========== 1 - Once upon a time ==========
Одни говорят: мир умрёт в огне,
Другие твердят про лед
Я долго жил, и кажется мне,
Огонь скорей подойдет.
Но если бы кто-нибудь мне сказал,
что дважды нас гибель ждет,
я не удивился бы. Я узнал,
что ненависть — толще, чем лёд.
- Роберт Фрост “Огонь и лед”
Когда-то давно я смотрела фильм, где женщина писала автобиографию на туалетной бумаге, размышляя, как нелепо оканчивается ее жизнь - с надеждой на мир, что изменится к лучшему. В другом фильме, просмотренном еще совсем недавно (хоть это «недавно» и было почти шесть лет назад), пленница психиатрической клиники с диагнозом «нимфомания» записала свои воспоминания поверх Библии — единственной книги в ее распоряжении.
Я уподобляюсь их примеру, но не руководствуясь отсутствием бумаги под рукой - ведь если попросить, то кто-то из «Серых» найдет ее для меня, а из собственных соображений. Во-первых, оставлять исписанные воспоминаниями листы у всех на виду крайне ненадежно, а во-вторых, бумага в новое время — ограниченный ресурс, учитывая, что ни фабрик, ни деревьев, наверное, не осталось. Непозволительная роскошь - марать белоснежные листы исправлениями и дополнениями.
Мои воспоминания осквернят страницы первого издания Готорна «Новые Адам и Ева», точно единственную надежду, что у человечества будет еще один шанс на жизнь. Но в свое оправдание я скажу, что не желаю и никогда не пожелала бы подобной участи кому-либо еще, и моя история, как и тысячи других, рассказанных прежде, начинается с детства, откуда мы все родом.
Я родилась в небольшом городе, население которого составляло меньше сотни тысяч человек - Шугар-Ленд. Разум всегда проводил параллели между названием моей малой родины и каким-то сказочным королевством Феи Драже. В действительности же этот город, прозванный одним из первых поселенцев «Оклендской плантацией», вырос на месте непосредственно сахарной плантации и ничем, кроме сахара и близости к Мексиканскому заливу, не славился. Это была родина моего отца, поэтому мы прожили здесь несколько лет после моего рождения, в дальнейшем планируя перебраться куда-то на север, потому что в раннем детстве я плохо переносила южную духоту.
Планы по переезду потеснило рождение моего брата - вроде бы долгожданного второго ребенка. После рождения Джейка мы продолжили жить, как и жили, но теперь был младший брат — вечно плачущий, непослушный и капризный, как и большинство маленьких детей.
В каком-то смысле я с раннего детства привыкла брать на себя ответственность за него, и никогда не считала это подвигом, в отличие от многих моих подруг, клянчащих конфеты или карманные деньги в обмен на присмотр за младшими. Я была воспитана иначе, родители привили мне, что мы с братом — одна кровь, и поэтому у меня никогда и в мыслях не было бросить Джейка на нянек или еле ходящих стариков отца. Так, когда Джейк стал старше, я всегда брала его с собой на бейсбол или собирать конфеты на Хэллоуин. Правда, работало это односторонне, и повзрослев, он никогда не брал меня с собой на футбол или в кино, а лишь использовал для покупки билетов на фильмы ужасов. Я не обижалась.
Наши родители развелись, когда пришли к выводу, что мы больше не ранимые ангелочки, чью психику можно покалечить отсутствием одного из родителей, и достаточно взрослые, чтобы стойко перенести эту новость. Я отнеслась к этому, наверное, слишком по-философски для своего возраста, а вот Джейк вспылил, но быстро успокоился, убедившись, что карманные деньги у нас будут от обоих родителей.
Ни мать, ни отец не стремились ущемить нас в чем-то, наоборот, потакая нашим прихотям с младенчества, а потому свою жизнь я могла назвать счастливой. У меня была свобода распоряжаться своей жизнью так, как я пожелаю этого, а у брата были деньги на новые игрушки, приставку и прочее.
Родители нас не делили - мать с огромным удовольствием спихнула нас отцу, решив, что как девушке, вкушающей все прелести пубертата, так и мальчишке на пути взросления нужна твердая рука главы семейства, а женщины чересчур слабохарактерные, когда речь идет о вопросах воспитания.
