Ты не можешь поверить своим глазам, так трудно сохранять контроль.
Одержимость может быть адом, от которого тебе не освободиться…
Голос солиста London after midnight звучал в унисон с её душой, которая маялась от накатившего ощущения безумия. Наверное, в тот момент Каролайн сделала первый шаг по тёмной дорожке к убийству Нормана — она решила, что ей не помешает старая добрая винтовка.
***
В окнах их квартиры горел свет. Каролайн посмотрела на время — всего восемь вечера, Норман никогда не приходил раньше девяти. Что её ждёт на этот раз?
Она выбрала лестницу вместо лифта, чтобы набраться смелости войти в квартиру, которую когда-то с такой любовью выбирала для них с Норманом. Даже с лестничной площадки было слышно, как внутри играет что-то ужасно громкое и шумное, с гроулингом и далеко не лучшим соло на гитаре. Каролайн закрыла глаза и задержалась рукой на холодном металле ручки, прежде чем открыть дверь.
Её оглушила музыка. Везде горел свет, каждая лампа и светильник были включены. Дом светился, будто новогодняя гирлянда. Каролайн осторожно прошла по коридору, заглядывая в гостиную и спальню и следуя за звуком музыки. Нормана она нашла на кухне, перед ним валялись две пустые бутылки из-под джина, сам он уснул прямо на столе, уложив голову на локоть. Волосы были влажными, будто он гулял под дождём, и вились на кончиках. Каролайн выключила музыку, бившую из встроенных в шкаф колонок, и села напротив мужа как была — в куртке и уличных ботинках, не зная, что ей делать. Никогда она не видела его в таком состоянии.
Норман вздрогнул и всхрапнул, перевалил голову на другую щёку. Во сне его лицо выглядело спокойным и безмятежным. Она вспоминала их прогулки по парку, как он достал ромашки посреди зимы, чтобы её порадовать, как они встречали своё первое Рождество. У него был талант её рассмешить — в любой ситуации — и придумать десятки вариантов решения проблемы — от самых фантастических до элементарных. Он ходил с ней на любые фильмы и покупал мороженое, когда она просила, даже если при этом кашляла от очередной простуды. Однажды Норман спросил, почему Каролайн влюбилась в него? Какую ниточку он протянул к её сердцу? Сначала она растерялась, не зная и сама. А потом рассказала.
“Когда у меня были проблемы, о которых знали только близкие друзья, ты не спросил, что случилось, увидев меня заплаканную, и не сочувствовал бесцельно. Ты отвёл меня ночью в парк, прихватив с собой дюжину китайских фонариков, бутылку вина и колючий плед. Ты раскладывал фонарики, бережно и аккуратно, а потом зажигал и отдавал мне, пока я топталась и куталась в плед. Дюжина огоньков — и все для меня, чтобы отправить желания к звёздам. И мы смотрели, как они растворяются в чернильном небе. Ты стал для меня дюжиной надежд и желаний”.
Каролайн вздохнула и поднялась. Надо было погасить свет. На кухне она оставила только лампу над плитой и начала обход. Потом включила какой-то мелодраматичный фильм, чтобы отвлечься, и иногда заглядывала на кухню. Норман по-прежнему спал, даже не вздрогнув от шума чайника. Она решила развесить его вещи, разбросанные по полу кухни. И когда она поднимала пальто и развешивала его, ей показалось, что слои грязи прилипли к подолу. Каролайн прибавила света… И замерла. Пальто было вывалено в грязи и вымазано кровью, которая уже высохла тяжёлой коркой. Пальцы задрожали. Каролайн стало по-настоящему страшно. На Нормане она не заметила ни единой царапины, так что же произошло? Чья кровь это может быть?
Она уже комкала пальто в первый попавшийся мешок из-под обуви, когда нащупала в кармане тяжесть телефона. Не колеблясь, Каролайн достала его и набрала пароль. На экране высветилось несколько сообщений: электронные письма рабочей почты, оповещения календаря, уведомления Facebook. И короткая смс от начальника: “Норман, китайцы тянут с контрактом. Завтра никаких отгулов, нужно обсудить проект”.
Каролайн убрала пальто в самый дальний шкаф и ушла в гостиную, в которой на экране мельтешили кадры счастливой парочки. Она закуталась в плед и уставилась в окно, крепко сжимая в руках телефон Нормана.
