— Зачем портал, — спокойно откликнулся бывший бог. — Просто вещь хтоническая. Особого хранения требует. Вроде как колбаса у тебя в холодильнике — ты же не положишь ее на солнцепек? Вот и я — раз уж собрался ходить по храмам, оставил подземное в… ну, подземном месте. Там какое-то капище было в древние времена, еще до кладбища, вот шлем и не беспокоился.
Ну да, ну да, не мог же он его на некрополе в Александро-Невской лавре оставить…
— А шлем тебе, стало быть, как привычное средство… стоп. Ты что, смыться хотел?! Прямо с… кладбища? Под… под невидимостью?! То есть, а я осталась бы обсуждать с теми парнями достопримечательности столицы?
— Нет! — мгновенно откликнулся Аид, и прозвучало так правдиво, что точно соврал. — В общем, наверное, я бы тебя тоже вытащил. Хотя где это видано, чтобы вдвоем, в обнимку, под шлемом и бегом через кладбище…
Он замечтался над этой картиной, а я постаралась не откусить край кружки. И дышать очень, оооочень ровно…
— Но шлем у тебя успели спереть. А потом подоспели… как там по-вашему? Смертные.
— Придурки, — предложил свою версию Аид. — Думаю, под контролем кого-то из милой семейки. Ладно. Того из милой семейки, кто решил сломать «котел». Я же говорил — ограниченные способности. Но я не говорил — вовсе без способностей.
В ладони у него будто из ниоткуда возник мой бутерброд. Гость с чисто греческой въедливостью проверил его на наличие сыра и колбасы и незамедлительно запустил в бутерброд зубы.
Но я уже настроилась на вечную, очень в жизни помогающую мантру «Ничего-ничего, я все равно по жизни танк». Потому спросила медленно и очень четко отделяя одно слово от другого.
— А теперь напрягись и сообщи мне настоящую причину, по которой за тобой охотится твоя семейка и тот, кто собирается сломать «котел».
При последних моих словах его улыбка стала определенно какой-то странной. И, возможно, сулящей новые гадости.
— Кирие, видишь ли… можно сколько угодно воровать жезлы, тирсы, копья. Это поможет ослабить «стенки». Даст выход на время. Кому-то одному. Может, нескольким. Но полностью сломать… чтобы помощью сломать нужен, так сказать, ключ.
— …который ты, как понимаю, спер, когда хлопал дверью…
— В общем, да.
Он выглотал кофе и с надеждой воззрился в чашку. Потом как следует потянулся.
— Ты довольна, кирие? Теперь-то, я надеюсь, ты полна решимости быть моим хранителем, а?
Ага, как же. Вон, два крыла режутся.
Нет, ну это ж сколько потраченного времени, а? И сессию пересдавать, и вообще…
— А с чего бы? — поинтересовалась я в упор. — Я ведь так понимаю, амброзию я не получу?
— Если Гермий не поклялся тебе Стиксом — то нет, — пожимая плечами, отозвался Аид. — Всегда требуй клятву Стиксом. Олимпийцы — жуткое жмотье. Когда я обустраивался в подземном мире — они мне даже посуды пожалели. Пришлось красть. До сих пор глаза своих подданных помню, когда…
— Тогда зачем? — перебила я, нужно было срочно перебить его болтовню, потому что я очень не люблю, когда меня обманывают, или когда к горлу подкатывает знакомая горечь, или когда на моей кухне ошивается создание из античности, которое пытается втянуть меня в очередную аферу. — Из чистой моей к тебе симпатии? Из непонятных побуждений? Из любви к приключениям?
— Последнее, конечно, тоже присутствует, но я-то подумал, что ты… знаешь, как христианка и высокопорядочный человек поможешь мне, так сказать…
— Лезть в пекло без цели — звучит как замануха для лоха! — отрезала я, полная нежелания повторять ошибки героинь-попаданок.
Аид, постучал по носу. Похлопал длинными ресницами, подбирая слова. Что-то вспомнил и непринужденно поинтересовался:
— «Конец света» звучит получше?
Комментарий к Объяснения за утренним кофе
* кирие - подруга. Аид нагло пользуется фамилией героини - Кириенко, и использует греческое обращение как игру слов.
