Драгош!
Он заблудился. Не помнил себя, не ощущал.
Тьма и мрак, холод и привкус смерти топили в себе. Но сквозь них прорывались иные слова.
И в самой тёмной ночи ты увидишь свет. Свет тех огней, что приведут тебя домой.
Рука брата в твоей руке.
Он слышит каждый удар твоего сердца. Просто держись за жизнь.
Не ускользай.
Живи.
Сердце пропустило ещё один удар.
Его глаза закрылись — и сам Драгош весь обмяк и едва не рухнул лицом на чёрный бархат. Всё стихло.
Элен тяжело дышала, и тонкая струйка крови текла из носа.
Лунный свет уже не слепил, а комната возвращалась в привычный вид, правда, теперь тут был полный беспорядок.
— Стефан, отпусти. Что бы это ни было, оно ушло.
Только теперь он понял, с какой силой стискивал ладонь Элен и тут же разжал онемевшие пальцы. Едва не опрокинув стул, он подскочил к Драгошу, проверил пульс и дыхание, заглянул под закрытые веки.
Элен пересела в глубокое тёмно-зелёное кресло у камина с потухшими углями. Прозвонил колокольчик, и дверь почти тут же распахнулась, впуская перепуганную матушку и двух служанок.
Стефан не обращал внимания на суету вокруг и причитания матери Элен, пока осматривал Драгоша.
Это был всё ещё его брат, а не то жуткое создание из кошмаров, что предстало перед ними чуть раньше. Стефан бы сказал, что у него сильное истощение и слабость как после долгой и мучительной болезни.
— Давай переложим его на диван, — предложила Элен, кутаясь в поданную служанкой шаль из чёрной тонкой шерсти.
Когда всё более-менее утихло, а обморок Драгоша перешёл в крепкий сон, Стефан с Элен пили кофе в большой гостиной, уставшие и задумчивые.
— Хойя-Бачу? — полувопросительно произнесла Элен, разливая молоко из серебряного молочника по двум чашечкам.
Сейчас она предпочитала всё сделать сама, чтобы спокойно поговорить наедине. Стефан смотрел на пышный букет цветов на столе у широкого окна, за которым клубилась ночь.
Элен всегда любила живые цветы, Париж и старинные соборы.
Она каждый раз тосковала, когда не удавалось уехать в новое путешествие или хотя бы в Бухарест.
Стефан подумал, что общение с духами словно давало ей возможности путешествовать в иные места и времена, касаться отпечатков давно ушедших людей. Возможно, как и Драгош, который стеснялся своего чудачества и разговоров с призраками, а потому туманы рядом с поместьем были для него куда ближе долгих дорог.
Стефан думал о том, что сам он эгоистично бросал каждый раз брата наедине с призраками. Возможно, будь он чаще дома, Драгош не ринулся бы в глубины леса.
— Стефан?
Голос Элен вернул из блуждающих горьких мыслей в настоящее с крепким запахом кофе, простором светлой гостиной и шелестом платья кузины. Призраков сейчас рядом не было.
— Хойя-Бачу — лес, который славится мрачными легендами и историями. О нём говорят многое, оттуда редко возвращаются. Ступи под свод скрученных деревьев — и пропадёшь навек.
— Но Драгош пропал у кладбища Сигишоары…
— Возможно, пути призраков ведут не напрямик.
Элен закусила губу и нахмурилась. В тишине они пили кофе, каждый думал о своём. Стефан смотрел в окно, за которым снова начинался монотонный и мелкий дождь. Оба вздрогнули, когда от дверей послышался хриплый голос Драгоша:
— Я должен вернуться в Хойя-Бачу. Все беды оттуда.
И в этот миг он смотрел только на Стефана, чуть вскинув подбородок и сложив руки на груди.
Призрачный свет в глубине его зрачков немного мерцал.
========== Не поддавайся видениям ==========
Комментарий к Не поддавайся видениям
Музыка к части про лес: https://www.youtube.com/watch?v=8KdjGZtABv4
— Вы прибыли в очень мрачные места. Говорят, этот лес проклятый.
Тучный старик с густыми усами и бородой в видавшем виды сюртуке прошёлся по зале трактира, заложив одну руку за спину. В другой кубок с вином.