Мама, разрывавшаяся между Джэксонвиллем во Флориде и Лос-Анджелесом в Калифорнии, выбрала последнее и, довольная собой, уехала туда, где всегда, по ее словам, было ее сердце. Мне это казалось смешным, но я не стала возмущаться поступком родительницы, хотя бы по той причине, что сама надеялась уехать из сахарного королевства Техаса. Отец подумывал последовать примеру бывшей жены и сжечь все мосты, но был не готов на столь кардинальные изменения, и потому отправился с детьми в беззаботный город штата пеликанов.
Я полюбила Новый Орлеан всем сердцем, как только ступила на его землю.
Он оправдывал свое прозвище - здесь всегда дышалось легко. Ты не чувствовал себя неприметной частью какой-то большой системы, как это могло случиться с тобой в Нью-Йорке, или очередным неудачником, пробивающим путь в медиа пространство, как это зачастую и бывает в Лос-Анджелесе. Город джаза подарил мне до боли прекрасную юность, когда я с новыми школьными подругами проводила теплые весенние вечера во Французском квартале или же на набережной Миссисипи.
Джейк обзавелся друзьями, больше проводил времени дома за компьютерными играми, и ни отец, ни я не имели на него управы. Он не особо хотел кого-то из нас слушать или прислушиваться к советам, но и не поддавался тоске по матери. Это был в чистом виде эгоизм родительского любимчика или же второго ребенка, привыкшего к вниманию.
Мне было шестнадцать, когда отец женился во второй раз и притащил в дом мачеху. Ее, кажется, звали Адели, и она была старше меня на тринадцать лет, что было довольно странно. Она хотела своих детей и очень быстро залетела, и в этот же промежуток времени слишком быстро активизировалась мама, решившая, что теперь ее очередь играть в заботливого родителя.
Отец был лоялен, предпочитая не быть крайним, а потому выбор был в наших с братом руках. Я бы не уезжала, но Джейк загорелся идеей жить подальше от раздражавшей его мачехи, а у меня не было сил бросить его одного. Зная маму, я могла сказать, что следить за распорядком жизни сына будет не в ее интересах.
Я не считала это жертвой во имя семьи, ведь разве можно назвать адом жизнь в Городе Ангелов? Ты будто со светской богемой на одной большой вечеринке, продолжающейся и при свете дня. Можно сняться в массовке, отстояв на кастинге, кричать при виде любимого исполнителя или хвататься за телефон в надежде заполучить заветное фото. Не это ли мечты как почти любого подростка, и так и не выросшего из детских игр взрослого?
Мама встретила нас в аэропорту и театрально разрыдалась. Она больше походила на мою старшую сестру, чем на родную мать. И виной этому накачанные (невесть пойми за чей счет) сиськи четвертого размера, напоминающие футбольные мячи, спрятанные под легким сарафаном, и с десяток инъекций на лице, из-за которых все эмоции разбивались о маску.
Когда она закончила показную истерику, я уже знала, что она скажет, и мама не подвела:
— Вы так повзрослели! Когда вы успели так сильно вырасти?
Джейк хмыкнул и закатил глаза. Его ответ я тоже знала заранее.
— Если бы ты навещала нас чаще, чем раз в никогда, то знала бы.
Одна из причин, почему я с легкостью согласилась переехать к матери, заключалась в том, что мне оставалось полтора года до университета. У меня не было никаких сомнений, что я поступлю в Новоорлеанский университет и вернусь обратно в беззаботный город, который могла с легкостью назвать «своим».
Мама жила в небольшом коттедже типовой планировки, ничем не отличавшейся от нашего дома в Шугар-Ленд. Я бы не удивилась, узнав, что мама выбрала этот вариант из дюжины других только потому, что здесь не нужно было бы вновь запоминать, куда поставить продукты из супермаркета.
«Юг-Лонгвуд-авеню» была застроена небольшими коттеджами, среди которых сосчитать выделяющиеся можно было на пальцах одной руки. Нас со всех сторон окружали домохозяйки, и только в последнем доме на пересечении с «Докуэилер-стрит» жила бездетная пара средних лет. Не мудрено, что мама ощущала себя белой вороной и с трудом могла похвастаться историями о своих детях.
