— Наконец-то противник мне под стать, — издевательски протянул эльф. — Назову дочку в твою честь…
Толпа одобрительно загоготала.
— …когда твоя жена ею разродится.
Ольгерд обошел вокруг противника, разминая мышцы шеи.
— Какими витиеватыми стали оскорбления, — лениво, без малейшей злости в голосе, ответил ему Ольгерд. — В мои времена было достаточно обвинения в бесчестье.
— Твои времена давно прошли.
Эльфы от природы необычайно ловки, а этот был еще и силен, как каменный тролль. Стремительный удар в грудь — Ольгерд едва успел увернуться — кулак эльфа все же прошелся по нижним ребрам. Раздался отчетливо слышимый хруст. Мое сердце сжалось от мысли, какой болью он должен был отозваться.
Ольгерд даже не пошатнулся. Застыл в боевой стойке, напряженный, как зверь перед прыжком. Ответный удар эльфу прямо в челюсть — кровь брызнула на землю. Тот отскочил в сторону, избежав повторного удара.
Если бы не бессмертие, Ольгерд не смог бы так быстро прийти в себя. Я точно слышала хруст сломанных ребер. Судя по смятению на лице эльфа, его мучила та же мысль. Этот момент обозначил начало его поражения — в бою всегда неизбежно проигрывает тот, кто сомневается. Толпа жаждала продолжения банкета.
— Ты не умеешь бить, пес. Ты вихляешь.
Взбешенный этой издевкой, эльф пригнулся. Кулак Ольгерда просвистел в воздухе, ударив пустоту. Эта осечка позволила эльфу бить прямо в нос. Теперь настала очередь атамана окропить кровью поле боя. Она стекала по подбородку, на пересеченную глубоким шрамом грудь. Юная почитательница Ольгерда охнула.
Дурден Портной - один из лучших виденных мной бойцов. Но никто не может быть достаточно хорош, чтобы одолеть бессмертного противника.
В отчаянной попытке взять вверх, эльф кинулся на Ольгерда. Слишком быстро, слишком необдуманно. Опрометчивая атака была перехвачена стремительным ударом под дых. Эльф согнулся пополам, припал к земле и принялся жадно глотать воздух. Ольгерд переждал пару мгновений, но его противник уже поднял руку, моля о пощаде.
— Оскорбил бы ты мою супругу в честном поединке, тебя пришлось бы смывать с земли, — процедил Ольгерд, опустив занесенный кулак.
Его милосердию рукоплескали, но такими же овациями толпа удостоила бы и решение избить противника до полусмерти. Больше желающих помериться силой с атаманом не нашлось, и толпа разочарованно разошлась.
Бой действительно снова пробудил в нем вкус к жизни, судя по задорному блеску в глазах.
— Приятно иногда выпустить пар, — подтвердил он мои догадки. — Человеческую природу не изменить — мы рождены воевать, хоть оружием, хоть словом или деньгами.
Юная почитательница Ольгерда потянула меня за руку, озорно улыбаясь скорее ему, чем мне. Сначала опешив, я поняла, что она зазывает меня на следующее развлечение — пляски у костра, за которыми следует главное жертвоприношение. Принять в этом участие, к моему великому неудовольствию, надлежало каждой незамужней девушке.
Легче солгать, что атаман мне супруг, чем присоединиться к этой вакханалии.
— Я тебя развлек, Милена, — Ольгерд вытер кровь с лица белоснежным платком с вышитыми на нем инициалами И.В.Р., — развлеки и ты меня.
Развлечь тебя, значит… Его фраза очень пронзительно отозвалась в моем теле. Удары цимбал нарастали.
Костер уже полыхал вовсю, слепил глаза. Огромные деревянные исполины возвышались над котлованом. Кругом была рассыпана свежая брусника, и сапожки девушек в кашицу топтали ее, пока вся земля не пропиталась ягодным соком. Что это должно было символизировать? Кровь?
Движения танца были мне незнакомы, но удары цимбалов и пение кобзы подсказывали правильный ритм. Сердце билось в такт громкой музыке. Я плясала, повинуясь зову тела. Раскаленная земля так жгла ноги, что ступни приходилось поднимать все выше, отбивать такт каблуком.
Жар начал пробирать до костей. Я потянулась к корсету, слегка приспустив шнуровку — не настолько, чтобы выглядеть непристойно, но вполне достаточно, чтобы почувствовать на себе плотоядные взгляды посторонних мужчин.
