========== Договор ==========
День 6. Договор, яд.
— Почему ты спрашиваешь обо мне?
Виктория присела на высокий барный стул рядом с незнакомцем. Кажется, его звали Говард. Он держал небольшое кафе, ютившееся между модным книжным магазином и яркой витриной кондитерской.
А ещё гонял, как сам чёрт, на байке, гадал по ладони и звался местным чудиком в ближайших районах. Правда, сейчас он выглядел весьма обычно. Джинсы, свитер, в ногах небольшой рюкзак с множеством каких-то подвесок.
Виктория не верила глупым слухам, только в кафе регулярно покупала свежие круассаны по дороге в художественную мастерскую.
Говард неторопливо отпил виски. Стукнули кубики льда, едва не касаясь его губ. Он наверняка ощущал её нетерпение, но только молчал. А странный ответ ничего не прояснил.
— На тебе порча.
— Чушь какая-то! Я не верю ни в какую чертовщину.
— Твоё дело. Я лишь спросил пару знакомых, не нужна ли тебе помощь.
Виктория фыркнула и потянула через соломинку яркую текилу санрайз. Когда за дверью уютного и тёплого бара сыроватая осень с тёмными листьями в лужах, ей хотелось немного солнца — пусть и в стакане.
Хотя осень она любила.
Говард явно не собирался продолжать разговор, так что она взяла дело в свои руки.
— Ну, допустим. Как ты выяснил?
Он повернулся к ней, сама уверенность и расслабленность. Одна рука на стойке бара со стаканом виски, другую он протянул к ней и едва не коснулся щеки. Виктория ощутила въевшийся запах табака.
— Твоя линия жизни отравлена, ты таешь. Кто-то умер недавно?
Виктория хотела было возмутиться, но к собственному удивлению ответила.
— Родители. Полгода назад. Автокатастрофа.
— Сожалею, — в голосе никакого намёка на теплоту или искренность.
Говард вернулся к своему виски, такой же задумчивый и тихий. Казалось, его спокойствие мало что может поколебать. А вот Виктория теперь ощущала себя разбитой внутри на тысячи осколков. Воспоминания по новой накатили и утянули в тот ночной кошмар.
Ей казалось, она стала забывать лица родителей, и теперь куда чаще смотрела на телефон, ожидая ничего не значащего звонка от мамы или сообщения с радостью, что она купила отцу в подарок на Рождество. Дни были терпимы. Ночью приходили кошмары.
Захотелось не солнца, а чего-то тёмного и глубокого. И покрепче. Виктория судорожно вздохнула и пододвинула к себе чуть засаленное меню на плотной бумаге, только буквы размывались от слёз. Говард протянул свой стакан, в который щедро плеснул ещё виски из бутылки рядом — то ли был знаком с барменом, то ли надеялся на долгий вечер.
— Держи. Тебе это нужно. Порча, кстати, ерундовая, но съест тебя быстро. Я могу снять.
— Дешёвый приём подката.
— Как знаешь. Но будет жаль, если теперь у меня утром будут покупать на один круассан меньше.
Кажется, он улыбнулся. Так, чуть криво. Дёрнул уголками губ едва заметным намёком. Виктория, закрыв глаза, выпила всё без остатка и только тогда прошептала:
— Договорились. Всё равно легче не станет.
Говард искренне любил свою более-менее просторную квартиру с видом на реку. Просторной она, конечно, была с точки зрения Лондона, но куда лучше каморки колледжа. Ещё тогда он понял, что теснота — это не про него. Тогда приходилось делить одну комнату на двоих. Нет, с соседом ему повезло, а вот с количеством шкафов и ящиков не очень. К тому же, где-то надо было хранить травы и амулеты, доставшиеся от дяди, и они были разбросаны по всему помещению, на что временами ругался сосед, ставший потом верным другом.
Дядя всегда говорил, что однажды Говард поймёт, зачем они нужны.
И он понял — в день смерти лучшего друга, чей призрак маялся среди ничего не подозревающих людей, пожирая их жизненные силы. Тогда Говард сел за изучение дневников и заметок дяди и долгое время изучал всё, что досталось в наследство.