========== Собачьи нежности ==========
Если я не читаю то, что вы написали, не комменчу и даже сама не пишу — я все равно пока жива, и на Беларусь не упал огромный картофельный метеорит) Аффтор решил выпускать «Любимчика» в книге и теперь маньячит. Аффтор просит понять и простить)
Если вы когда-нибудь решите сообщить кому-то о всевозможных ранганёках, апокалипсисах и армагеддонах, у меня к вам есть единственная просьба: не надо этого делать за утренним чаем. Очень портит настроение.
Озарения типа «Нанималась найти какого-то античного типа, а меня тут мир спасать подписывают» не улучшают аппетит, сами понимаете.
Аид с философским видом утер заплеванное чаем лицо.
— Ну, может, не совсем конец света, — оптимистично сообщил он. — Может, они угробят пару сотен тысяч — и успокоятся себе на радостях! Хотя у меня по поводу родни есть маленькие сомнения: мелочами они не маются. Если уж кто чего задумал — Грецию они как минимум встряхнут как следует.
— Да за что же это? — уныло вздохнула я.
Аид оскалился и вежливо пояснил, что это вопросы веры. И вообще, явственно не всем олимпийцам понравится, что их алтарей и в помине-то нет, а есть…
— Ты вообще знаешь, сколько храмов Единого в Греции?
— Сидел бы ты… в Греции своей! — простонала я, поднимаясь из-за стола. Влезать в противостояние чьих-нибудь вер никак не входило в мои планы. — В общем, я так понимаю, что это смертельно опасно, ибо эти твои олимпийские сородичи как-то не особенно благоговеют перед смертными.
— Ага.
— И в награду я получу только кошмары и чувство глубокого морального удовлетворения.
— Возможно, еще прозрения и духовное совершенствование, — посулили мне.
— Но ты все равно с меня не слезешь?
Несколько секунд на меня из глаз гостя смотрела лукавая древность. Затем он пожал плечами и встал, основательно упихивая в карман бутерброд.
— Кирие, я все время забываю о свободе воли. Об этом и на Олимпе-то часто забывали. Так что если я сейчас пожму тебе руку, поблагодарю за сцену с лопатой и скажу, что было очень, очень приятно познакомиться…
…а потом ко мне регулярно будут наведываться гости из античного котла. Уничтожать мои продукты, рассуждать о моей внешности и интересоваться:, а я не нашла одну старую скотину, которая как-то сбежала камешки по воде пускать?
— Надеюсь, по храмам ты меня все-таки не потащишь, — обреченно сказала я, поднимаясь. — Ладно, чем могу, до некоторой степени…
— Он в тебе не ошибся! — расцвел гостенек, покоробив меня покалеченной улыбкой. — Но по храмам — это мы все-таки в другой раз. Как-нибудь, когда разберемся с моими семейными проблемами, да?
Честное слово, я прекрасно понимала, на что себя подписываю. Более того, еще со вчерашнего дня уяснила, что а) сведений мне не дадут никаких, б) если какие-то и дадут, то вытаскивать их придется под пытками, в) этот тип и под пытками так соврет, что не расхлебаешься.
Но в этом путешествии по городу было что-то феноменальное. Во-первых, за пять часов, которые мы колесили по Питеру, по сути мне ничего больше не сообщили. Аид так, бросил между делом, что «со знакомым надо повидаться, и чем срочнее, тем лучше». И тут же сам себя опроверг, поскольку уже на втором часу ясно стало, что он не в курсе, где этот самый знакомый живет (да и как он выглядит — скорее всего, тоже). А потому мы исколесили половину города, остановились у как минимум пятнадцати больниц, посозерцали их с самых разных ракурсов — и каждый раз тащились к следующей точке.
О, кстати. Путешествовали мы все это время на автобусах или маршрутках. При попытке загнать его в метро Аид посмотрел с веселым изумлением:
— Ехать подземкой? Серьезно, тебе не кажется, что это какой-то странный каламбур?
И радостно почапал к очередной маршрутке.
К тому времени, как это олицетворение греческой неуемности наконец остановилось (только по моей просьбе и только чтобы купить пару хот-догов) — я уже не особо понимала, в какой части города мы находимся. Говори потом, что приезжие этот город не знают…
— Этот твой знакомый что — доктор? — поинтересовалась я в десятый раз, наслаждаясь вкусом картонной сосиски с томатным соусом.
