Армин все углы обшарил, залез в главные запасы, трижды прятался под столом от дежурных, только чтобы потом покормить этого голодного птенца. А не слушать его фырканья, которые он бы непременно выразил бы, если бы мог говорить!
Леонхарт держала бесстыжее животное на руках, нагло ухмыляясь каждый раз на его отказы. Армин не обижался на нее, потому что сейчас главным было накормить дите. Но, когда птенец отказался от последнего продукта — этого злосчастного орешка — и когда Леонхарт уже засмеялась в голос, нервы парня сдали, отчего он плюнул на землю и ругнулся матом.
— Армин, не матерись при детях, — цокнув, наигранно возмутилась Энни.
Армин не ответил. Парень вслух перечислял все продукты, которые он достал, загибал пальцы, считая их количество и шансы быть пойманным. Он делал сие с невероятно серьезным лицом прямо перед мордочкой птенца, предъявляя ему все это, как продавец товарный чек покупателю, который не хотел платить.
Злорадство в Энни уступило место жалости и девушка, ободряюще похлопав одной рукой парня по плечу, а другой погладив птенца по головке, сказала:
— Ты молодец, что все это достал, Армин. Кто же виноват, что он такой привередливый.
— Спасибо тебе большое, — с фальшивой признательностью ответил парень.
Он забрал из кучи тут самый орешек, отправил себе в рот и, сделав очень довольное лицо, обратился к птенцу:
— Между прочим, очень вкусно. Жаль, что ты сам это никогда не попробуешь, — гордо заявил он, надругательно после рассмеявшись.
Энни поднесла кулак ко рту, всеми силами подавляя в нем смех, который готов был разнестись по всей округе. Они сидели возле входа в мужскую казарму, в которой собралось достаточно много курсантов и не хотелось, чтобы они все это слышали.
Энни Леонхарт смеется! И от чего? От того, что Армин возмущается тому, что их общее дите не хочет есть!
Общий дитем Энни назвала птенца случайно в разговоре по пути сюда. Армин не посчитал это смешным, сказав, что эта мысль ему даже очень нравится. Правда, очень покраснел и перевел тему на хорошую погоду.
Погода и правда была хорошей. Было только начало марта, а уже ярко светило солнце. После очень суровой зимы, холодных ветров и вечной мерзлоты сейчас было особенно приятно смело подставлять лицо под теплые лучики, прикрывать глаза и думать о том, когда потеплеет еще больше. Энни при всей своей холодности и неизменном прозвище на самом деле очень любила тепло.
Может поэтому она так часто забывалась рядом с этим солнечным мальчиком. Она пропустила свою тренировку, тренировку Эрена и на общее собрание, очевидно, не придет. Завтра она, может, расскажет трем злым парням, почему не пришла, после чего, точно выслушав их смех, засмеется сама себе и подумает:
Что только творит?
Энни думала, что материнский инстинкт — это не такая переоцененная или невозможная вещь. Потому что иначе она никак не могла объяснить все свои действия. Как Армин отдал ей птенца в руки, так она больше не отдавала его назад. Один раз даже возмутилась его очередному сильному укутанью и дала легкий подзатыльник. Нельзя же так с детьми обращаться!
Леонхарт своей грубой и сухой рукой поглаживала птенца так ласково и нежно, что он каждый раз пищал, явно довольный. Вот и сейчас.
Армин громко фыркнул. Ему нравились эти двое вместе. Не нравилось то, что он, кажется, сейчас был тут лишним.
— Может сама его тогда покормишь? Вы же стали близки, — саркастично предложил Арлерт, отворачиваясь от этих двоих и скрещивая руки на груди.
— Мне кажется, что он просто не хочет есть, — спокойно сказала Энни, а потом, взглянув на кучку слишком разных продуктов, добавила, — Или он просто не ест эту еду, а каких-то насекомых.
Армин развернулся к ней, находясь в недоумении от подобного предположения.
— Но это не точно, — пожала плечами Леонхарт, действительно не зная, на сколько близка к правде.
— Как это он не хочет есть? — Арлерт вернулся к ее прежнему вопросу.
Вскинув руками, сообщил:
— Я же подобрал его совсем одним. Он точно никому был не нужен. Забрал, согрел, поласкал — все сделал, кучу внимания проявил. Он всем доволен должен быть. Единственное, что может его беспокоить — только голод.