Снаружи небольшого каменного домика в ближайшей к Хойя-Бачу деревушке уже густел вечер. Внизу собрались немногочисленные постояльцы: пожилая дама в сопровождении то ли дочери, то ли сиделки, хрупкого юного создания, братья Антонеску с Элен и этот самый старик.
Усиленно делая вид, что погружена в чтение Библии, дама бросала в сторону обоих братьев подозрительные взгляды. Старик же разговорился со Стефаном об их планах, пришлось уклончиво отвечать, что дальше их дорога лежит через лес.
— И чем же он проклят? — подал голос Драгош из глубокого кресла у камина.
Он словно пытался впитать в себя всё тепло трескучего горячего пламени, кутался в свой необъятный шарф и пил терпкий грог, но в голосе скользнуло привычное любопытство.
Одним глотком осушив кубок, старик остановился у маленького окошка и посмотрел на тихую улочку, вглядываясь в сумерки.
— Там пропадают люди. Заходят в лес… и не выходят обратно. Никогда.
— Какой ужас! — воскликнула дама, осеняя себя крестом и бормоча молитву.
Девушка рядом в блёклом сером платье явно выглядела чуть более заинтересованной.
— Это ещё что! — живо обернулся старик, довольный вниманием к своим рассказам. — Хуже, когда с ума сходят. Помню, пару лет назад был случай. Паренёк забежал за отбившейся овцой, а вернулся спустя неделю. Весь седой, трясущийся от ужаса и совершенно безумный.
Занятый записями в дневнике, Стефан слушал такие байки вполуха под скрип пера по бумаге.
Путевые заметки помогали успокоить мысли, сосредоточиться и подумать о том, что делать дальше.
Дорога заняла куда больше времени, чем они думали. Последние два дня лил дождь, как из ведра, все дороги превратились в жидкую грязь, в которых вязли тяжёлые кареты, а иногда и лошади.
Из всей их компании ругался только Симон. Драгош отчаянно пытался вспомнить, что же толкнуло его тогда в Хойя-Бачу, какая история или открытие. Элен же сносила дорожные тяготы, как ни в чём не бывало.
Стефан давно с ней не виделся, и в те часы, когда не приходилось мёрзнуть в грязи на стылом мартовском ветру, он с удовольствием беседовал с кузиной.
Сейчас это была их последняя остановка, дальше только на лошадях. Ни один кучер, даже Симон, не соглашался везти их под своды деревьев проклятого леса, о котором ходило столько тайн и легенд.
Ещё днём, когда они добрались до мрачного каменного домика, оплетенного красноватым плющом, Элен сказала, что дальше не поедет.
— Я не уверен, что оставлять тебя здесь одну достаточно безопасно, — разумно заметил Стефан, оглядывая сомнительное полутёмное заведение с огарками свечей на простых деревянных столах.
Хотя всё выглядело опрятно и аккуратно, а немолодая уже хозяйка с морщинками в уголках глаз и доброй улыбкой подала прекрасный обед.
— Чушь! Я вполне могу о себе позаботиться.
— Но я не понимаю, почему ты хотела ехать с нами?
Тогда он почувствовал себя едва ли не идиотом под прямым взглядом Элен.
— Вы должны разобраться с этим одни. Это только ваше дело. Лес меня может просто не принять или растворить. Но я зажгу огни, чтобы вы нашли дорогу назад.
— Мы увидим их издалека, — кивнул до того молчавший Драгош, вяло ковыряясь вилкой в тушеной свинине. — Только не меньше трёх. А лучше семь.
— Конечно.
Стефан недоуменно посмотрел на обоих, явно теряя нить беседы. К тому же, за всю поездку брат говорил так мало, что каждая фраза казалась удивительным событием.
Элен, прекрасная даже в тёмно-синем дорожном платье, улыбнулась Драгошу и, как показалось Стефану, едва заметно подмигнула.
Тем же вечером он по заведенной традиции осмотрел Драгоша. Брат всё ещё был слаб, а сердце пропускало удары всё чаще и чаще. Барахлило, как испорченный механизм часов.
А то, что появилось тогда на сеансе у Элен, тщательно пряталось внутри.
Но чем ближе лес Хойя-Бачу, тем беспокойнее и нервознее становился Драгош. На вынужденных остановках часто отходил подальше от кареты и вглядывался в нечто, видимое только ему.
