Не стоит думать, что он ненавидел отца — тот сделал для него достаточно много, хотя и не мог открыто признать своего сына. Но в характере Одиса было много и от матери, и он по мере взросления и осознания роли Ардестинии в мире и своей личной роли во всём происходящем не мог не возмутиться и не пожелать что-то изменить. Порой в нём вызывала отчаяние кажущаяся безысходность и невозможность преодолеть власть корпораций. И вот, когда повстанцы вышли на него и предложили сотрудничать, Одис решил, что это тот самый шанс, которого он искал. Он не мог упустить такой возможности!
Неизвестно, сколько бы ещё повстанцы ждали своего часа, если бы не появление Уоррена и последовавшие за этим события. Всё более определёнными становились сведения о готовящемся новом вторжении в Маринею, а это значило, что большая часть войск ардестинианской армии будет отвлечена из страны для участия в конфликте, а оставшиеся не смогут оказать настолько сильного сопротивления, и можно будет захватить оружие на армейских складах. К тому же, подготовка вторжения потребует концентрации внимания разведки на этом вопросе, и, следовательно, её внимание к внутренним врагам на какое-то время хотя бы немного ослабнет.
Судьба благоволила революционерам, и дальнейшие события развивались, в основном, по задуманному ими сценарию. Война с Маринеей, как известно, не получилась лёгкой, несмотря на все старания разведчиков-диверсантов. Оказавшись по-настоящему крепким орешком, эта страна умела при необходимости дать сдачи, и всё большие ресурсы, в том числе и человеческие, отвлекала война. Наконец, когда почти три четверти ардестинианской армии находились за пределами страны, лидеры повстанцев дали сигнал к выступлению.
По всей Ардестинии отряды восставших при поддержке местных жителей стали нападать на военные базы с целью овладения хранящимся там вооружением. И здесь удача едва не оставила людей — всё-таки наивно было полагать, что победить профессиональных военных будет так легко, пускай и превосходящими по численности силами. Повстанцы начали нести серьёзные потери, и если бы не внезапный переход на их строну двух армейских частей со всем личным составом и тяжёлым вооружением, то революция захлебнулась бы в самом начале.
Почти десять тысяч солдат, тысячи единиц современного стрелкового оружия и взрывчатки, несколько десятков танков и бронетранспортёров, восемь больших боевых роботов и тридцать пять десантно-транспортных иланофоров составили костяк ударной мощи повстанцев и во многом определили успешный исход революции.
За неделю восставшие смогли захватить большую часть страны, но оставался ещё главный оплот действующей власти — столица Ардестинии Эваскел, на защиту которого были брошены все оставшиеся в распоряжении армии солдаты и техника, а также были отозваны некоторые части с фронта.
Главы корпораций били тревогу. Им спешно пришлось заботиться о перемещении своих семей и самого ценного имущества подальше от Ардестинии, и не у всех это получалось. Транспортное сообщение было нарушено, а войска воздушной обороны действовали теперь в интересах повстанцев, которые тем временем сжимали кольцо вокруг Эваскела.
С большим трудом повстанцам удалось захватить штаб-квартиру ардестинианской разведки, а её глава, Заонис, повинный в смерти многих повстанцев, жестокий палач, не нашедший, однако, в себе сил покончить жизнь самоубийством, был повешен революционерами прямо во дворе здания по оглушительный рёв толпы, ликующей от осознания, что с одним из угнетателей покончено навсегда.
Сопротивление армии было отчаянным, но вот войска повстанцев уже на улицах столицы, приближаются к деловому кварталу. Остались считанные часы до падения власти корпораций. Потери с обеих сторон были ужасны, и, тем не менее, решимость восставших ничуть не поколебалась, а, наоборот, с каждым часом всё увеличивалась по мере осознания того, что совсем скоро они смогут отпраздновать победу. Вести, приходившие с маринейского фронта, также были на руку восставшим — армия Ардестинии была почти полностью разгромлена, было множество убитых и взятых в плен.
Наконец, произошло то, чего так ждал Одис, — отряд, в котором он сражался, вплотную приблизился, а затем начал штурм комплекса зданий «Ардестиниан Корпорэйшн», а это значило, что скоро он лицом к лицу встретится с отцом. Парень был уверен, что тот ещё не покинул город и будет до последнего сидеть у себя в кабинете, не желая верить, что его власти пришёл конец. Одис хотел лично схватить его и заставить сдаться.