Было за полночь, когда Каролайн наконец решила поспать. Завтра она позвонит друзьям, тем, с кем она могла поделиться безумными подозрениями насчёт Нормана. Но сон не шёл. Стоило сесть за дом Памелы или закончить маленький проект по уютной студии для одной художницы, но мысли разбредались, голова гудела. В окно спальни было видно небо, мутное пятно луны и яркий город. Вдруг до неё донесся еле слышный шёпот.
— Каролайн…
Она вздрогнула и села на кровати. В спальне никого не было. Но что-то витало в воздухе, касалось волосков на коже, трепетало неуловимо. Ей казалось, тени около комода и стула складываются в очертания человека — до тех пор, пока она не моргнула.
— Спаси… — шёпот стал ещё тише, но Каролайн услышала. Потянулась к выключателю, но руку будто дёрнули за верёвку в сторону. — Нет… разбудишь… он спит…
— Кто? — Каролайн пошевелила пальцами — рука снова принадлежала ей. Тени стали гуще теперь у окна, а свет фонарей подсвечивал контуры всё той же фигуры оранжевым.
— Вода… зло… сожги…
— Норман? — неуверенно спросила она. — Это ты?
Но ей никто не ответил. Теперь спальня была пуста. Наваждение и шёпоты исчезли. Она зажмурилась, не в силах смотреть на мир вокруг. Ей было чертовски страшно. Хватит. Она поедет к родителям, перенесёт встречи в формат скайп конференций, в крайнем случае будет ездить на машине в город, только не быть здесь.
— Каролайн, — это прозвучало по-человечески живо. Она открыла глаза. В проёме двери стоял Норман, не сводя взгляда с её кружевной сорочки. — Я соскучился.
— У тебя всё в порядке? — Каролайн справилась с собой и осилила такой простой вопрос.
— Конечно.
— А джин?…
— У всех бывают тяжёлые дни.
— Ты спал на кухне. И все лампы горели, и музыка…
Она скорее почувствовала, чем увидела, как Норман пожал плечами. И он тут же оказался рядом — у подножья кровати, словно перетёк туда одним движением.
— Я же сказал, тяжёлый вечер. Сейчас я пришёл к тебе. К своей жене.
Каролайн вздрогнула оттого, как он это произнёс — тягуче и чувственно. Кровать скрипнула, когда Норман встал на неё коленями. Его пальцы неторопливо расстегивали пуговицы рубашки. Каролайн замерла. Что делать? Или другой вопрос — что сделает ей то, что живёт в её муже?
Он приблизился к ней, обдавая запахом воздуха после дождя. Провёл пальцами по стопам, заставляя её задержать дыхание и сжать пальцы ног.
— Каролайн, ты особенно красива ночью. Ты будоражишь одним своим запахом, — прошептал Норман, и она видела, как он улыбается ей.
Ей ничего не оставалось, как поддаться на эту игру. Она потянулась к нему, обвила его шею руками и коснулась губ лёгким поцелуем. Но этого ему явно было недостаточно: он впился в неё губами, будто желая исцеловать их до крови. Руки ласкали живот, заставляя её вздрагивать от каждого прикосновения, потом спустились на ягодицы, сжимая их и притягивая ближе к его бёдрам. Каролайн запрокинула голову назад, позволяя ему покрывать её шею поцелуями, пока она расстегивала наощупь его брюки и стягивала их вместе с бельём. Норман резко опрокинул её на спину, подтягивая ближе к себе и продолжая дразнить ласками. Пальцы сжали сосок, слегка потянув вверх. Она выгнулась под ним, прижимаясь к стоящему члену и ёрзая от желания.
— Не так быстро, — шепнул он.
Ей казалось, её ласкают сотни рук, и от каждого прикосновения хотелось кричать от желания. Она вздрагивала, забывая, где она и что происходит. Остались только ощущения. Как Норман кусает её за соски, как его палец скользит внутрь, вынуждая податься вверх бёдрами. И чьи-то губы, холодные и мёртвые, целуют её живот, как шершавый язык кружит вокруг пупка. А ещё чьи-то губы очерчивают поцелуями рёбра. Словно вокруг было несколько Норманов.