Однажды вечером посреди туманного и зыбкого нигде и на очередном постоялом дворе, Драгош признался, что голоса слишком назойливые.
— Они тянут куда-то, — шепнул он, когда оба пытались уснуть, ворочаясь на жёстких матрасах под шорох дождя за стенами дома. — А их истории… совсем не чёткие. Я не могу почувствовать ни одну из них.
— А как твои воспоминания?
— Иногда мне кажется, что их воруют призраки, чтобы почувствовать себя более живыми.
Стефану определенно не нравился лес Хойя-Бачу, о котором до этого он только слышал сплошные небылицы.
Постоялые дворы на их долгом пути не оказались исключением.
Стоило кому-то прознать, что компания из трёх молодых людей направляется в места, окутанные кровавыми историями, в самое сердце Трансильвании, как сразу начинались охи, вздохи и напутствия.
Кто-то говорил про осиновые колья, другие про святую воду и обязательно нательный крест. Но ни одного проверенного метода, конечно. Люди или возвращались в полном порядке, или не спасали никакие молитвы и обереги.
Закончив с дневником, Стефан закрыл его, задержав пальцы на мягкой коже обложки и прислушиваясь к стуку сердца брата. Медленному и неохотному, но живому.
За эти несколько дней призраки мало беспокоили их обоих. Возможно, здесь их и нет. Или все прячутся в глубинах леса и местных кладбищах.
Тем страннее прозвучал возглас Драгоша:
— Не садитесь в это кресло!
Хрупкая девушка тут же замерла, схватившись руками за мягкую и слегка вытертую спинку. Повисла напряженная и гулкая тишина, а все взоры устремились на странного молодого человека, подавшегося сейчас вперёд.
— О, позвольте узнать, почему?
— Оно занято старухой, которая замёрзла много лет назад лютой зимой. И теперь постоянно греется у огня.
Изящно поднявшись с диванчика в углу, где она читала книгу, Элен привлекла внимание на себя:
— Мой кузен всего лишь шутит. Такие развлечения популярны среди наших знакомых, к тому же, мы ведь и правда направляемся в таинственный Хойя-Бачу. Впрочем, почему бы не устроить вечер историй о призраках?
Стефан заметил, как дёрнулся от этих слов Драгош, крепче сжав деревянную кружку с грогом. Дама строго позвала к себе свою спутницу, скользнувшую к ней спугнутым олененком. Старик тут же припомнил какой-то случай с проклятым портретом и обязательной историей про его жертвы.
Правда, вскоре все разморились от подогретого вина, горячих обсуждений про правдивость таких историй и позднего времени. Даже Элен поднялась к себе, пожелав братьям спокойной ночи перед долгой дорогой.
Оставшись наедине с Драгошем, Стефан подошёл к нему и положил руку на плечо, передавая свою уверенность в нём.
— Драгош, я знаю, что это не шутки. Я верю. И Элен тоже.
— Всё в порядке.
— Нет. Я знаю, что нет. Просто многие другие не поверят, даже если сунуть им призрака прямо под нос.
— Там и правда сидела старуха. И ей было очень холодно. Я бы предложил ей свой шарф, но она быстро исчезла.
Стефан ни на секунду не усомнился в словах брата. Однажды тот притащил на кладбище скрипку и совершенно отвратительно сыграл для какой-то заблудшей души, чтобы та обрела покой.
К сожалению, куда чаще призраки требовали чего-то более… кровавого.
А ещё Стефан помнил, как в детстве к ним в гости приезжали друзья родителей, кажется, отец даже вёл с ними дела. Тогда оба брата обрадовались компании пухлого светловолосого мальчика, так похожего на херувима (так сказала матушка).
Тогда Драгош тоже увидел какую-то мутную фигуру в старом зеркале в гостиной и тут же рассказал Стефану.
Мальчик-херувим рассмеялся на такую глупость и со всей прямотой заявил, что Драгош — или фантазёр, или безумец.
Стефан тогда узнал, что костяшки пальцев болят, если ими ударить кого-то в нос.
Для вида огорченный поведением сыновей отец даже провёл небольшую лекцию о мирных путях разрешения конфликтов, во время которой Драгош прятал улыбку за изучением носков ботинок. Стефан сдержанно молчал, бросая предупреждающие взгляды в сторону мальчика-херувима.