Никому на свете, даже своим товарищам-революционерам, он не говорил, что доводится Тавору Кратосу сыном и, несмотря ни на что, желал сохранить отцу жизнь. Поэтому, отчаянно пробивая себе путь сквозь ряды охраны, Одис старался пробраться к нему наверх. Только бы успеть!
А между тем ТаворКратос сидел у себя в кабинете на девяносто седьмом этаже здания «Ардестиниан Корпорэйшн» и наблюдал, как рушится ардестинианская империя ― его империя. Глава самой могущественной корпорации в этом мире, он был человеком прозорливым, и как только в сводках с фронта стали приходить новости о всё больших потерях ардестинианской армии, отправил жену и детей подальше, в безопасное место. Большую часть документов о деятельности корпорации Тавор Кратос успел сжечь, поэтому теперь находился в относительном спокойствии. И всё же ситуация в городе была накалена до предела.
Бунтовщикам удалось захватить множество важных правительственных объектов (куда только смотрел Заонис!) и сейчас они вплотную приближались к зданию «Ардестиниан Корпорэйшн». Теперь от уничтожения и разграбления его может спасти лишь верная охрана ― личная гвардия Тавора Кратоса. Сюда стянули до тысячи отлично вооружённых бойцов, а на подступах к деловому кварталу стояла бронетехника. И всё-таки, у Тавора Кратоса было какое-то внутреннее ощущение, что поражение неминуемо, а посему нужно убираться отсюда в самом скором времени.
Он встал из-за стола и подошёл к потайному бару, аккуратно вмонтированному в стену кабинета. Налив себе выпить, Тавор Кратос с бокалом в руке подошёл к широкому панорамному окну и стал наблюдать, что происходить внизу. То тут, то там видны были чёрные густые клубы дыма ― то и дело гремели новые взрывы. В небе, лавируя между небоскрёбами, носились туда-сюда многочисленные иланофоры ― это те, кто имел возможность сбежать из города, поспешно «делали ноги». Скоро он тоже полетит, к жене, детям… К детям!
Мысли Тавора Кратоса переключились на Одиса. Где он? Что с ним? Ранен? Убит? Тавор Кратос потерял связь с сыном больше суток назад и с тех пор не мог предположить, где тот находится. А что, если Одис сам примкнул к этим восставшим? Такая крамольная мысль только что зародилась в мозгу Тавора Кратоса и теперь не давала ему покоя. Он отхлебнул ещё из своего стакана и вернулся за стол.
«Вам удалось разузнать что-нибудь о моём секретаре Одисе?» ― он вызвал через коммуникатор главу службы охраны. Но тот не мог сказать ничего удовлетворительного. Одиса якобы видели в разное время в разных частях города, но в такой обстановке никто не мог ни за что поручиться. Настроение Тавора Кратоса стремительно портилось.
Он никогда не был особенно сентиментальным человеком, даже в молодости, ещё до того, как превратился в беспринципного и жестокого дельца. Но всё же было в его жизни одно чувство, которое и сейчас порой напоминало о себе, ― любовь к матери Одиса. Эта девушка, маринейка Ортания, совсем ещё юной попала в плен, после очередного набега армии Ардестинии. Генерал Кратос решил сделать подарок своему младшему брату на день рождения и привёз Ортанию в качестве наложницы.
Как она сначала боялась его! Словно загнанный зверёк, жалась в угол при его приближении. К тому же Ортания совершенно не знала ардестинианского языка, а Тавор Кратос только начал тогда учить маринейский и мог едва связать несколько слов. Так продолжалось около трёх недель, затем Ортания начала немного привыкать к окружавшей её действительности. Тавор Кратос не хотел торопить события и поэтому вёл себя очень прилично. Брат и друзья смеялись над ним, не понимая этого промедления. Обычно с захваченными в плен маринейками мужчины не церемонились, но Тавор Кратос продолжал делать по-своему.