Каролайн умоляла его войти в неё, терзая его поцелуями и царапая ногтями спину. Она чувствовала, как их окутывает будто кокон шёлка, как её касаются лепестки лилий, чей запах впивается в ноздри. Наваждения преследовали даже здесь. Каролайн видела не свою спальню, но какую-то огромную комнату, ощущала холод шёлковых простыней, которых точно никогда не водилось у них дома. На коже словно выступали капли дождя - холодные и ласковые одновременно. Потолок стал таким высоким, что терялся в вышине. На мгновение она увидела не Нормана, но существо, чья кожа была ледяной, чьи глаза горели мертвым огнем, а лицо было уродливым до ужаса. И всё тут же пропало, остались только ласки Нормана.
Он вошёл в неё резко, не давая возможности даже вдохнуть и вжимая её в кровать. И пока его руки держали её в замке над головой, Каролайн могла поклясться, что чувствовала их же на своих бёдрах, на рёбрах, груди.
— Ты… моя… жена…
Норман вбивал в неё каждое слово, каждый свой вдох, не сводя обезумевшего взгляда с её лица. Он вышел из неё и перевернул на живот, подтягивая к себе бёдра и наматывая волосы на руку, заставляя изгибаться. Каролайн протяжно выдохнула, когда он снова вошёл — настойчиво и безоговорочно. Это была мука с наслаждением.
Он кончил раньше, замирая и вздрагивая, падая своим весом на неё. Каролайн почти заплакала, но Норман без единого слова вернул её на спину и спустился ниже. Каролайн сжала простынь руками и зашипела, когда он дотронулся языком до её клитора. Пара минут — и она выгнулась дугой от нахлынувшего оргазма.
Они лежали, переплётенные вместе, в полудрёме и тишине, и она слушала, как бьётся сердце Нормана — слишком медленно и еле слышно. Последнее, что она услышала, было короткое «спи», а потом темнота и покой.
========== -3- ==========
Комментарий к -3—
Mandragora scream - Illusionist
С Норманом они познакомились на какой-то вечеринке у друзей.
Каролайн вышла на тесный балкончик с пожарной лестницей за прохладным воздухом и тишиной. Голова кружилась от духоты, полусладкого вина и шумных разговоров.
Под металлической решёткой текла серая ночь, и скрип ступенек над головой заставил вздрогнуть, как и тёмный нависший силуэт в сизом дыму.
— Ты ведь Каролайн? — голос на удивление оказался не зловещим, а вполне приятным.
— А ты точно призрак!
Его смех разрушил иллюзию потусторонности. Каролайн облегченно выдохнула, улыбаясь на собственные глупые страхи и дурные предчувствия. Норман спустился ещё на пару ступенек, затушил сигарету о металл перил и протянул руку.
— Норман Марлоу. Хочешь забраться со мной повыше?
Каролайн посмотрела на него с подозрением. Взлохмаченный, закутанный в объёмный коричневый шарф, с чуть загадочной улыбкой. Кончики его пальцев пахли табаком, но он держал крепко. Подхватывал, стоило Каролайн слегка пошатнуться. Они забрались на самый верх пожарной лестницы для взгляда в ночное небо, затянутое тогда тучами.
— Это ничего, — пожал плечами Норман и стал чертить пальцем на небе созвездия, которых не было видно. — Они же всё равно там есть. Закрой глаза и представь.
Каролайн казалось тогда какой-то ерундой, что она с едва знакомым мужчиной смотрит в тучи Сиэтла.
Норман просто шагнул в её жизнь. Едва навязчиво и осторожно, как путник, который вернулся после долгого пути в знакомые места, где всё по-другому. У него за спиной были тяжёлые отношения, которые вымотали всё сердце, юридическая фирма и ящик с какой-то рассадой.
У Каролайн — далёкое эхо шепотков духов по осени, первый самостоятельный проект и память о том, как шарахались мужчины, когда она вскрикивала по ночам от странных кошмаров с заброшенными древними замками, в которых ветер треплет обветшалые гобелены, а лунный свет заливает каменные руины этажей.
Их роман начался плавно в осенних днях с запахом сухих листьев, подогретым вином со специями и тягучими дождями октября. Норман чертил тонкими пальцами созвездия на её теле, шептал обещания, что не даст никаким кошмарам забрать её у него, а по утрам успевал сварить кофе для жены, которая трудилась над проектами по ночам.
Спустя шесть лет осень решила забрать Нормана обратно, как дань за всё тепло и счастье, которое у них было.
***
Сиэтл всегда называли городом дождя и кофе.
И Каролайн до последнего времени любила и мутную влажную дымку за окнами, и картонные стаканчики с вкусным кофе из Старбакса, когда-то основанного именно здесь.