— М-м, — отозвался Аид сквозь свою сосиску. — Амброжжжжия… Ну, можно и так сказать. Честно говоря, я очень надеялся, что как раз с ним не придется встречаться лицом к лицу. Но раз уж нужны сведения из надежного источника — приходится… нет, не она все-таки, наверное.
Он посмотрел на очередную больницу, качнул головой и поднялся со скамейки. Я продолжила сидеть в позе объявившей забастовку.
У меня все-таки ноги не бессмертные.
— А ты бы глядишь, поделился чем, — посоветовала, глядя на него сверху вниз, — авось, оно бы полегче пошло. — Глядишь, и я бы чем помогла, кроме как подсказывать, сколько отдавать за проезд. Откуда у тебя вообще деньги за проезд? Стоп, откуда у тебя вообще деньги?!
Аид озадаченно постучал по стеклу смартфона… минуточку. Моего смартфона. Я запоздало схватилась за сумочку. Античный божок возвернул девайс с виноватым видом.
— Гермес не говорил тебе, у кого учился ремеслу?
— Ну, охренеть, — сказала я, не размениваясь на греческий язык и торопливо пряча смартфон обратно в сумочку. — Мне навешивать на кошелек висячие замки?
— Боюсь, это вряд ли помогло бы, кирие… — он немного нервно хихикнул. — В старые времена семейка шутила, что я мог бы украсть Геру из-под носа у Зевса. Я, кстати, в таком случае говорил, что мог бы украсть и что-нибудь более нужное… так где там остановка?
Ну да, конечно. Как будто я могла ожидать, что античный божок себе работу найдет, за десять-то лет. Или специальность какую получит.
Я со скрипом поднялась со скамейки и двинулась к остановке от больничной ограды, попутно поинтересовавшись ядовито:
— И как ты собираешься пробивать себе билетик в рай, с такими-то способами добычи средств? Как там насчет, ну, не знаю, «не укради»?
— Приходится выбирать меньшее из зол, кирие, — жизнерадостно откликнулся Аид, поднимаясь на носки, чтобы высмотреть автобус. — С одной стороны — все же они были карманниками. Ты знаешь, сколько зарабатывает карманник? С другой стороны — я мог бы воспользоваться силами и отыскать какой-нибудь древний клад, я ведь все-таки был богом земных недр, вот только боюсь, что это было бы…
— Что? — спросила я, когда поняла, что умолк он как-то резко, пристально глядит на другую сторону дорогу и как будто поеживается. – Эй, что там-то?
— Хуже, — пробормотал Аид. — В автобус, живо.
— Это же не наш номер, если мы хотим ехать еще в больницу.
— Мгм, — ответили мне нечто совершенно интернациональное. После чего меня утрамбовали в автобус, как не особо ценный багаж (была б возможность — Клим бы себе и ногами еще помогал). Автобус тронулся. Я вытянула шею, стараясь рассмотреть сквозь заднее стекло — от чего ж мы так поспешно драпаем.
Ничего условно инфернального на дороге не обнаруживалось. Черные колесницы или хотя бы машины в масть отсутствовали начисто. Огнедышащие драконы, гидры и прочие твари тоже не спешили появляться (не очень-то и хотелось, кстати). В воздухе одиноко стрекотал какой-то вертолет, бежал в поисках хозяйки белый, похожий на игрушечного мопсик, по тротуарам хмуро и целеустремленно передвигались вполне себе питерские прохожие…
— Медленно, — пробормотал Клим и огрел кулаком по поручню, изрядно шокировав какую-то пожилую тетушку. Медленно, гамо’то*, медленно!
Высшим чувством уловив, что сказано что-то нехорошее, я вытянула шею с удвоенным энтузиазмом, но по-прежнему ничего, от чего следует драпать, не увидела. Кроме питерских маршруток. Маршрутки лихачили, прохожие передвигались, мопсик не отставал…
Словом, все было бы вполне по-питерски серо и обычно, если бы не одна деталь. Мопсик не отставал от маршруток. Бодренько так бежал, догоняя автобус, уверенной рысцой…
Да, и еще у него почему-то был выхлоп. Черный такой, на техосмотре бы наверняка бы запороли. За количество выбрасываемых в атмосферу газов. Хотя непонятно, на белых мопсиков вообще полагаются техосмотры?