То же самое теперь происходило с Викторией, только её съедала собственная печаль. Или следы горя, тянущиеся с похорон. И дар щекотал ладони и запястья, а неприятное жжение холодка от порчи проняло до позвонков.
Она всё-таки пришла. Смущённая и немного испуганная. Но Говард видел вокруг неё чёрную дымку, забирающую силы. Видимо, она шла под дождём — влажная сеточка капель покрывала светлые волосы.
Говард заварил чай и задал несколько общих вопросов, чтобы она расслабилась и привыкла к обстановке. Ничего зловещего или колдовского — но в новом месте люди всегда ощущают себя неуютно, и им нужно время на освоение.
Когда они допили вторую чашку, Говард приглушил свет, зажёг пару свечей на низком столике. Бросил в миску пучок шалфея и поджёг спичкой, пропуская через себя травянистый дым.
— И что теперь? — нетерпеливо спросила Виктория, но в глазах мелькнул страх.
— Тише, пожалуйста.
Говард всматривался в неё, а потом стал водить медленно в воздухе тем самым пучком. Он мягко по кругу двигался вокруг Виктории, прогоняя дымом прилипшие серые сгустки печали и боли. Те неохотно соскальзывали на пол невидимым пеплом. У него закружилась голова, но вскоре вокруг Виктории ничего не осталось. Говард пальцами затушил травы и быстро задул свечи.
— Вот и всё.
— Я должна чувствовать себя лучше?
— Я не психотерапевт. Просто немного очищения. Но со временем — да. У тебя теперь его достаточно, целая жизнь.
Он предложил ещё чашку чая, Виктория поколебалась, но всё-таки отказалась, сонно зевая. Ей сейчас явно требовался отдых.
Говард смёл веником липкие остатки порчи и выкинул в мусор. Уселся прямо на барную стойку, отделявшую закуток спальни от кухни. Закурил уже сигарету и долго всматривался в осень за окном.
К сожалению, его проклятие было куда сильнее. Говард пил чай, который пах снами, и ждал ночи. Сняв порчу с Виктории, он принял её на себя. И знал — сегодня будет откат. Хорошо бы обошлось без кровотечения, а то опять ковёр чистить.
По окнам шелестел дождь. И в его шорохах шептались заблудшие души.
========== Кукла ==========
Комментарий к Кукла
Осенний челлендж.
День 7, посетитель, кукла.
Посетитель Говарду не нравился. И дело было не в поношенной одежде или так и не тронутой единственной чашке кофе с пяти часов вечера, а в тяжёлой походке, в том, как он вздрагивал от хлопка двери или других громких звуков.
Говард знал — это к нему.
Он привык к гостям поздними вечерами, которые никак не набирались смелости при свете дня открыть свои тайны. Словно стеснялись, что верят в колдовство.
Перевернув табличку на «закрыто», Говард с чашкой крепкого чая с мятой сам сел перед гостем, тут же напрягшимся. По крайней мере, сильнее сжал пальцами свою давно остывшую кружку и придвинул её ближе к себе. Говард начал первым:
— Чем могу помочь?
— Говорят, вы снимаете проклятия.
— Говорят.
— И…. ну, беретёсь за всякое.
Говард приподнял брови, призывая к более внятному продолжению. В конце концов, у него были планы на эту ночь.
— А с этим вы можете что-то сделать? Мне сказали, эта вещь проклята. Как по мне, ничего такого.
Мужчина долго кряхтел и копался в потёртом походном рюкзаке, который явно видал много бездорожья, камней и дождливых дней. Выцветший, в пятнах, он весьма шёл его владельцу.
А потом Говард увидел, наверное, одну из прекрасных кукол за свою жизнь. В ней не было ни зловещности, присущей старым потрепанным куклам с потрескавшимися фарфоровыми лицами, ни кукольной искусственности.
Она казалась живой — но лишь казалась. Оставалось ощущение, что это всего лишь кукла. Хрупкая, с персиковой кожей, печальным лицом и пепельными кудрями. Простое серое платье ей… шло, если это вообще применимо к кукле.
Но Говарду совсем не хотелось к ней прикасаться.
А потом гость повернул куклу к нему, и она… моргнула. Но Говарда испугало не это, а сами глаза, полные невыразимой тоски. Они светились зеленоватым светом и хранили в себе все бездонные омуты, все трясины и глубокие чащи леса.