Выпускной класс пролетел быстро, а я ожидаемо была зачислена на «сраную», по словам брата, кафедру средств коммуникации. Он хотел взять «год отрыва» и провести его на полную катушку (будто бы сейчас кто-то его ограничивал), а мне хотелось быть журналисткой. Я часто представляла себя криминальным репортером и никогда -редактором какого-нибудь журнала. Это было бы просто скучно.
Первый тревожный звоночек раздался в апреле.
Обычно Миссис Артер дважды или трижды стучала к нам, жалуясь на дьявольски громкую, а иной раз и просто дьявольскую музыку, что мешала ей медитировать на занятиях йогой. Виной, конечно, была музыка Джейка. У него проснулась внезапная любовь к року и порой стены дома сотрясались, но некому было выключить магнитофон из розетки или перекрыть доступ к интернету.
Теперь же она постучалась и выглядела заплаканной и обеспокоенной, спрашивая надрывающимся голосом, не видели ли мы ее кота. Старого, жирного и немножко глупого, который частенько вылеживался на крыльце и никогда не реагировал на окружающий мир. Я отрицательно покачала головой, сказав, что понятия не имею, где может быть этот пылесборник и пообещала спросить у брата, что так некстати задерживался в школе.
Он вернулся домой позже обычного, надвинув на глаза дурацкую шапку, хотя была уже середина апреля, и гордо проигнорировал меня, будто бы я была пустым местом в этом доме. Джейк не отвечал на мои вопросы, смотрел в стену, когда я попросила его быть вежливее и поворачиваться лицом к тому, кто с ним говорит. Он сбросил мои руки со своих коленей, когда я, как в детстве, присела на пол рядом с ним, чтобы не смотреть на него сверху вниз.
После этого случая последовали другие. Джейк повесил замок на дверь в свою комнату. Это удивило даже нашу недалекую мать, проводящую, все еще не ясно за чьи деньги, сутки в спортзале. Кроме того он допоздна пропадал где-то после школы, а все вопросы к нему просто игнорировал, уходя. Я не хотела говорить с отцом о младшем брате, ведь у него была новая семья и новая забота в лице нашей сводной сестры.
В конце мая к нам постучалась женщина лет пятидесяти. Она походила на одну из тех, кто знает все сплетни в городе, ведь и в самом деле здесь, кроме как сбором слухов, распитием виски и курением заняться больше нечем. Не тратя времени на знакомства, женщина с порога принялась возмущаться тем, что соседские детишки, включая моего братца, причиняют вред животным, приносят их в жертву или еще черт знает что, а она устала убирать их творения с улиц.
Чем больше она говорила, тем сильнее приливала краска к моему лицу. Я испытывала такой стыд, будто в проблемах воспитания была только моя вина, и это именно я не заметила, что любитель компьютерных игр вышел на следующий «уровень» и принялся выплескивать родительскую нелюбовь (или недолюбленность) на тех, кто беспомощнее.
«Если что, — удовлетворенная реакцией, подытожила женщина, вынув из серебряного портсигара очередную сигарету, — я ваша не самая ближайшая, но соседка с Берро Драйв»
Берро Драйв.
Я часто каталась там на роликах. Не конкретно на Берро Драйв накатывала круги, а просто проезжала мимо и всякий раз бросала взгляд на кирпичный особняк, выделяющийся на фоне остальных построек, и по описанию походивший на тот дом на Елисейских полях в Новом Орлеане из нашумевшей пьесы. Только особняк был заброшенным и постоянно продавался, судя по большой табличке у прогнивших кованых ворот.
Местные слагали про него легенды, но дальше глупых страшилок речи не заходило, хоть большинство людей и обходило угрюмый дом стороной.
Под давлением Джейк сознался, что они приносили дары Ему, кричали «Сатана» и молились темному владыке (после каждого упоминания Сатаны он получал оплеуху), и устраивали все это в пределах особняка на Берро Драйв либо иногда в подвале одного из их шайки. Я наблюдала за тем, как шевелились губы младшего брата, когда он говорил о темной материи, Сатане, Люцифере и о том, как они похитили соседского кота, что тот даже не сопротивлялся, будто заранее знал об уготовленной судьбе.