В конце концов, между молодыми людьми возникло взаимопонимание, и даже привязанность. Ортания научилась сносно изъясняться в ардестинианском, а Тавор Кратос практиковался с ней в маринейском языке. Он был очень привлекательным молодым человеком, и не удивительно, что Ортания ещё через некоторое время полюбила своего «хозяина». Тавор Кратос, в свою очередь, всё больше пленялся даже не её физической красотой, а чистой и непорочной душой этой девушки, такой местами наивной и, несомненно, доброй.
Мысль о браке была невозможной. Среди элиты ардестинианского общества, к которой принадлежал молодой человек, никогда ничего подобного не было. Эти люди гордились своим богатством и могуществом и считали всех остальных в мире, особенно маринейцев, низшим сортом людей. Но и любовь всё сильнее разгоралась между двумя сердцами, и вот уже Тавор Кратос решает бросить всё: богатство родителей, влияние в свете, блестящую карьеру и бежать с возлюбленной на край света. Но беременность Ортании спутала все карты.
Понимая последствия и боясь навредить тем самым своему любимому, девушка до последнего не говорила ему о ребёнке. В итоге, бежать было уже слишком трудно для неё. Роды прошли тайно и закончились трагично. Едва произведя на свет своё дитя, девушка умерла. Ортанию похоронили на самом простом кладбище за городом.
С трудом сумев сдержать себя от горя, молодой отец распорядился насчёт ребёнка, своего сына. Одиса, как успела назвать его Ортания за мгновение до смерти, отдали на воспитание в семью простых ардестинианцев неподалёку от города, и на протяжении многих лет Тавор Кратос тайно посещал его и давал деньги этим людям, чтобы они заботились об Одисе должным образом.
В итоге мальчик получил хорошее образование, а когда Тавор Кратос стал достаточно самостоятельным и влиятельным человеком, то взял сына на работу к себе в канцелярию, чтобы иметь возможность чаще его видеть. И теперь он не мог себе представить, что сын мог предать его!
От этих грустных мыслей Тавора Кратоса отвлекло сообщение начальника службы безопасности: «Мятежники сумели прорваться в здание, и бои идут уже на первых этажах! Господин Кратос, вам нужно немедленно улетать!»
Но это тревожное сообщение не вызвало на лице Тавора Кратоса никаких эмоций. Он не спешил двигаться. Начальник охраны с непониманием на лице застыл около дверей. Спустя минуту он ещё раз обратился к своему шефу. Тот, наконец, поднял глаза и нехотя кивнул головой, сообщив, что он выходит через минуту. Удовлетворённый хотя бы таким ответом, начальник охраны скрылся за дверью.
Тавор Кратос ещё раз оглядел свой кабинет, не будучи уверенным, что когда-нибудь ещё вернётся сюда, допил спиртное из стакана, взял из ящика стола пистолет и сунул его за пояс, а затем медленно направился к выходу.
Электроэнергия была отключена во всём здании, однако резервный генератор действовал, и подниматься на лифте было возможно. Но это было небезопасно ― в любой момент электросеть могла замкнуть или же просто быть повреждена штурмующими, и лифт просто застрял бы между этажами. Начальник охраны настоятельно рекомендовал подниматься пешком, тем более что пройти нужно было всего несколько этажей. Тавор Кратос без лишних уговоров согласился. Однако шёл он медленнее, чем обычно, словно до последнего стараясь отдалить минуту расставания со своим детищем ― «Ардестиниан Корпорэйшн», здание которой стало ему почти вторым домом.
Наконец, последний лестничный пролёт был преодолён, и начальник охраны со своим шефом оказались на крыше самого высокого небоскрёба Эваскела. В былые времена, с его крыши открывались захватывающе красивые панорамные виды на город и его окрестности. Сейчас же с высоты можно было увидеть картину всеобщего хаоса и разрушения. Пылали десятки зданий, не проходило минуты, чтобы не были слышны новые взрывы и звуки выстрелов, крики голосов.
По периметру крыши раньше стояли вооружённые охранники, сейчас же никого не было, поскольку все они были отозваны для борьбы с восставшими и защиты здания. На взлётной площадке стоял уже готовый к взлёту иланофор. Пилот, увидев Тавора Кратоса и начальника охраны, запустил двигатели и открыл створку двери, но в этот момент позади раздался окрик.
