Зеро шумно сглотнул. Старый удовлетворенно глянул на раба, потом покосился на молодую женщину:
-Что молчишь, северянка? У вас-то с изменниками ласковее обходятся?
-Примерно так же. Только серебро экономят.
Старый вдруг дернул ее за плащ, развернул к себе:
-Холодна ты. Не пугаешься. Или видала такое?
-Откуда? Я на казни не ходила, муж не пускал. Да у нас просто головы рубят или вешают.
-Сдается мне, многое ты видела, да показать не хочешь, — медленно сказал Старый, глядя в изумрудные глаза. — Дно у тебя глубокое, северянка. Уж не вознамерилась ли ты титул леди Пайл присвоить?
-Титул?! — изумилась Катрин. — И в мыслях не было. Я же чужая здесь. Чужой и останусь.
-Понимаешь, — одобрительно кивнул Старый.
Издалека, от бухты донесся истошный крик.
Хромой воин ухмыльнулся:
-Началось.
-Прямо сейчас?
-А чего же город весь собрался? Все должны видеть. Попросишь Рататоск, она расскажет.
Катрин заткнулась. Рата, конечно, девчонка премерзкая, но не дело детям при пытках присутствовать. Лорд многоумный решил соплячку окончательно взрослой сделать. Идиот.
Под отдаленные крики пытаемого подошли к невзрачному дому, прилепившемуся к скале. Старый толкнул калитку. Во дворе крепко воняло овцами, в изобилии расхаживали куры. Старый раздвинул ногой недовольно закудахтавших пернатых, постучал в дверь. Ответил женский голос. Телохранитель зашел в дом.
Катрин глянула на Зеро. Бледнел голозадый забавно, — кожа резко отдавала розово-желтым, — прямо персик. Раб стоял неподвижно, все прислушивался к воплям у бухты.
-Не трясись, — сказала Катрин. — Тебя-то просто удавят. А кожу потом аккуратно сдерут — эксклюзив ведь.
Зеро посмотрел на бывшую хозяйку печально, но спокойно.
-Заходите, — приказал Старый.
В доме ощутимо пованивало. Катрин напомнила себе, что ей удалось просто шикарно устроиться в самом зажиточном доме Редро. Шутка сказать, — кандидатка в шлюхи Самого! Может, действительно, на место леди Пайл нацелиться? Уморить его, бурбона доморощенного, супружескими придирками? Нет уж, сыта по горло этим пиратским утесом.
Орех оказался сморщенным подслеповатым стариканом. С любопытством оглядел гостей, приказал жене, крепкой бабенке, подать Старому пива. Телохранитель остался беседовать с хозяйкой, а Катрин и Зеро были загнаны для экзекуции в крошечную коморку. Поглядывая на клиентов, Орех суетился вокруг стола. Пересчитал серебряные украшения, завистливо помотал плешивой головой. Высыпал серебро в плошку с мощно пахнущим спиртным. Проведенную дезинфекцию Катрин одобрила, количество подлежащих установке украшений — нет. На ее долю пришлось двенадцать разнокалиберных сережек. Большинство из них были, очевидно, изъяты у бывших владельцев принудительно, но не в этом дело. Двенадцать дырок — это перебор. Скромнее нужно быть.
-Раздевайтесь, — приказал Орех.
Зеро принялся безропотно развязывать штаны, Катрин медлила. С каких это пор уши необходимо в голом виде прокалывать?
Орех мигнул на рослую блондинку выцветшими глазками:
-Заголяйся, красавица. Без дурного. Лорд приказал вас оглядеть, род ваш и племя выяснить. Если порча есть, надобно снять. Мало ли...
Катрин неохотно потянула с себя платье. Знахарь уже вертелся вокруг обнаженного Зеро. Чуть ли носом не водил по смуглой коже. Когда нагнулся ниже, Зеро в панике посмотрел на бывшую хозяйку. Катрин успокаивающе махнула рукой, — сморщенный лекарь производил впечатление старого безобидного гриба.
-Ага, — эскулап прекратил рассматривать пах странного раба и объявил: — Милорд спрашивал, почему волосы не растут. Дело простое, — дарковская кровь. Со змеями предки вязались, равно как и с людьми. Змеи они, известно, — гладкие. Вот оно и вышло, — старикан потыкал пальцами в бедро раба, — гладкий раб да тугой. Змеиная порода. Срамно, но не опасно, — заключил знахарь и повернулся к молодой женщине. — Ну, красавица, а ты из каких будешь?