Энни выслушала эту тираду, разглядывала заведенного Арлерта и только сейчас осознавала, какой этот парень на самом деле недалекий.
И забрал, и согрел, и поласкал, и кучу внимания уделил. Действительно, чтобы еще брошенной всеми душе надо было?
— Я не думаю, что он хочет есть, — сказала Энни, внимательно всматриваясь в черные бусинки.
Они смотрели на нее в ответ, точно полностью согласные с девушкой.
— Как? — изумленно выдал парень. Он придвинулся ближе, уже ласково погладил птенца по головке. Хотя, глупо было предполагать, что этот блондин действительно настроился к нему враждебно, — Я же сделал для него уже все.
— Вот именно, — вскинув указательным пальцем, точно профессор, сказала Энни таким тоном, словно эта одна фраза уже говорила обо всем, — Ты сделал все, что только можно, Армин. Этого достаточно. И больше ничего не надо.
Энни подняла на Армина привычно ледяные глаза, в которых сегодня можно было заметить едва уловимую нежность.
Возможно, что только сегодня.
Этим сумасшедшим днем, держа в руках свалившегося откуда-то птенца, точно своего родного ребенка, Энни с некой благодарностью и ноткой грусти закончила:
— Некоторые никогда бы не сделали даже этого.
Прозвучал громкий и полностью согласный с Энни писк. Оба они не ожидали такого и вздрогнулись. Птенца этого не смутило — его смущало, кажется, только собственное положение.
Он живо махал крылышками, точно стремясь избавиться от пеленки, теплых рук Энни и заботы Армина и вырваться в свободный мир. Он не стеснялся сообщать им об этом, громко крича о желании.
Этот писк не заглушил даже очень тяжелый вздох Армина. Его не остановили даже очень грустные глаза Энни.
— Так всегда, Армин, — шепнула девушка.
И невозможно было не согласиться с ее словами. Насколько бы тяжелыми и неприятными они не были.
— Он когда-нибудь все равно бы ушел. Даже не смотря на все, что ты для него сделал…
— Да, — обреченно добавил Армин, разглядывая птенца.
Почему? Для чего?
— Это жестоко, — мрачно добавил Армин.
— Это жизнь, — сухо ответила Энни.
Четыре часа по полудню. На счету были пропущенные тренировки, пропущенное собрание и пропуск в сказочную и счастливую реальность. Срок последнего истек.
Энни отдала птенца Армину, говоря, чтобы он сам выпускал его.
— Считай это тренировкой на будущее, — загадочно добавила она, с силой кусая губу.
И подавляя внутренний дикий рев.
Армин только пожал плечами, не понимая, что она имеет ввиду. Ему было слишком грустно от того, что придется этого малыша отпустить. Утешала только мысль, что, куда бы он сейчас не отправился, Армин сделал для него все, что мог.
Как бы ему не хотелось его отпускать, он смотрел в будущее, в котором были изнуряющие тренировки, строгий распорядок, а где-то далеко страшная и вечная война.
Во всем этом не было места утешениям, заботе и любви. Не было.
Комментарий к 10.
Подробное описание секса в бонусе - https://ficbook.net/readfic/5674531/14856563#part_content
Уху-ху! Двойной юбилей! Десятая глава и сто страниц!
Нагло жду поздравления в комментариях :D
Еще раз спасибо всем, кто со мной. Мне очень важны ваши комментарии. Если вдруг вы только пришли - знайте это. Чиркните пару слов. +100 к карме и +100000000 к настроению автора, отвечаю!
Ну и, решила порадовать чем-нибудь сладким. Даже в этой общей безысходной атмосфере.
========== 11. ==========
Очерчивая рукой подбородок, Энни опустила ее к шее, аккуратно и осторожно, просунула под толстовку, дотронувшись до ключицы, точно зная, что именно тут, под ее пальцами, след.
Леонхарт четко запомнила почти все движения, произведенные ночью Армином. И ей очень нравилось повторять за ним — разве что получалось все не так же приятно. Руки Армина были ласковыми, настолько, насколько никто никогда не смог бы повторить всю его нежность, подаренную ей тогда.