Он ощутил, как его утягивает в бездонную пропасть. В пустоту, в которой нет ничего — ни звуков, ни запахов, ни даже самой тишины.
В ледяную бездну.
— Эй, вы в порядке? С ней правда что-то не то?
Говард сглотнул и хлебнул ледяного чая, горького и мерзкого на вкус.
— Сожгите её, — искренне посоветовал он.
— А других способов нет? — мужчина смотрел разочарованно и как-то… с подозрением.
Но Говард отлично знал свои возможности. С таким проклятием ему не совладать. В кукле жило нечто… и это надо было скорее уничтожить. Спалить ко всем чертям.
— Нет. Она проклята.
— И вы туда же, — раздраженно зашипел гость. — Сжечь! Где вы ещё такую красоту найдёте? Она же… как живая. Такая красивая. Такая нежная.
Мужчина прижал куклу к груди, и Говард со всей стойкостью наблюдал, как цепкие крохотные пальчики вцепились в грубую ткань свитера. А в глазах гостя плясал дикий огонёк безумия.
Кукла уже завладела его душой.
— Я никому не дам её уничтожить!
С грохотом отодвинулся стул, гость схватил рюкзак и стремительно направился к выходу. Его кофе пах тиной, а из-под донышка выполз мелкий жучок. Говард от души придавил его собственной чашкой.
А потом всю ночь окуривал кафе так, что утром посетители даже принюхивались и уточняли, не было ли ночью пожара.
Через пару дней Говард прочёл в газете о каком-то несчастном, которого нашли мёртвым в подворотне. Явное самоубийство — вскрытые вены, много крови, документов нет. Никому не известный бродяга.
Внимание полиции привлекла изящная и красивая кукла, которую он крепко прижимал к себе.
Говард долго смотрел на зернистую чёрно-белую фотографию. Кукла улыбалась.
Если бы дядя был жив… Говард с досадой стукнул чашкой об стол.
В следующий раз он не будет советовать. Пусть его посчитают сумасшедшим, но он хоть в собственном кафе устроит пожар!
Ну, а пока…. кукла хранилась в Новом Скотленд-Ярде среди прочих улик.
И Говард даже шепнул всем духам и призракам, в которые верил, чтобы никто не вздумал её оттуда забрать домой.
В конце концов, кукла и правда была красивой.
========== Морские призраки ==========
«Я в беде, Кингсдаун, побережье Английского канала».
Говард с раздражением смял письмо и выкинул в мусор. Потом всё-таки достал простой белый лист и сам конверт.
Ни обратного адреса, ни подписи. Он никогда этого не понимал — в век технологий, мессенджеров и интернета Ричард временами отправлял бумажные послания с короткими заметками.
Вполне в его духе — дать о себе знать вот так, без предисловий и объяснений. Но явно что-то и правда срочное, брат никогда не дёргал по пустякам. В конце концов, они оба были связаны с чем-то потусторонним. И пока Говард тихо оставлял в газетах скромные объявления об услугах разного толка, Ричард искал приключений по всей Европе.
Сейчас он просил о помощи — а такое случалось крайне редко.
Недолго думая, Говард собрал рюкзак с самым необходимым и рванул в сторону побережья.
К каналу он добрался уже в темноте и остановил байк на дороге между уютными домиками, где в окнах светились огни. Тихое и уютное место, немного пустынное, когда нет наплыва туристов.
Сейчас здесь только галечный пляж, скалы и шорох прибоя.
Говард не доверял морю — именно в нём утонули его родители. И сейчас он шагал среди каменных глыб, искристо-белых ясным днём.
Сейчас это были, скорее, притаившиеся монстры. Море стучало в голове, от солёного ветра хотелось держаться подальше, но Говард шёл вперёд, отчаявшись дозвониться до Ричарда — сети не было. А в письме только одна подсказка — «я буду у моря».
Говард наконец остановился и огляделся вокруг, не зная, что делать дальше. Мрачные воды канала набегали и убегали с пляжа.
— Ричард?
Хрипло и как-то… неуверенно. Конечно, ответом была тишина между шумом прибоя. Говард сел прямо на холодную гальку в размышлениях, что же дальше. Может, он вообще совершил ошибку? Не стоило приезжать?