Один пристальный взгляд мне бесконечно льстил. Хор женских голосов затянул, быстро и яростно, древнюю, как сами Хозяйки Леса, песню:
Szła dziewczyna w odzieży siermiężnej. Шла дивчина в разорванной одежде.
Napotkał ją Swarożyc potężny. Как повстречался ей могучий Сварог.
С каждым поворотом мне все больше казалось, что я парю над землей, будто ведьма, окрыленная дьяволом в ночь Саовины. Языки пламени едва коснулись меня, когда я перепрыгнула через костер. Нестерпимо сильный аромат брусники вызывал дикую жажду и желание вкусить сочные ягоды.
И в голове не было ни единой мысли о Кодексе и обо всем, связанном с ним. Моим сознанием завладело буйство красок и безумие пляски, обволакивающее, пленяющее, обещающее мне вечную жизнь. Хотя бы на одну ночь.
Рокот цимбал смолк. Толпа заревела, увидев волхва в маске лешего, медленно ступающего к пепелищу в окружении полуобнаженных девушек. Он затряс серпом в воздухе, указывая на налитую яркую луну. Время жатвы.
Ольгерд сделал жест рукой, приглашая подойти поближе. Интересно, у меня такие же затуманенные от дыма и жара глаза?
Слишком близко.
Я почувствовала его горячие сухие губы. Святой Лебеда, и как я ответила на этот поцелуй, несмотря на то, что Ольгерд был все еще заляпан кровью эльфа.
И вкус… сладко-кислый, с легкой горчинкой. Вкус свежей брусники, а не ужасающая металлическая горечь. Бойтесь своих желаний — они имеют свойство исполняться. И где он только успел урвать ягоды?
— Пойдешь со мной к реке? — Ольгерд на мгновенье оторвался от меня, не убирая ладонь с волос. — Мне нужно кровь с себя смыть.
В этом вопросе звучало плохо замаскированное предложение уединиться. И стоит мне ответить утвердительно, путь к реке станет дорогой без возврата. Здравый смысл никогда не был моей сильной чертой. Да и к чему слушать голос разума, если смерть наступает на пятки, а дьявол дышит в спину. Пока жива, я не собираюсь тратить время впустую!
В лесу не было ни души, лишь рыжая косуля с опаской взглянула на нас и побежала прочь от песен людей и смертоносного огня. После полуночи здесь под каждым кустом уединятся парочки, но сейчас весь люд собрался поглазеть на жертвоприношение.
Какая диковинка — камень силы, не сразу заметный глазу из-за крутого оврага. Необычной формы, плоский.
Не успела я опомниться, как моя щека уже была прижата к холодному камню, а юбка задрана до пояса. Ольгерд медленно провел пальцами вверх по моей ноге, до самой метки на бедре. Ухватился за край моего нижнего белья и потянул его вниз.
Да за кого меня этот рыжий черт принимал: за очередную шлюху?! На такое обращение я не подписывалась!
Я что есть мочи лягнула его сапогом, заставив отшатнуться, и наградила своим самым злобным взглядом. Но даже ему не удалось стереть насмешливую улыбку с лица фон Эверека.
— Прошу прощения, княжна. Позволишь мне загладить свою вину?
Надо было послать его в чертоги преисподней с этой ухмылкой, но разум мой был безнадежно затуманен задымленным и пропитанным алкоголем воздухом. Мне не хватило силы воли одернуться, когда он умело распускал шнуровку корсажа. Не хватило сил не ответить на жадный поцелуй.
Виной моему безоговорочному поражению стал, вне всяких сомнений, его запах. Терпкий, как дубленая кожа, пропитанная ковирским мускусом. Если бы не этот чертов запах, я бы не позволила стянуть с себя платье и опрокинуть на камень.
Ад и черти, да кого я пыталась обмануть! Как будто ему требовалось разрешение, чтобы до боли в мышцах развести мои колени и прижать к себе, заставив почувствовать напряженную плоть.
Языческая песня лишь слегка заглушила мой вскрик, когда он одним движением вошел в меня. Самолюбию Ольгерда несомненно польстило, с какой легкостью ему это удалось.
Черный ворон вспорхнул с ветки, недовольный шумом. Я тщетно пыталась оцарапать Ольгерду спину, причинить в отместку боль. Ему же хватило мгновения, чтобы одной рукой пригвоздить мои запястья к камню.
