— Эта была изумительная поездка. Жаль, я не успела к похоронам, но как назло все билеты раскупили. Как всё прошло?
Себастьян прекрасно понимал, что она спрашивает не о самих похоронах, а о матери и дяде. Дело всегда в семье. Особенно в случае всех Альбу.
— Терпимо.
— Бенджамина не было?
— Нет.
Себастьян отвечал слишком коротко и глухо. Его тёмные волосы растрепались после шлема, а куртка была плотно застёгнута, словно он уже собирался уходить. Мируна знала, что в такие моменты мучить его расспросами бесполезно. Но она чувствовала, что его беспокоит что-то ещё. Он смотрел куда-то за её плечо и барабанил пальцами по столешнице из тёмного дерева.
— Он наверняка…
— Он не отвечает мне.
— О.
— Молчит с утра. Сначала хоть просто гудки, а теперь вообще недоступен. В баре нет, здесь тоже.
В его словах слышалась горечь. Между братьями всегда существовала некая связь, в которую Мируна никогда не лезла. Её природа для неё оставалась мутной и непознанной, но на каком-то едва ощутимом уровне они могли улавливать отголоски вибраций друг друга.
Она прекрасно помнила один из вечеров, когда они только начали встречаться. Тогда Себастьян встрепенулся и сказал, что нужен брату. Немедленно. Мируна испугалась за него — он метался по дому, как в клетке, названивал Бенджамину снова и снова. Тот не отвечал.
И они поехали ночными тёмными дорогами по городу сквозь свет фонарей. Себастьян стискивал пальцы на руле и молчал всю дорогу. Даже без привычной музыки, которая обычно вибрировала в салоне.
Бенджамин нашёлся у задней двери подвального клуба. Он цеплялся за кирпичные шершавые стены, ошалевший от какой-то дряни, смешанной с алкоголем. Телефон оказался разбит и выкинут в мусорку поблизости, сам он мёрз в тонкой футболке. Не помнил, как здесь очутился и что делал. С отчаянием кинулся к брату и хватался за него, шепча:
— Не уходи. Не оставляй меня одного.
— Я рядом. Всегда буду рядом.
Всю дорогу до дома он просидел на переднем сиденье, а его руки подрагивали, словно жаждали коснуться Себастьяна.
Наутро Бен снова был привычно весёлым и говорливым. Варил кофе и ничего не помнил о прошлой ночи. Мируна тогда узнала, что он время от времени страдает лунатизмом. Обычно всё ограничивалось прогулкой по квартире, но иногда Бенджамин терялся в тенях ночи, вёл себя, как обычный человек, вполне спокойно говорил с незнакомцами.
И не помнил наутро ничего из того, что было.
Мируна потом спросила у Себастьяна, как он понял, что с Беном что-то не то. Тот поднял брови в явном удивлении.
— Я не знаю. Правда. Но время от времени мы просто знаем, что нужны друг другу.
И сейчас Бен если и не был в беде, то точно не совсем в порядке. Иначе бы Себастьян не пил уже третью чашку кофе, принесенную от стойки, и даже не замечал этого. Набирал в очередной раз что-то в телефоне, наверняка рассылку друзьям и знакомым.
Себастьян умел бесшумно появляться.
Бенджамин так же исчезать. Сам того не замечая.
Мируна быстро допила кофе, убрала альбом с тканями в кожаный коричневый рюкзачок и взяла Себастьяна за руку, утягивая за собой к выходу.
— Поехали. Мы его обязательно найдём.
— Я на мотоцикле.
— Ничего страшного. Кто-то из нас потом доберётся своим ходом.
В конце концов, Мируна не могла быть спокойной, когда что-то тревожило Себастьяна.
Осень в Бухаресте текла запахом земли после дождя, дымом от подожженной листвы и чем-то смолистым. Она распускалась красным и оранжевым, путалась в шерсти свитеров и мягких шарфах. Прохлада и шорох листьев.
Себастьян знал, что Мируна любила ездить с ним.
В хорошие дни, когда воспоминания не резали до лёгкого безумия, она шутила, что сотрудники никогда не привыкнут, как их большой начальник приезжает к офису на байке. Себастьян для таких случаев специально сохранил найденную на просторах интернета картинку с двумя миллиардерами.