А потом он увидел их. Зеленоватых утопленников, которые выныривали из воды и тут же погружались обратно. Обезображенные тела, покрытые водорослями и тиной, выпученные глаза и распухшие руки.
Говард вскочил и вгляделся в них. С утопленниками ему не хватало сил ни на какую магию. Каждый раз он боялся увидеть среди них своих родителей, узнать среди обезображенных фигур тех, кого потерял в шторме много лет назад.
А с Ричарда сталось бы ввязаться в изгнание их с прибрежной полосы — в конце концов, они легко могут перевернуть чью-нибудь лодку или даже заманить в воду случайного прохожего на пляже.
Вот только Говард не знал, что с ними делать. Как прогнать? И где Ричард?
Морские призраки шевелились в воде и тянули какую-то скрипучую мелодию.
— Знаешь, — как-то сказал Ричард перед очередной поездкой, — всем нам надо возвращаться в место, где хорошо. А кто-то просто не знает, куда.
— Ты про людей?
— Я про любые души. И никто не хочет быть забытым. Вот и застревают где-то тут, маются, бедняги.
Говард смотрел в утопленников. И вдруг мелькнула где-то в ночи лодчонка с тусклым фонарём и звуком мотора. Недалеко от берега. Огонь лампы вспыхивал и гас, как маячок.
— Только не говори, что мне надо лезть в море, — проворчал Говард.
К этому он был не готов.
С ругательствами и проклятиями Говард поковырялся с фонарём для свечи и вставил туда специальную — с солью и сухими травами и каплями разного масла.
Зажёг, снял ботинки и закатал штанины.
Море пахло рыбой и водорослями. Говард, содрогнувшись, шагнул в ледяную воду, размахивая вокруг себя светом и пламенем. Утопленники колыхались совсем близко, едва не касаясь стылыми руками его лодыжек. Лодчонка с тявканьем мотора стала приближаться.
Говард, сглотнув, зашёл поглубже, обещая себе, что больше никогда не ввяжется в авантюры Ричарда. Какого чёрта он вообще полез в море?
Лодчонка всё-таки оказалась брата. Худощавый, в куртке для парусного спорта и заросший бородой, он выглядел как после долгой болезни. Проплыл среди утопленников и едва не рухнул прямо на песок, выпрыгнув из лодки.
— Ну, и какого чёрта, а?
Зло бросил Говард, подавая руку. Он сам продрог и мечтал о крепком чае.
— Сторожу берег, — буркнул Ричард. — Но как же я рад тебя видеть! Заплыл далеко, а эти… твари поганые не выпускали.
— Как ты умудрился письмо отправить?
— Какое письмо?
Говард уже протягивал припасенную флягу с виски.
— Что ты в беде.
— Я ничего не отправлял. Разве что… наверное, хозяйка домика, где я остановился. Я же сказал, что скоро вернусь, а в итоге дня три пропадал. Хорошо хоть с собой тёплые вещи были и еда.
До того самого домика они добрались уже под утро, замёрзшие и уставшие. Хозяйка, уже пожилая женщина с двумя косами, сонно открыла дверь и пустила внутрь, даже не удивившись новым гостям.
Правда, днём домик оказался совершенно пуст и словно… нежилым.
На следующий день Говард, преодолевая собственный страх, вместе с Ричардом, долго разгоняли утопленников с берега, отпускали их, даруя покой. И обоим показалось, что среди всех них мелькнула пожилая женщина с двумя седыми косами.
========== Послание ==========
Письмо пришло без обратного адреса.
И даже без заостренного почерка Ричарда, который какое-то время хмурой тенью болтался в квартире, а по ночам уходил гулять по самым тёмным улицам Лондона. Зато варил ароматно-пряный глинтвейн с лимонной горчинкой.
Правда, пару дней назад он проворчал, что от сырости Англии ломит кости и отправился куда-то к теплу. Говард даже удивился той лёгкой грусти, что осталась после отъезда двоюродного брата.
Ричард не был душой компанией, но с ним он не чувствовал себя так одиноко, как часто бывало после гибели родителей, а в снах не шумело солью и кошмарами холодное море.