И я снова и снова испытывала стыд, задаваясь вопросом, в какой же момент этого года, проведенного в Лос-Анджелесе, мой брат стал таким и попал в дурную компанию? Мне становилось страшно от одной мысли, что будет с ним дальше. Убийства живых людей? Распитие крови девственниц? Вырывание сердец?
Мама отправит его в психушку, если прознает о содеянном, и тогда брат возненавидит нас.
— Тебе нравится причинять боль? — вяло спросила я, боясь услышать положительный ответ.
— Не знаю, — пожал плечами брат, оглядывая носы новых ботинок. — Это же все несерьезно.
Сквозь череду вопросов в духе: «Тебя принуждают этим заниматься?», «Тебя унижали в школе?», «Ты хочешь самоутвердиться или кому-то понравиться?» и такой же череды односложных отрицательных ответов, мы ни к чему не пришли, так что оставалось лишь одно — заключить пакт.
Смысл, его состоял в том, что я не рассказываю ничего родителям ни о жалобах соседей, ни о его новом болезненном увлечении при условии, что он больше не будет воровать животных для жертвоприношений у соседей (когда имеются жирные грызуны в нашем подвале) и подыщет себе компанию лучше.
Все довольны, все хорошо.
========== 2 - Boy Wonder ==========
С того самого дня мой путь стал пролегать через Берро Драйв в два, а то и в три раза чаще обычного. Это уже стало навязчивой идеей - поймать брата за разделыванием очередной тушки невинного животного. Я знала, что мне не удастся защитить его от самого себя после отъезда в университет, но покуда мы с ним находились под одной крышей, во мне жила надежда как-то повлиять на него.
После вручения аттестата я, наверное, поселилась на этой улице. Я дважды проезжала вперед-назад, иногда тормозила, возвращалась, вновь проезжала вперед, сидела на бордюре в конце улицы, переводя дыхание и проверяя, насколько крепко завязаны шнурки на квадах.* Прогулки оставались безрезультатными, а это наталкивало на мысль о том, что либо дружки-сатанисты так хорошо прятались, либо мой братец выбрал новое место для своих недетских игр.
В конце второй или третьей недели бессмысленного катания я стала ощущать на себе пристальный взгляд, словно бы принадлежащий пустоте. Казалось, что сам дом, этот вычурный особняк, построенный на костях, ожил, дышал и смотрел на меня, следя за каждым шагом. Я называла это просто паранойей, гораздо больше зациклившись на том, чтобы поймать брата.
А потом все началось. Я очень хорошо помню этот день. Тогда я не придавала ему большого значения, считая его всего лишь одним из большой вереницы дней в будущем, но позднее у меня уже было достаточно времени, чтобы восстановить его в памяти детально и попробовать понять, где же я допустила ошибку.
Мои школьные подруги проводили каждый день на пляже Санта-Моники, ели мягкое мороженое и нежились у воды в надежде заполучить идеальный загар. Это были наши планы перед университетом, но после окончания школы я стала проводить время за слежкой, а подруги так и продолжили нежиться на солнце, словно человечество еще не узнало, что такое рак кожи.
В одну из пятниц они буквально вынудили меня пойти с ними, говоря о заранее данном обещании и о том, что на пляже гораздо лучше, чем в городе. В последнем я не сомневалась. Мы пили водку, смешанную с сиропом в бутылке из-под спрайта, быстро пьянели и пытались заигрывать с мальчиками, проходящими мимо, крича что-то им вслед и заливисто смеясь, чем вызывали недоумение окружающих.
Ближе к пяти вечера, разморенные и опьяненные не столько алкоголем, сколько вседозволенностью, ощущаемой особенно остро в молодости, мы распрощались до следующей недели, и я вернулась домой, не заботясь о том, что в таком виде меня может увидеть мать или кто-то из соседей. Хотелось проспать до завтрашнего дня или до отъезда в университет. Стены дома, окрашенные в сливочный цвет, приманивающие еще больше солнца в комнатушки, будто улыбались мне, заставляя расплываться в глупой улыбке.