Простые джинсы и свитера, никакой вычурности. Мируна легонько и для вида обижалась, а потом снимала мерки для новых брюк с какими-нибудь косыми линиями или необычным покроем.
В плохие дни она подолгу молчала, без сил глядя на кусочки ткани с тёмными пятнами от тихих слёз. Тогда он тянул её за собой — к крепкому ветру и тишине дорог. Мируна прижималась к нему, льнула своей болью и всё равно рассыпалась в руках. В такие дни ему казалось, он не удержит её.
Себастьян никогда не выбирал смерть.
Только она снова и снова отнимала самых близких.
Первым стал отец, разбившийся в авиакатастрофе.
Второй — малышка Делиа, навсегда попранная смертью в три года.
Себастьян не помнил день похорон дочери. В памяти вспыхивали только мазки и кадры. И Бенджамин, неизменно рядом. Кажется, тогда он поселился у них в доме, взял на себя все хлопоты и ничего не спрашивал. В своей резкой манере отшивал непрошенных гостей с цветами и пустыми соболезнованиями. Даже Эйш Альбу, изысканно холодную и в горе.
Себастьян подхватил управление «Гвоздикой и костями» после гибели отца, как падающую монетку, и закрутил снова. Бенджамин вопреки всей своей отстраненности от семейного дела честно разбирался с делами под руководством дяди, когда не стало Делии.
Именно Бен шепнул однажды, что Себастьян на грани того, чтобы потерять ещё и Мируну, ставшую такой призрачной и тонкой.
Он чинил их, как мог, приглядывал за ними. Дал столько времени, сколько требовалось Себастьяну, чтобы вынырнуть из чёрной дыры скорби и отчаяния.
А потом Бенджамин вытащил Себастьяна в бар — именно туда, из дома, дальше от назойливых и живых воспоминаний о Делии — и выставил несколько бутылок водки.
— Пей.
— Не хочу.
— Никто, кроме тебя, не сможет справиться с болью внутри. С ней не справляются в одиночестве. Но ты не один. Мируна тянется к тебе, а ты сам не замечаешь, как закрываешься и отталкиваешь её. Раздели с ней горе. Ты не один, Себастьян. Помни об этом.
На следующий день Себастьян, придя в себя, осторожно предложил Мируне прокатиться по городу. И понял, что за всё это время он ни разу не видел её слёз — или они были слишком тихими и незаметными.
Или он сам ослеп.
И Мируна согласилась.
Они мчали от одного парка к другому, вдоль ленты холодной реки и всех перекрестков и дорог. Тогда Себастьян с удивлением понял, что он злится. До зубовного скрежета и яростной пелены перед глазами. Прибавил скорость. Ещё и ещё.
Пока Мируна не закричала, что хватит. Слишком быстро даже для неё. Они остановились где-то за городом посреди трассы. Мируна, спотыкаясь и едва сдерживая рыдания, спрыгнула на землю. Металась вокруг него с криками до хрипоты. Слова не имели значения. Себастьян просто притянул её к себе и держал, не давая окончательно рассыпаться прямо там. Шептал, что не отпустит, что он рядом.
Мируна стихла в его объятиях. А потом попросила отвезти её домой.
В ту ночь они впервые снова спали вместе, а не врозь, как само собой сложилось за все длинные безмолвные дни.
Бенджамин съехал на следующий день, сославшись на их многочисленные пледы и тяжёлые занавески, от которых у него разыгралась чёртова аллергия на пыль.
И теперь Себастьян ощущал что-то такое под кожей. Как отдаленный гул барабанов в крови — с братом беда.
Как тревожный перестук костей.
Глупости какие-то. Пусть отец и увлекался мистикой и историей семьи, но Себастьян в такое не верил никогда. Даже порой подшучивал над Мируной, в очередной раз занятой каким-нибудь ритуалом по очищению дома или изгнанию злых духов. Она лишь говорила, на всякий случай. Так спокойнее.
А потом приходила в запахе тлевших на угольках трав и благовониях в ночи, полные долгого дождя. Забиралась к нему и просила ласки и медленных поцелуев под шорох капель по окну. Водила кончиками тонких пальцев по его груди, рёбрам. Шептала с каким-то остервенением:
— Мы затеряны в дорогах осени. И однажды станем их призраками. Люби меня, Себастьян. Не дай мне стать призраком.