Это заявление самой себе все равно не мешало Леонхарт сидеть в стороне, абстрагируясь от толпы курсантов, носящихся безумно туда-сюда. Словно загнанные в угол звери, они не могли найти себе со страху места, не сдерживали крики.
Энни только вспоминала о прошлой ночи, когда мимо нее пронесся до смерти испуганный Дазз, вопя о том, что они все умрут. Леонхарт погладила себя по щеке, представляя рядом солнечного мальчика, который, возможно, мог быть уже давно мертвым.
Он не знала, кто сегодня дежурит на стене. Не хотела знать. Отмахнулась рукой от напарников по несчастью до этого, после — прошла мимо них с абсолютно пустым взглядом. Те, правда, не скупились не эмоции — она услышала громкое заявление Райнера о чести и силе солдата и после досадный вдох Бертольда.
У Брауна поехала крыша. Его было даже, немножко, жаль.
Энни начала жалеть всех других людей еще с первого дня учебы. Едва завидела криво болтающегося на тросах Эрена.
Куда, собственно, лезли все они. Редкими вечерами, когда слишком оптимистичные шутки и мнимые надежды на светлое будущее доставали даже безразличную Леонхарт, ей хотелось встать на стол, громко обратившись ко всем с только одним вопросом:
«Куда ж вы все лезете?! Что вам дома не сидится?!»
Она бы, если честно, посидела бы дома. Пусть, даже в своей родной деревне — вполне возможно, что в ней было бы даже лучше. Рядом бы был отец, кажущийся ей сейчас почему-то менее далеким, чем в десятилетнем возрасте. Может от того, что раньше он был рядом, и Энни как-то не придавала его присутствию значения, а сейчас, особенно сейчас, девушка понимала, что скучает.
Папа. Папочка. Папуля. Энни ясно помнит, как ему нравились такие милые сокращения, и как Энни порой только издевательски произносила их, если чем-то была не довольна.
Ей вообще нравилось давать людям прозвища.
Дохляк… Господин суицидник… Кажется, все забыли или изначально не знали, что первой так называть Эрена начала она.
В их узких кругах Бертольд значился мягкосердечным монстром, а Браун психопатом. Если коротко — психом. Хотя первый вариант ей нравился как-то больше.
Энни сидела на старых ящиках, спрятавшись ото всех в углу, почти забыв уже о том, что вчера было.
Не то, что забыв. Просто уже надо было перестать такое вспоминать. К слишком приятным воспоминаниям слишком близко привязываешься.
Тем более, она уже предполагала то, что Арлерт мертв.
Но, если вдуматься, это было весьма спорное заявление.
Светлая сторона Энни, за все эти три года открытая Армином и немного показанная остальному миру, думала о том, как жесток этот мир и как несправедлива смерть такого солнечного мальчика.
Чудовище внутри Леонхарт громко возмущалось, не понимая, почему этот дохляк так много значит для нее, и почему она не может просто взять и, скажем, раздавить его.
Мешал факт того, что после Энни совсем бы могла отчаяться и, послав всех подальше, пошла бы прыгать со стены. Об этом, правда, думала светлая Энни. Светлая девочка Энни, возможно, была создана именно Армином. Или просто так тщательно пряталась столько лет.
Чудовище Энни поймало в толпе взгляд Бертольда и, как ни в чем не бывало, помахало тому рукой.
Ничего такого. Просто, один монстр машет другому. Разве что у нее руки чуть-чуть запачканы в крови, а у того по локоть.
Когда-нибудь она потом спросит Гувера о том, как он с этим живет. Райнера спрашивать не будет — его жизнь жизнью то назвать тяжело.
Хотя ее — тяжелей.
Энни снова дотрагивается до засоса на своей ключице, всего лишь одного из многих и мысленно смеется, думая, что в тихом омуте — черти водятся.
Двойная дилемма, получается. Неизвестно мертвый или живой Армин точно бы ее оценил.
Бертольд снова машет ей рукой, прося подойти к ним. Райнер машет тоже. Дазз рядом блюет, кажется, с кровью. Криста ободряюще стучит ему по спине. В небо взлетает целая стая ворон, подобно черным демонам, громка каркая, словно издевательски.
Энни хочется смеяться. Девушка обнимает себя руками, пряча глаза за спадающими прядками, что сегодня ее никак не раздражают своей не послушностью.