— Кто собачку нефтью покормил? — тупо спросила я, еще больше шокировав бедную пенсионерку.
Ответный оборот по-гречески содержал что-то явно матерное, плюс упоминание Тифона и Ехидны. Если я правильно поняла, что это Тифон и Ехидна.
Автобус радостно пронесся на зеленый свет, миновал перекресток и устремился куда-нибудь поближе к центру и к знаменитым питерским пробкам. Мопсик с выхлопом не растерялся, пересек дорогу в прыжке, полном кровожадной пролетарской сознательности, не допрыгнул и…
Бздыщ.
Взвизгнула чья-то сигнализация. Хрустнула, сминаясь, крыша чьего-то автомобиля. Мопсик сиганул на тротуар, оценивающе глянул на наш автобус и, примерившись, сжевал шину чьего-то велосипеда, стоявшего у столба.
— А-э-э… — сказала я, когда позади собачки задымило гуще.
— Ну, не все же ему лепешки медовые таскать, — с нервным смешком отозвались рядом со мной.
Остатки мифологии выветрились у меня из головы тут же. Белый мопсик теперь поравнялся с автобусом и примерился прыгать. Я смогла рассмотреть мордочку.
Мелькнула у меня мысль, что от этой мордочки поспешит смыться крокодил средних размеров. Потому что в совершенно бездонной пасти помещается столько зубов, сколько крокодилу не снилось. Острых. Желтых.
Кроме зубов, я почти что ничего и не рассмотрела, морду этой твари вообще не просто было рассмотреть, она раздваивалась и троилась перед глазами, как будто была не одна, а…
— Це-це…? — сказала я печально, выстукивая зубами замысловатый ритм.
— Це-це — это муха такая, — ласково ответил неунывающий спутник. — А это Цербер. Сейчас прыгнет.
Видок у него был странноватый. Предвкушение пополам с ужасом. Губы улыбаются, рука дрожит, глаза перестали быть серо-зелеными и зажглись чуть заметными огоньками.
Визг тормозов. Какой-то тип из тех, кто ездит на джипах и в народе называется водятлами, вылетел на красный, и автобус резко вывернул в сторону, объезжая, прибавил скорость…
Цербер отстал. Если, конечно…
— То есть, аэды и об этом врали, — сипловато заметила я. — Ну там, три головы, хвост-дракон, огромный рост, мерзкий харак…
Дорогу вспорол явственный звук сминаемой жести. А потом очень испуганные крики.
Хорошо, что мы все-таки не можем увидеть, что там творится с этим джипом.
— Насчет характера они не ошибались, — шепнул Клим, осматривая улицу, по которой мы ехали. — Мы выходим. Сейчас.
Он выволок меня на улицу на первой же остановке, не обращая внимание на робкое «Э-э, а как мы дальше, на метро или на такси?»
— Ногами, кирие, ногами! Видишь церковь? Помнишь наш разговор о том, чтобы посетить местные храмы? Начинаем сейча…
Я бежала уже после слова «церковь». Очень быстро. Потому что, несмотря на то, что я никогда не считалась хорошей бегуньей, собачка, кушающая на лету колеса и джипсы, как-то очень мотивировала.
Скррр. Скррр… хрясь-хрясь-хрясь. Симфония пугающих звуков позади начала шириться и нарастать. Прибавилось высокое злобное рычание и стук маленьких, но явно крепких коготков. Как-то сразу обретя второе дыхание, я донеслась почти что до церкви и остановилась, чтобы обернуться.
Клим финишировал сразу за мной и запыхался почему-то вдвое больше (он там в подземке своей что — бегом сроду не занимался?). А на нас не спеша и величественно, явственно полагая, что деваться нам больше некуда, наступало это самое. Белый мопсик с выхлопом и бездонной глоткой. Не спеша волочащий за собой наполовину изжеванный бампер джипа. «Хавчик на дорожку», — подумала я, борясь с неизвестно откуда накатившим истерическим смехом.