Мируна сейчас сидела за ним, а вот Бена не было. Себастьян сам не знал, откуда у них такие ощущения друг друга. Дядя как-то обмолвился, что семья Альбу хранит много секретов, они в их крови. Но каждый должен разгадать их сам.
А пока он искал Бенджамина.
Себастьян за рёвом мотора, конечно, не услышал звонок телефона, но как раз остановился на набережной, чтобы немного подумать и посмотреть, нет ли оповещений от кого-то из знакомых Бена.
Высветился незнакомый номер, и тут же сбросили. Мелкими затяжками Себастьян впускал в себя дым и надежду, что брат наконец найден. Мируна в слегка великоватой ей кожаной куртке и ярко-жёлтом свитере смотрела в тёмные осенние воды на отражения огней.
Некстати вспомнилось, что бабушка Анка любила рассказывать про огни, что порой уводят в другой мир.
На другом конце ответили не сразу, но пробурчали, что да, парень с татуировкой на шее в виде птичьего черепа только что вышел из клуба. Потушив сигарету носком ботинка, Себастьян окликнул Мируну. На мгновение ему почудилось, что она вот-вот упадёт в воду, а её фигурка окутана мерцанием.
Наверное, всё дурная аура мыслей ещё с кладбища.
Но вот она уже рядом, несколько прядей выбились из тугого хвоста, перетянутого резинкой с осенним янтарным листиком, за спиной рюкзак с самым необходимым. Точнее, ворохом кусочков тканей и эскизником. Мируна легко вскочила за спину Себастьяна и на короткое мгновение вся прижалась к нему.
— Поехали.
Здесь было темно и пахло сыростью. Или просто затхлым воздухом из канализации. Вывеска полутёмного бара неровно мерцала, одна буква вовсе погасла, оставив название исковерканным и более тусклым.
Один фонарь разбит, из закрытых дверей даже до улицы доносились гулкие басы, а стены были разрисованы граффити — точнее, неуклюжими попытками. Вместо рисунков сплошь неприличные размашистые слова. Место в духе Бенджамина.
Он питал странную тягу к такому городскому захолустью. Знал всё о начинающих рок-группах, о новых тесных клубах, а ещё — где взять травку или даже что-то серьёзнее. Потому, шагая в сторону темноты переулка, Себастьян волновался. Если Бен снова лунатил, то мог натворить, что угодно.
Себастьян боялся однажды опоздать. И мысленно благодарил то ли предков, то ли семейных демонов за лёгкие вибрации под кожей. Бен где-то здесь.
Под ночным небом, со слипшимися от пота волосами он мерно покачивался в тесном тупике между высоких кирпичных стен домов. Почти такой же высокий, как сам Себастьян, но куда более худой.
Чёрная рубашка с кожаными вставками распахнута, на груди блестят капельки пота, ремень брюк торчит кончиком в сторону, джинсы художественно порваны на коленях.
Глаза закрыты.
А на вздёрнутых вверх руках темнела кровь.
Себастьян тихо окликнул брата, но тот не слышал. Шаг-другой.
Не напугать. Не разбудить резко — если это лунатизм. Себастьян попросил Мируну подождать около байка, а сам шёл вперёд к брату, снова и снова повторяя его имя. Вытягивая его из сновидений обратно к себе.
Бабушка Анка тоже танцевала ночами.
А теперь она под землёй.
Себастьян ощутил вокруг какие-то то ли голоса, то ли шепотки. И подспудный страх скользнул по позвоночнику, оплёл тонкой паутинкой сердце. Изо рта вырывались облачка пара, зависали белёсыми… призраками. Другого слова не нашлось.
Бен замер в незаконченном движении и вдруг резко распахнул глаза.
— Ты их тоже видишь?
— Кого?
— Тех, кто уже ушёл. У тебя… за спиной.
Себастьян инстинктивно обернулся, но сзади лишь пустота с отзвуками музыки из клуба.
А в следующее мгновение Бенджамин возник прямо перед ним, заглядывая в лицо.
— Всегда за спиной. Малышка Делиа.
Себастьян отшатнулся, как от пощёчины. А в следующее мгновение Бен зашёлся в сухом кашле, едва не упал вперёд на твёрдый асфальт. И всё исчезло.