А теперь дождь пугал её.
Им полнились сны и видения, сырость от него пробиралась каждый вечер в спальню, а в перестуке капель пряталась тревога.
И чем ближе крался конец октября, тем безумней казался Норман, включавший везде свет и воду. Электрические огни и вечный шум. Каролайн прятала страх и размышляла, что делать.
К сожалению, на полках книжных магазинов не продаётся пособие «Как убить собственного мужа».
Мысль о винтовке Каролайн отбросила как никчёмную и совсем не разумную, и вместо этого несколько часов провела за изучением изгнания зла.
Ей казалось, что те, кто предлагает обратиться с молитвой к Богу и помахать в воздухе свечой перед недоуменным клиентом, не сталкивался с настоящим злом.
После той ночи Каролайн ощущала себя разбитой, мышцы ныли, как будто целый день таскала кирпичи в тяжёлых мешках. Покрасневшая на бёдрах и животе кожа от его неистовых прикосновений и поцелуев неприятно зудела, губы потрескались, и всё время хотелось пить.
Более того, она стала ощущать себя подавленной, слабой. Истончившейся и даже словно прозрачной подобно первой корке льда на осенних лужах. Вместо снов — хмурое забытье и медленные картины в голове.
О пустых холодных комнатах, о бесконечном беззвучном дожде за узкими окнами в каменных стенах, об осыпающихся в прах увядших серых лилиях.
И еле слышный голос на границе яви и иллюзий — «спаси, сожги».
Сердце Каролайн металось стонущей птицей в груди, сжималось от отчаяния и страха.
Как, чёрт дери, сжечь воду, которой вокруг неё становилось всё больше?
Как освободить Нормана, если это вообще возможно?
И всё-таки она чувствовала — ещё немного, и она шагнёт за неведомую грань разума. Потому что в те моменты, когда она оказывалась под гипнотическим влиянием поселившегося зла в теле Нормана, что-то внутри неё самой тянулось к этому, раскрывалось бутонами тьмы в душе и поддавалось ласкам ледяных рук. Не было той Каролайн, которая беседовала с клиентами о цвете обоев и форме люстр.
Всё от дурного влияния подступающего дыхания осени и смытых границ между мирами. Возможно, просто с тёмной осенью приходит и тягучий мрак души, обволакивающий до сладостной истомы. Он заставляет вскрывать сундуки внутри и тревожит мысли.
Каролайн снова ощутила, как проваливается в зыбкую реальность, когда застыла перед витриной магазина с кухонными ножами, и в стекле отражались позади мутные силуэты с вытянутыми конечностями, в обветшалой одежде и истлевшем кружеве.
Им самое место в тех пустых комнатах.
Где-то взвизгнула сигнализация машины, и Каролайн зашагала вниз по улице в сторону осеннего притихшего парка. Ей надо было собраться с мыслями, подумать и решить — на что она готова пойти, чтобы спасти если не Нормана, то хотя бы себя?
Сидя на деревянной и сырой от бесконечных дождей Сиэтла лавочке перед прудом, Каролайн не стыдилась горячих слёз, пока перебирала воспоминаниями их годы с Норманом. Она промокнула их перчаткой — и они быстро впитались в тонкую коричневую шерсть.
Под мелкой моросью, наедине с тихой гладью воды и прибитой к брусчатке мокрой листвой, она отпускала от себя подёрнутую дождём и гниением любовь к Норману.
До Самайна оставалось несколько дней.
И интуиция Каролайн вопила о том, что ей надо успеть до ночи, когда открываются холмы, а мертвецы выходят в мир людей. До неверного света луны и дорог, что уведут к диким кострам в пожухлые поля.
Даже яркий свет и грохот мегаполиса не могли заглушить ощущения прикосновения к другой стороне мира.
Норман то казался настолько прежним, что все домыслы становились чушью, то окутывал холодом, прикусывал до крови губы в темноте между ними, плывущей сотней прикосновений. Каролайн едва не сходила с ума — ей казалось, всё двоится.
Сам её мир раскололся на два — в одном была работа, говорливая Памела с меняющимся по сто раз на дню мнением о цвете паркета, разговоры с мамой о новинках кино, воскресных купонах и здоровье отца и свет ярких вывесок.
В другом — бесконечный дождь, засохшая кровь на рубашке Нормана, зуд на расцарапанных бёдрах и повторяющиеся видения.