-Из крайне чувствительных, — пробормотала Катрин. — Ты, мухомор, лучше меня не лапай.
-Больно не будет, — пообещал Орех.
-Еще не хватало! — зашипела Катрин, изнуренная последними мерзопакостными событиями. — Только внешний осмотр, без всякой мануальщины. И диагноз выдавай. Если что проколоть вздумаешь, сначала посоветуйся. Начнешь трогать, — самого распну как шкуру зебры. Троглобион херов.
-А? Кто? — знахарь с подозрением уставился на недобрую гостью. Принадлежал Орех к тем лекарям-самоучкам, которые вполне обоснованно сомневаются в собственных способностях и вечно опасаются появления шибко знающих конкурентов.
-Меня оберег защищает, — с достоинством сообщила Катрин. — Так что, если какой маг неловкий то моё заклятье заденет, пусть на себя пеняет. Смотри, эскулап облезлый, поосторожнее. А то на тебя магия прыгнет.
Осматривать высокую чужестранку Ореху расхотелось, но профессиональное достоинство требовало продолжить процедуру. Знахарь обошел гостью, стараясь держаться ближе к столу. Подслеповато щурясь, уставил кривой палец на татуировку на плече:
-Это что?
-Так охранитель мой, — буркнула Катрин. — Глянь, только осторожно.
Орех пригляделся, хотел что-то сказать, но вместо этого сел на пол. Голова у старого знахаря жутко кружилась — сложный и многозначный рисунок на плече гостьи весьма коварно воздействовал на чересчур любознательных ценителей татуировок. Похоже, старикан был готов хлопнуться в обморок.
-Ты бы его поднял, — сказала Катрин рабу.
Зеро устроил знахаря на трехногом табурете. Орех посидел, собрался с духом и подавленным голосом вынес вердикт:
-То не татуировка.
-А что же? — удивилась Катрин.
-Морок колдовской, — удрученно сказал Орех, до сих пор очень надеявшийся, что с истинной магией ему в жизни посчастливится никогда не столкнуться.
-Ерунда, — Катрин дернула оголенным плечом. — Татуировка. Только ее дарки сделали.
-Дарки?! — с ужасом переспросил знахарь, вспоминая рассказы отца о последнем мирном дарке, которого выпотрошили на островах, лет этак за десять до рождения самого Ореха.
-Дарки, — подтвердила Катрин. — Профессионалы. Рисунок безопасный. Только меня охраняет. Лапать без спросу не надо, и смотреть надлежит осторожно. Я тебя предупреждала?
-Предупреждала, — с сомнением согласился Орех. — Но я осторожно смотрел.
-Значит у тебя глаз острый, — предположила наглая северянка. — Сразу в глубь зришь. Наверное, сам на коже рисуешь?
-В Редро все с моими защитными знаками ходят, — слегка воспрял духом старик.
-Вот видишь, — у тебя своя магия, у дарков своя. Что тут странного?
-Я милорду сказать должен, — решил знахарь. — В тебе опасная хворь может таиться.
-Скажи-скажи, — согласилась Катрин. — Со мной осторожнее нужно, пообвыкнуть мне дать, подкормить. На всякий случай. Милорд знак мой уже видел, можешь не сомневаться. Ничего страшного с хозяином не случилось.
-А если что... — засомневался Орех.
-Какое "если"? Скажешь, провел надо мной первый очистительный обряд. Меня ведь море чуть к себе не забрало. Значит, дней через пять нужно еще одну духовную очистку провести. Случись что, — к тебе какие претензии? Сделал все что положено.
-Украшения ставить будешь, женщина? — мрачно поинтересовался знахарь.
Полностью игнорировать желание лорда Пайла было неосмотрительно. Оскорбится ведь конунг. Рановато ему нервничать.
-Серьги поставишь, — неохотно сказала Катрин. — Шесть штук, не больше. И подберешь побрякушки по моему выбору. Скажешь лорду, что остальное после второго обряда. Здоровье у меня слабое, сразу столько сокровищ в ушах не унести.
Работал старый гриб, надо отдать ему должное, умело. Катрин чувствовала только слабую тупую боль в становящемся все тяжелее левом ухе. Правое отяготилось единственной серьгой с приличных размеров изумрудом.
-Сойдет, — милостиво объявила Катрин, заглядывая в зеркало. Полированная поверхность была столь отвратительного качества, что молодая женщина различала лишь расплывчатые очертания своего лба.