Тело отзывалось на резкие движения бесстыдным, неистовым наслаждением. Откинув назад голову, я увидела лишь языки пламени там, где должно было быть бескрайнее звездное небо.
Шла дивчина в разорванной одежде…
— Чуть помягче, прошу тебя…
Ольгерд с каждым толчком все яростнее прибивал меня к камню. Удовольствие начинало граничить с болью.
— Как я могу отказать прекрасной даме.
Желание сыграло со мной злую шутку. Ольгерд начал входить в меня до жестокости медленно, заставив стонать гораздо громче, чем полагалось прекрасной даме.
Леший его знает, как долго он распинал меня на этом камне. Я потеряла всякое чувство времени.
Реальность лишь на мгновенье напомнила о себе, когда с вершины горы послышался нечеловеческий рев. Я ничего не смогла разглядеть в непроглядной темноте, кроме висевшего на ветке березы уха.
Резкий толчок вернул меня в чувство. Пальцы Ольгерда крепко схватили мой подбородок и повернули к себе:
— Смотри мне в глаза, Милена.
Тягучий низкий голос только подлил масла в огонь — и без него было слишком жарко от до предела раскаленной обнаженной кожи. Низ живота начал сокращаться горячими волнами, заставляя меня выгибаться дугой.
Святой Лебеда, как давно мне не было так отчаянно хорошо!
… Как повстречался ей могучий Сварог.
Первая волна страсти сгинула, оставив после себя блаженную негу. Пальцы Ольгерда все крепче сжимали мои бедра, оставляя красные следы. Он был близок, судя по вырвавшемуся глухому стону, по все более хаотичным и быстрым толчкам. От пепла и пыли глаза невольно слезились.
— Ох… Дьявол!
Ольгерд придавил меня всем телом, так сильно, что я не могла даже вздохнуть. По внутренней поверхности бедер вниз на камень потекло его семя.
— Ольгерд… мне дышать трудно… — едва слышно выдавила я.
Это вызвало у него улыбку, но он всё-таки великодушно слез с меня. Сел рядом, опираясь на локти, задумчиво уставившись на небосвод. Вот сейчас ласковое слово, пусть даже и тот самый яхонтовый цветочек, оказалось бы как нельзя кстати.
Промозглый ветер подул на кожу, резко вернув меня к мысли, что я лежу нагая на холодном камне. Стыд и сожаление угрожающе замаячили на задворках сознания, как амбалы в самом грязном переулке маленького города.
— Давно меня мучал вопрос, что это у тебя за знаки? — Ольгерд по-хозяйски коснулся моей метки.
Это не совсем та ласковая фраза, которую мне так хотелось услышать после близости. Тем более, что этот вопрос вызвал у меня глухую тоску. Вот уж воистину, всякая тварь грустна после соития.
— Так, баловство.
— Что за знаки, Милена? — с инквизиторской настойчивостью повторил Ольгерд.
— Чародейки гламарией пользуются, я тоже хотела… запоминаться мужчинам.
Одному мужчине, который был ко мне оскорбительно равнодушен. Ошибки молодости никого не обошли. Из-за своей Ольгерд похоронил всех, кто был ему дорог, а я всего лишь стараюсь избегать случайных связей… старалась.
— Тщетные ухищрения, — Ольгерд осуждающе вздохнул. — Это только раздражает, Милена, как будто с суккубом спишь. Я уж и не говорю о том, что подумал о твоем образе жизни, когда их впервые увидел.
Самое время залепить пощечину, но не стану марать руки.
— Да, конечно, а за чародейками и суккубами носитесь, как угорелые, — я подавила подступающий к горлу комок обиды и потянулась за скомканным на земле платьем. — Не понравилась — не обессудь.
Ольгерд схватил меня за запястье, увлекая обратно на камень.
— Ты прекрасно знаешь, что мне понравилось. Не набивай себе цену.
Нет уж, за языком следить надо было.
— Мне хватило.
Ольгерд повел бровью, не скрывая своего сомнения, но воздержался от ответа. Не потянул меня обратно, когда я пыталась кое-как привести себя в порядок.
Где же, в конце концов, эта многострадальная река? Мне не помешает окунуться в ледяную воду.