Но стоило гостям покинуть гостиную на прогулку по саду, как мама обронила, что нет ничего страшнее предрассудков и ограниченности сознания. Зеркало она велела убрать на чердак и занавесить тканью. На всякий случай. А про мальчика потом говорили, что он жаловался, что по ночам ему чудится что-то в окне. Драгош ухмылялся при этих словах.
— Знаешь, не все призраки вредят, — Драгош поднялся из кресла, с благодарностью опираясь на брата. Поморщился и потёр рукой грудину от неприятной боли. — А другие просто не знают, как сказать, чего хотят. Они забывают, как это — быть живым. Быть человеком.
— Но ты же не призрак.
— Я забываю. Куда больше, чем ты думаешь. Вчера утром я не смог вспомнить, как тебя зовут. Помнил, что «ст…». И всё.
Стефану показалось, что потолок стал ниже, а вся комната сжалась до них двоих. До тёмного взгляда, серьёзного и понимающего. Он не представлял свой мир без брата, это просто не укладывалось в голове.
Хойя-Бачу — уже завтра они будут там. И Стефан знал, что обнажит себя до самой души, если понадобится справиться с чем-то внутри брата.
— Почему ты не сказал?
— А разве с этим что-то можно сделать?
— Мне это важно, Драгош! Важно знать, что с тобой происходит! Я не готов тебя потерять.
Стефан схватил кочергу и резко поворошил тлеющие угли в камине. Яркие искры посыпались на мягкий ковёр и тут же гасли.
Возможно, также тухнут души. Погасшие фитильки свечей с дымчатым следом, тающим в воздухе тонкой струйкой.
— Смотри, я передумаю и стану призраком. Буду приходить к тебе по вечерам и рассказывать байки.
— Не смешно, знаешь ли.
— Тогда страшные байки!
Стефан обернулся на улыбающегося брата. Наверное, именно в тот момент он понял, что для Драгоша не так страшен сам переход за грань. В конце концов, он чувствовал энергетику смерти едва ли не с самого детства.
И чем дальше, тем больше становился похож на призрака.
— Я сыграю тебе на скрипке в таком случае, — пробурчал Стефан, вспоминая тот случай на кладбище и жуткую пронзительную мелодию из-за ограды.
— Эх, вот что надо было взять с собой в лес! Ладно, пойду спать. Выдвигаемся после завтрака.
Оставшись в полном одиночестве, Стефан уселся в пресловутое кресло и снова открыл свои записи о состоянии Драгоша для «клинической картины медицинского случая», как любил говорить старенький профессор в немецком институте.
Так вот — клиническая картина никак не выходила.
К тому же, его преследовало ощущение, что сам слабеет с каждым днём. То лёгкое головокружение, то вдруг накатившая слабость, то тошнота. Неприятный набор симптомов на пороге проклятого леса.
Всё равно не так страшно, как потеря памяти Драгоша.
Допив уже остывшее вино со специями, Стефан отправился спать.
Истошный крик ужаса разрезал ночь.
В одних штанах и распахнутой рубашке Стефан рванулся в узкий тёмный коридор, ощущая панику Драгоша, как липкие прикосновения по коже. Словно тоже была его частью.
Брат сидел на коленях на кровати, распахнутыми глазами глядя за маленькое мутное окошко. В руках дрожал огарок свечи с метущимся огоньком. Прежде, чем Стефан и выбежавшая из своей комнаты Элен успели что-то сделать, Драгош вскочил, заметался по комнате в поисках своей сумки.
Он рассыпал лихорадочными движениями крупную соль вдоль подоконника, вокруг кровати и у порога, не обращая никакого внимания на ошарашенных брата с кузиной.
Бормотал что-то себе под нос, и вряд ли в этих словах было хоть что-то от благочестивой молитвы. Стефан тихонько позвал его по имени, делая шаг вперёд, но Драгош замер, приложив палец к губам. И какая-то безумная улыбка скользнула по губам.
— Они чуют нас.
— О чём ты? — мягко спросила Элен, выступая вперёд. Она сама была, как призрак, в белой ночной рубашке с распущенными тёмными волосами.