Только испуг в глазах Бена, растерянность и липкая ссохшаяся корка крови на руках.
— Стан, где я?
— Где-то в трущобах. Ты что-нибудь помнишь?
— Ни черта! А кровь откуда?
— Ты у меня спрашиваешь? Эх, надо было тебя на камеру заснять. Стал бы звездой ютуба.
— И мертвеца пририсовать?
Себастьян шутки не оценил — их вокруг его семьи и так было слишком много. Так что он лишь протянул брату руку, чтобы помочь подняться с асфальта, и предложил, тщательно скрывая страх от его слов о призраках:
— Может, домой?
— Наверное. Ох, как голова болит! А ведь я даже не пил.
— Наверстаешь. Ты поедешь со мной на мотоцикле или такси?
— Смотри, я обляпаю твой бесценный байк кровью!
— Бен! У Мируны наверняка найдётся какая-нибудь ткань, чтобы стереть хоть частично эту гадость.
Бен кивнул и снова закашлялся. А потом, хитро прищурив глаза, лихо выбрал:
— Когда ещё меня старший брат прокатит? Если Мируна переживёт.
— Вот сам у неё и спросишь. Поехали. И давай надеяться, что завтра в новостях ничего не будет про маньяка-убийцу.
========== -2- ==========
Комментарий к -2-
Музыка: London after Midnight - Demon (https://music.yandex.ru/album/903780/track/8672372)
Тёплым сентябрьским вечером они все сидят на заднем дворе в плетёных удобных креслах. Традиция семейных вечеров, которая принадлежала отцу. Он всегда считал, что семье стоит время от времени собираться вместе, но никогда не настаивал.
Отец шурует в мангале красноватые угли, от их жара закатаны рукава рубашки. В красках рассказывает, что они собираются открыть несколько кофеен в Германии. Дядя, покачиваясь в кресле-качалке, ворчит, что немцы ни черта не смыслят в хорошем кофе.
Разомлевший Себастьян после долгого рабочего дня и двух стаканов пунша лишь слушает вполуха, ему и так хватило суетного офиса. Свет от углей играет на пристроенном рядом чёрном мотоциклетном шлеме.
Мама развешивает на ветвях трёх деревьев ниточку гирлянды, балансируя на неустойчивом старом стуле. Она даже сейчас в модном свитере и брючках из новой осенней коллекции. Охает, когда Бен подрывается, чтобы придержать в очередной раз шатнувшийся стул.
Он стряхивает с волос запутавшиеся пожухлые листья, упавшие с деревьев, и заявляет, что ему нужен собственный бар, а то всё не то. Что именно «не то» он не может объяснить, но чувствует, что те, кто пьёт по утрам крепкий кофе в «Гвоздика и кости», с удовольствием вечерами заглянут за чем-то ещё более крепким. Пожимает плечами на удивленные взгляды:
— Я просто хочу сделать что-то сам.
И это отец, кто первым кивает и добавляет:
— Если тебе нужна помощь, просто знай, что я рядом.
***
Он тонул.
В густой тёмной воде, которая засасывала холодным водоворотом и утягивала вниз, в бездну, полную липких водорослей и прикосновений чьих-то забытых душ.
Воздуха не хватало, лёгкие горели в огне. Он тянулся наверх, к меркнущему свету. Но изогнутые пальцы хватали только пустоту воды.
И где-то там выше себя он видел тонкие детские пальчики. Они шарили под водой в напрасной надежде схватиться за его руку.
Он хотел кричать. Но изо рта вырывались только пузыри драгоценного воздуха.
Он шёл ко дну, в бесконечный мрак и покой.
И рядом витали пустые глазницы других утопших душ.
Он чувствовал их бессвязный шёпот.
Последний выдох. И отчаянный взгляд вверх — в ясные глаза склонившейся к воде Делии.
Бенджамин резко очнулся, угодив ногой в таз с холодной водой рядом с кроватью. Странная мера безопасности, которая снова стала почти насущной в последние дни после смерти бабушки Анки, и вряд ли это было совпадением.
Поёжившись от ночного холодка из приоткрытого окна, Бен бросил взгляд на зелёные цифры часов на тумбочке рядом. Всего семь вечера. Как и вчера, когда его вырубило после обеда после суетного дня в баре. А дальше… он ничего не помнил.