Это Одис с автоматом наперевес прорвался сквозь кордоны охраны, опередив своих товарищей по восстанию. Он хотел лично схватить отца, чтобы, по возможности, избежать лишних жертв. Всё-таки несмотря на всё своё презрение к тому, что делал Тавор Кратос, Одис не мог не испытывать к нему хотя бы толики сыновней любви. Но он просчитался.
Начальник охраны мгновенно среагировал и, заслонив собой Тавора Кратоса, поднял автомат, чтобы застрелить Одиса. Но парень выстрелил первым, и вот уже они вдвоём с отцом стоят друг напротив друга и целятся один в другого из оружия. Пилот летательного аппарата безмолвно и с расширенными от страха глазами наблюдал за этой сценой.
― Всё кончено, отец! Сдавайся по-хорошему! Ты проиграл! ― решительно заявил молодой человек, а сам в это время не помнил себя от волнения. Он боялся такого поворота событий и до последнего надеялся, что удастся его избежать.
― И ты смеешь мне такой говорить?! ― вскричал в ответ Тавор Кратос. ― Ты, мой сын, предал меня и свою страну, после всего того, что мы дали тебе!
― Я спас Ардестинию от окончательного разрушения от действий таких жадных дельцов, как ты! ― не уступал Одис. ― Люди многие годы страдали от гнёта корпораций, и теперь они, наконец, получат возможность вздохнуть свободно! Сдавайся!
― Нет, меня так просто не одолеешь, сынок! ― вся недавняя апатия сменилась в Таворе Кратосе быстро нарастающим гневом. Пускай даже он потерял свою власть, но и Одису так просто не сойдёт его предательство: ― Сложи оружие, и я возьму тебя с собой! Мы ведь семья, ты что забыл?! ― Тавор Кратос попытался хитростью взять верх и воззвать к сыновним чувствам парня.
― Я не отступлюсь и не предам наше правое дело! Я лучше умру!
― Тогда умри! ― вне себя закричал Тавор Кратос и выстрелил. Сгусток плазмы попал прямо в сердце Одиса и прожёг насквозь его тело. Молодой человек охнул, выронил автомат из руки и повалился на землю.
И тут до Тавора Кратоса внезапно дошло, что он сделал. Мгновенно гнев в нём сменился раскаянием, уже в третий раз за последние несколько минут меняя настроение этого человека. Выронив пистолет из руки, Тавор Кратос бросился к умирающему сыну, обнял его, стараясь унять кровь из раны, но это было совершенно бесполезно. Помутневшим взглядом Одис на последнем дыхании посмотрел в лицо своему отцу, плачущему второй раз в жизни. Он что-то прошептал, но невозможно было разобрать. Пилот летательного аппарата, сообразив, что шеф, похоже, сейчас лишится рассудка и, кто знает, может пристрелить и его, поспешил скорее убраться отсюда и сохранить свою шкуру. Кто теперь уже будет дознаваться, что он нарушил этим все корпоративные правила!
Но он зря опасался ― Тавору Кратосу не было до него никакого дела. Вместо этого он продолжал причитать: «Мой сын! Одис, не умирай, прошу тебя! О, что я наделал!» Когда Одис закрыл глаза и умер, его отец понял, что потерял последнее, что для него было дорого в этой жизни. И виной тому он сам! Теперь всё дальнейшее бессмысленно…
На мгновение в его мозгу промелькнули мысли о жене и детях, но тут же разум подсказал, что они обойдутся без него. С женой они никогда, в общем-то, не любили друг друга по-настоящему, да и дети никогда не были с ним особенно близки. Так что сами проживут. Затем в голове вновь возник образ Ортании, словно символ укора за всё совершённое им со времени её смерти.
«Всё могло бы быть иначе…» ― прошептал Тавор Кратос и, оставив тело сына, подошёл к краю крыши и ещё раз безразличным взглядом окинул взглядом происходящее внизу. Затем он всё также спокойно перекинул сначала одну ногу через ограждение, затем вторую и шагнул вниз.
========== Глава XIX ==========
К вечеру интенсивность сражения на всей территории Маринеи стала спадать. И тут и там ещё шли локальные бои, но в целом было ясно, что маринейцы сумели отстоять независимость своей страны. Ардестинианцы стали один за другим сдаваться в плен, всех их, безусловно, щадили.