Орех, который прикасался к опасной клиентке как к ядовитой змее, поспешно отступил.
-Замечательно работаешь, — похвалила Катрин. — Прямо кудесник иглы. На невесте лордовой ты морского змея выколол? Впечатляет.
— Нет, у нее родовой рисунок. Слушай, женщина, — неуверенно попросил знахарь, — позволь мне еще на руку посмотреть.
Катрин понимала, что Ореха мучает профессиональная зависть. Чувство, в общем-то, простительное.
-Смотри, только осторожно...
Вернулись домой к обеду. Старый ковылял с трудом, коленные суставы его совсем не держали, да и скользко было после дождя. Несколько раз хромой телохранитель ворчливо напоминал, чтобы северянка не вздумала откидывать капюшон. Незачем милорда позорить непристойно обрезанными волосами.
Клоринда поцокала языком на красоту в ушах "утопленницы" и шепотом сообщила, что милорд вернулся в скверном расположении духа. На Рататоск весьма сердит. Недостойно девчонка себя показала на судилище. Катрин политические оплошности будущей первой леди было глубоко пофигу. Левое ухо стало горячим и тяжелым. Поскольку обед задерживался, Катрин прихватила лопату и поднялась в сад. Копать не хотелось, к тому же заниматься сельхозработами в парчовом платье было как-то глупо. Катрин нашла сухое местечко под старой сливой, села и принялась лениво полировать черенок лопаты. Сверху, с галереи дома донеслись голоса. Кажется, Клоринда утешала малолетнюю хозяйку. Потом вмешался нежный голосок Эллилон. Сообща воспитывают. Нет, чтобы нормально выпороть сопливую миледи.
Катрин успела зачистить черенок до ровного и приятного светло-коричневого цвета. Болтовня наверху не утихала. Между тем, хотелось есть. Катрин раздраженно потрогала левое ухо, — по ощущениям, орган слуха увеличился раза в два. И побрякушки как колокола брякают.
С галереи свесилась Клоринда:
-Слышь, Зеленоглазая, хоть ты ей скажи. Не хочет с нами разговаривать гордая госпожа Рататоск.
"Ремень дайте, — я ей всё живо растолкую", — подумала Катрин, с неохотой вставая. Если этак сидеть, обеда вообще не дождешься.
Рататоск сжалась на корточках на полу галереи. Подол еще утром нарядного платья, был так заляпан грязью, как будто девчонка в футбол гоняла. Будущая леди упорно смотрела в пол, все четыре мокрые косицы уныло обвисли. Рядом с девочкой по полу, бренча цепочкой пристегнутой к кольцу на шее, прогуливалась такая же взъерошенная, светло-серая птица.
-Чего сидим, кого ждем? — поинтересовалась Катрин. — Пошли кушать, после еды все проблемы куда легче решаются.
Рататоск даже головы не подняла. Женщины завздыхали. Клоринда и Эллилон смотрели на девчонку с одинаковым сочувствием. Нет, бабам, положительно нужно своих детишек заводить. Пусть и незаконнорожденными получатся, все ж будет, кому носы утирать. Нечего вокруг этой крыски замурзанной мировую скорбь разводить.
Клоринда взяла Катрин за рукав, увлекла в сторону, зашептала:
-Ты с ней поласковее. Она тебя боится.
-Из-за подушки, что ли?
-Из-за подушки. Да и вообще...
-Замечательно. Ну и чего вы меня звали, если она меня боится?
-Так ты ей скажи строго, но ласково.
Катрин кивнула:
-Угу, у меня только так и получается. А где жених наш всемилостивый? И вообще, с чего такое горе вселенское?
-Милорд с Тимом ушли в кабак. Джином неприятность заливать и баб бестолковых ругать. Ратка-то на судилище опозорилась. Когда изменнику брюхо вскрыли, сблевала она. Милорда сильно забрызгала.
Катрин с некоторым сочувствием глянула на убитую горем девчонку:
-А вы что ждали? Ребенок еще. К пыткам и казням определенная склонность нужна. Или хотя бы привычка. Втянется Рататоск, еще покажет себя. Лет через пять-десять.
Клоринда сдвинула брови:
-Милорд десять лет ждать не может. И вообще не наше дело ему советы давать. Он накричал на Рату прилюдно, да длань приложил. Она ревела, потом онемела. Милорд уж пожалел, что стукнул дурочку, птицу ей обещанную купил, а она молчит. Успокоить ее нужно, иначе, когда милорд вернется, он нас всех...