========== Горные ведьмы ==========
До чего же студеная вода в этой треклятой речке, аж зубы свело! Сильное течение так и норовило сбить с ног. Никак не покидало мерзкое ощущение, что кто-то наблюдал за моими попытками удержать равновесие, скрывшись в непроходимой чаще леса. Я ополоснула лицо ледяной водой, надеясь, что это поможет мне прийти в себя.
Из песни слов не выкинешь. Нет смысла лгать себе, что я не желала случившегося — и тем не менее меня терзала мысль о последствиях этой мимолетной слабости. Душевных, от физических же меня надежно защитит зелье. Бьюсь об заклад, Ольгерд даже не вспомнит о случайной интрижке, а вот мне…
А вот мне будет чертовски тяжело выкинуть ее из головы. Все тело явственно напоминало о случившемся: на бедрах еще алели отпечатки его широких ладоней.
Собачий осенний холод, и вытереться, как назло, нечем, кроме как платьем. В полуосознанном желании себя наказать я туго затянула шнуровку корсажа. Возвращаться к камню Силы бесполезно — Ольгерд не стал бы меня там дожидаться после холодного прощания. Нужно как-то скоротать время до полуночи, желательно не попадаясь ему на глаза. Все, что он может мне сказать, никак не входит в список того, что мне хотелось бы услышать.
Листья и грязь прилипали к сапогам, когда я шла по узкой тропке обратно на вершину. От древесных исполинов осталась горсть пепла. Посреди котлована лежали останки обугленной жертвы Вейопатису, в которой лишь едва угадывались человеческие очертания. Прах к праху, пепел к пеплу — слухи о человеческих жертвоприношениях на Лысой Горе оказались не просто слухами. Слава Лебеде, что мне не довелось этого лицезреть.
Народ, пресытившись кровавыми зрелищами, вернулся к более обыденным развлечениям — выпивке и карточным играм. Одиночек на празднике можно по пальцам пересчитать, а пытаться вклиниться в сплоченную пьяную компанию не было ни малейшего желания. Я подыскала себе относительно безлюдный угол под кроной вековых дубов; рядом красовался роскошный брусничный куст. Еще недавно столь вожделенные ягоды оказались кислыми и недоспелыми.
Не только я была на празднике без сопровождения — погруженный в раздумья мужчина средних лет раскладывал на грубо отесанном деревянном столе карты. Его редкая колода чудовищ удивила меня гораздо меньше, чем то, что такой, во всех отношениях видный мужчина явился на праздник без очаровательной дамы.
Незнакомец поймал мой любопытный взгляд, но как ни в чем не бывало продолжил организовывать свою армию бестий по видовой принадлежности — некрофаги отдельно, кровопийцы отдельно.
— Не желаете составить мне компанию? — деланно вежливо, скорее от скуки, чем из интереса к моей персоне, спросил он. Тоже нездешний, судя по кожаному сюртуку, скроенному по иностранной моде.
Нужно обладать недюжинной силой воли, чтобы отказаться от игры в карты, а я и подавно падка на соблазны. Несколько партий в гвинт казались такими заманчиво-обыденными, особенно после всей чертовщины, творившейся с моей жизнью в последнее время.
Я зябко поежилась — холодный ветер обдувал едва высохшую кожу. Последний непринужденный разговор с незнакомцем чуть не отправил меня прямиком в преисподнюю, но этот мужчина не внушал мне страха.
— У меня нет с собой карт.
— Чем предпочитаете играть? — выговор странный, будто он родом из Туссента, но слишком уж для южанина бледен. Он достал из походной сумки несколько стопок карт, аккуратно перевязанных черной лентой.
— Нильфгаардом, — в мире еще не придумали ничего лучше шпионской тактики. — На пятьдесят крон?
— Не играю на деньги.
Незнакомец произнес это совершенно буднично. Даже если он и равнодушен к деньгам, драгоценностями точно не брезговал: к отвороту сюртука была приколота сверкающая брошь — искусно вырезанная бабочка из чистейшего золота. Прикреплена слишком небрежно, не ровен час отвалится, а погруженный в раздумья хозяин вряд ли заметит потерю. Особенно, если осушит еще один бокал вина.
Нечисть, к ведьме не ходи! А кто еще может уничтожить поллегиона легким движением руки, так удачно положив на стол две погодные карты?! А на меня не иначе как порчу навели, ни одного чистого неба!