице.
— Жертва экспериментов? — предположил Притчард. — Сорвало крышу?
Адам покачал головой. Она не походила на умалишенную. К тому же, если бы она сбежала из лаборатории, где изобрели способную изменить мировой порядок технологию, в погоню за ней отправили бы армию.
— Никто, кроме нас, ее не ищет?
— Отличный вопрос, Адам. Никто. Мертвая тишина по всем каналам — а ведь ее лицо транслировали по всем новостям мира.
Адам быстро пролистал новостные заголовки — безликое «разыскивается» среди сотен таких же.
— Ничейная, никому не нужная девочка, умеющая телепортироваться за тысячи километров. Пока что у нас есть фора.
Курочка, несущая золотые яйца. На лице Шарифа появилось знакомое выражение легкой одержимости.
«Ты обязан этому человеку жизнью, — одернул себя Адам. — Ты ему по гроб должен».
— Доставь ее сюда, Адам, — обратился к нему Шариф, положив кибернетическую руку на его плечо, из-за чего теплый жест стал несколько механическим, — без лишнего шума.
— Мы не имеем ни малейшего понятия, с чем имеем дело! — Возражение Притчарда улетело в пустоту.
— Пока что. Но если в этой девочке есть что-то, позволяющее ей телепортироваться, мы найдем, что это.
Найдем, запатентуем, размножим, получим прибыль, взлетим на самый верх Доу-Джонса. Адам бросил взгляд на картину Рембрандта, на острые скальпели, занесенные над бледным обездвиженным телом.
— Никто не причинит ей зла, Адам.
Конечно, нет. Шариф заменил разорванные на куски конечности имплантами ради его же блага.
— Я не сомневаюсь в этом, шеф. Я этого не допущу.
Угроза в его голосе завуалирована настолько тщательно, что никакой социальный модуль не смог бы ее распознать.
***
— Еще три часа — и мы в Варшаве!
В голосе Фариды всегда появлялся нездоровый энтузиазм, когда она была взволнована. Что-то подсказывало Адаму, что ее волнение не было связано с тем, что она находилась за штурвалом непривычного ей скоростного джета.
— Мы не пробудем там больше двух часов, Малик, — остудил ее пыл Адам.
Над Атлантическим океаном трясло, как на американских горках. Адам вцепился в поручни кресла.
«Получены файлы Patient_Zero».
Входящее сообщение, переданное по зашифрованному каналу. Видеофайл и пару картинок.
На видеозаписи появился мужчина с худым и печальным лицом. Ему явно непривычно говорить на камеру — он неуверенно ерзал в кресле.
«Добрый день, господин Дженсен, — мужчина выдержал паузу, словно Адам мог ему ответить. — Доктор Агнус Бамби, заведующий отделением психиатрии. Господин Шариф попросил меня предоставить вам предварительные результаты диагностики».
На видеозаписи появилась девушка, лежащая без сознания на длинной белой кушетке. От ее висков и запястий тянулись металлические провода. Почти обнаженная, если не считать белых полосок ткани на груди и бедрах. Адам сильно сомневался в этичности подобной записи. Впрочем, наивно думать, что в договоренности Шарифа и Бамби было хотя бы что-то отдаленно напоминающее врачебную этику.
Медицинское помещение выглядело типично для бывшего коммунистического блока — стенки были из обшивки дешевого дерева, которая имитировала скверную имитацию какой-то другой обшивки, которая, вероятно, имитировала забытый оригинал.
«Пациентка на момент поступления находилась в галлюцинаторно-бредовом возбуждении. Первичный анализ обследования головного мозга не показал типичной клинической картины для расстройства шизофренического типа».
Приглядевшись к девушке, Адам нашел объяснение тому ощущению инопланетности, что она вызывала — необычный разрез глаз.
«Белая женщина двадцати лет. На теле многочисленные шрамы, в анамнезе несколько застарелых сросшихся переломов. На щеке шрам от рубленой раны, нанесенной с большой силой неизвестным острым предметом с искривленным острием».
Жертва насилия? Девушка выглядела беззащитной и потерянной в этом искусственном сне, в плену глубокого наркоза.
«На зубах не обнаружено следов стоматологического вмешательства. На внутренней стороне бедра, почти у самого паха, татуировка в виде розы. Не рожала, не делала абортов».