В голову, по привычке, лезут кадры прошлой ночи, немного событий до этого, почему-то, неожиданно и совсем не к месту вспомнившийся раненый птенец.
Армин шел в ее сторону с таким же мрачным взглядом, с каким отпускал его в небо.
Энни толком не могла объяснить, что почувствовала, увидев того живым.
С большим ужасом блондинка взглянула на Райнера, в котором сидели сразу две личности, точно причиняя большой дискомфорт друг к другу.
Энни точно знала, что это неприятно. Потому что светлая девочка и чудовище хотели разорвать ее, кажется, на куски.
Живот, в который Арлерт ударил очень давно, вдруг заболел, предательски вынуждая Энни показать свою слабость.
Покажи ее Арлерту, Энни. Покажи ему, что ты обычная девочка, а не изначально выращенная машина для убийств.
Армин не подошел к ней, остановившись где-то на середине пути. Он смотрел на Энни. Она смотрела в никуда. Одна рука ее поглаживала живот, другая была прислонена к щеке. Бертольд окрикнул ее.
Гувер, не скрывая злобы, смотрел на Арлерта с большим внутренним желанием убить. Армин, кажется, хотел именно его сейчас спросить, поможет ли он ему разобраться с тросами.
Мягкосердечный монстр и солнечный мальчик сошлись в немом схватке, о которой последний не знал, а Энни не хотела знать, даже если бы видела все это.
Пустая, сырая от недавнего дождя земля, с вкраплениям рвоты старика Дазза была очень интересной. По крайней мере, Энни пыталась убедить себя в этом изо всех сил.
На ум пришла опять сегодняшняя ночь. Светлая девочка умиротворенно вздохнула, а чудовище недовольно фыркнуло, прося выкинуть из памяти эти картины раз и навсегда.
Раз — и все. Было бы здорово, если бы одним разом можно было выкинуть какую-нибудь из ее сторон. Какую, правда, Леонхарт точно не знала.
Бертольд снова окрикнул ее. Армин окрикнул тоже.
«Энни!» — раздалось почти одновременно с разных сторон баррикад.
Леонхарт подавила издевательскую улыбку. Она встала, снова дотронувшись до ключицы, но уже через одежду.
Глядя прямо в прищуренные зеленые глаза Гувера, Энни не могла точно сказать, попала ли она сейчас в то место.
Армин справа снова позвал ее. Бертольд тоже. А Энни, точно хрупкая девушка или неожиданно полюбившийся монстр, взглянула на каждого.
Армин в голове тянул к ней руку, наяву прося подойти, чтобы о чем-то поговорить.
Бертольд тоже в голове тянул к ней руку, наяву крича, что им пора закончить одно дело и рядом с высокорослым Энни четко видела отца. Постаревшего, с полными вопроса и предостережения глазами.
Мол, ты же меня не расстроишь, Энни? Ты же помнишь, что есть я и твой родной дом? Ты же помнишь?
Ты же помнишь, да, что происходило все эти три года? Ты же помнишь эти прикосновения и помнишь, где именно след на ключице?
Леонхарт поджала губы, хватаясь обеими руками за голову, как-то даже обреченно скуля.
Помнит все. Помнит, к сожалению, все.
Энни еще раз взглянула на Армина, развернулась и пошла в сторону мягкосердечного монстра и оставляя сзади солнечного мальчика, взгляд которого, точно, наполнили мрачные дождливые тучи.
Параллельно с этим хлынул дождь, и Энни, смотря в глаза высокорослому радостному Гуверу, подумала о том, что такая дилемма Арлерту бы вряд ли понравилась.
***
— Мы закончили, — зачем-то сообщил Райнер, словно Энни все это время просидела в какой-нибудь кладовке, вдалеке ото всех, точно не слыша все эти крики и не видя испуганных лиц.
Энни, давно уже понятно для всех, никогда не волновало происходящее вокруг. Она не была, скажем, дохляком и не тратила свое любопытство, а то и переживания на тех, кто мог в любом момент оказаться под ее ногами.
Точно ягодки. Точно спелые ягодки. Точно спелые ягодки черники. Любимой.
— Ты не в порядке, — сказал Райнер, глядя на нее, точно на сестру по несчастью.