Катрин кивнула и шагнула к девочке. Рататоск сидела все так же неподвижно, Эллилон ласково поглаживала ее по голове.
-Рататоск, пойдем, пообедаем. Птичку покормим. Вы обе устали, подкрепиться нужно, — мягко сказала Катрин.
-Пойдем, Рата, — поддержала Клоринда. — Я большой пирог испекла. С сушеными бананами, ты их любишь. Пойдем, а то милорд тебя снова накажет.
Последний довод был явно лишним. Девчонка вскинула голову. Глаза у нее были злые, на замурзанных щеках виднелись следы от слез.
-Он меня не любит! Меня никто не любит! Вы бы все меня тоже побили!
Из глаз девчонки хлынули новые слезы. Рататоск подскочила, чуть не наступив на птицу, кинулась по галерее за угол. Перепуганный баклан попытался взлететь, запутался в цепочке и оглушительно захлопал крыльями.
-Ой, девчонка опять на скалу полезет! — всплеснула руками Клоринда.
"Нет, не будет сегодня обеда", — с тоской догадалась Катрин.
Эллилон, поддерживая подол, устремилась за маленькой беглянкой. Следом засеменила Клоринда. Они скрылись за углом. Раздался крик:
-Вернись, Рата, ноги поломаешь!
Катрин охнула и отдернула собственную ногу. Серый баклан, перепуганный суматохой, не нашел ничего лучшего как двинуть молодую женщину по щиколотке своим крючковатым клювом.
-Твою мать! — Катрин замахнулась, но серый террорист догадливо отскочил, растопырил крылья и громко зашипел.
-Гадюка летучая, — сказала птице Катрин и пошла с галереи. К ее удивлению, Рата уже давно миновала верхнюю тропу, и теперь шустро карабкалась вверх, цепляясь за расщелины и путаясь в подоле. От тропы девчонку отделяло уже метров шесть-семь по вертикали.
-Из башни нужно воинов звать, — перепугано пискнула Эллилон. — Хозяин нас прибьет.
Обе женщины бестолково толклись на узкой тропе, временами призывая девчонку вернуться. Неубедительно призывали.
"Если кто-нибудь из моих собственных сопляков вздумает этакий фокус выкинуть, — до совершеннолетия будет в степных равнинах жить. На цепочке, как тот баклан трахнутый", — подумала Катрин, подворачивая подол платья.
-С ума сошла! — завопила Клоринда, пытаясь ухватить северянку за загорелую ногу. — Обе разобьетесь!
Ногу Катрин без труда высвободила, полезла дальше. Двигаться, в общем-то, было не трудно, — расщелины удобные. Мешал неловко подвернутый подол и сквозняк снизу. Оставалось надеяться, что под скалой зрителей будет минимум.
Тренировалась Катрин давненько, но беглянке состязаться со спортивной взрослой женщиной было все-таки рановато. Рата оглянулась, попыталась прибавить хода, но Катрин уже ухватила ее за лодыжку.
-Осторожней, альпинистка, — Катрин держала крепко. Теперь если сорвется соплячка, морду покарябает, но жива останется. Вот только вниз лучше обеим не смотреть, — высоковато. На Ореха, как на реаниматолога надежда слабая.
Здесь, на скале, дул ощутимый ветерок с моря. Катрин слышала всхлипывания Рататоск. Похоже, девчонке, наконец, стало страшно.
Наверху захлопали крылья, каркнул-курлыкнул какой-то гордо парящий над бухтой любитель рыбки.
-Эй, Рата, это не твой крикун?
-Мой на цепи. И не смей называть меня Ратой, — пробормотала девчонка и шмыгнула носом.
-Ладно, пошли к твоему птицу. Спускаемся.
-Как? Ты меня за ногу держишь.
-Сейчас поднимусь, гляну, что с твоего места видно, и поползем вниз.
Катрин, не отпуская девчонку, поднялась чуть выше.
Рататоск всхлипывала, цепляясь за скалу. Платье на животе лопнуло.
-Высморкайся и полезли...
Снизу не вовремя и непонятно закричала Клоринда.
Спускаться было куда сложнее. Приходилось придерживать девчонку, и искать ощупью расщелины. Катрин кляла себя за то, что не догадалась захватить для страховки хотя бы ремень.
-Знаешь, держись-ка ты за меня сама.