По Аленкиной песчаной пустыне все теми же ручейками текли мысли Игоря. То одним мощным, сдвигающим целый пласт в каком-то направлении, то разбиваясь на множество тончайших, преобразующих ровную поверхность в вычурный рельеф. И даже самая крохотная струйка не уходила в этот песок, как положено водяной, не пропадала в нем, а словно напитывала каждую песчинку влагой, делая цвет ее ярче и сочнее. И этим дело, похоже, не ограничивалось. На всех образованных плоскостях дальше перемещались уже отдельные песчинки, укладываясь в более тонкие, резные структуры и более красочные переливы всевозможных оттенков. Каким-то образом.
— Нам нужен Макс, — с трудом оторвал я взгляд от этого невозможного зрелища и перевел его на Анатолия.
Он мучительно сморщился.
— И как я этот массовый обмен мыслями Татьяне объяснять буду? — мысленно простонал он.
— Никак, — твердо заявил ему я. — Такое, пока сам не увидишь, не поймешь. Отправим их по магазинам — я уже на Гале потренировался.
— Так то же Галя! — обреченно вздохнул он. — Татьяна меня раскусит еще до того, как я рот открою.
— Вот ты его и не открывай, — с радостью ухватился я за редкий шанс обойтись без его руководящей и вдохновляющей роли. — Недели две, как минимум. Чтобы любые подозрения, если они у нее возникнут, снова уснули. А там весна уже на носу будет — я Гале мысль подброшу, что неплохо бы девчонкам гардероб освежить, и намекну, что Татьяне тоже наверняка нужно что-то Игорю купить. А вдвоем они и в женские магазины точно зайдут.
Анатолий скептически дернул бровью, но промолчал. Чтобы дать мне возможность, как потом выяснилось, самому убедиться в его правоте — вот так на мне он опыта старшего наставника и набрался. Так что теперь ему обучение молодых на любом этапе со спокойной совестью можно доверить — в этом я руководство ответственно уверяю.
Когда мы вернулись на кухню, Татьяна уже насторожилась.
— Что там такое? — спросила она непринужденным тоном, но прищурившись и быстро переводя взгляд с лица Анатолия на мое.
— Да ничего! — небрежно махнул я рукой и добродушно хлопнул ею по плечу Анатолия, напоминая ему, что этот выход — мой. — Они там с Аленкой в «Конструктор» играют.
Татьяна больше никаких вопросов не задавала, но сигнал тревоги у нее в голове, похоже, не просто сработал — его в том положении там и заклинило. У меня тогда не в первый уже раз, кстати, подозрение появилось, что она наши, по крайней мере, с Анатолием мысли читать научилась. Ну, читать — не читать, а улавливать — точно. Это я к тому, что они с ним давно уже на одной волне находятся, и очень я сомневаюсь, что каким бы то ни было помехам удастся воспрепятствовать нахождению ими общего языка.
Но удалить Татьяну со сцены полного воссоздания картины мысленного общения наших ангельских детей мне так и не удалось. Анатолий мне на свидетельстве о рождении Игоря поклялся, что ни словом ей об этом не обмолвился, чтобы не выдать свою осведомленность о моем плане. Но когда сошел снег и Галя предложила ей пробежаться по магазинам, Татьяна широко раскрыла глаза и поинтересовалась, не лучше ли покупать одежду детям вместе с ними, чтобы и примерить можно было, и выяснить, что им нравится. Особенно, Даре как девочке.
Еще через неделю мы с Анатолием изобразили бурное оживление по поводу получения им премии в детдоме, а мной — платы за левую работу, каковой я давно уже изображал изыскания для Марины, и предложили им с Галей ни в чем себе не отказывать в ближайшую субботу. Хотя бы пару часов. Татьяна обиженно надула губы и заявила, что они с Галей никому не давали повода думать о себе как о самовлюбленных эгоистках, поскольку они, как рачительные и заботливые женщины, считают, что любые дополнительные деньги должны идти на благо семьи и дома.
— Особенно у тех, — ласково улыбнулась мне она, — кому определенно нужна и давно уже снится машина.
Я схватился за последний шанс — приближался Светин день рождения. И ей непременно требовался хороший подарок. Выбрать который под силу только женщинам, с их непревзойденным умением подмечать самые потаенные желания человека, причем непременно двум — чтобы одновременно оценить и полезность, и привлекательность всех претендентов на роль воплощения этих желаний. Татьяна повернулась к Гале и решительно привлекла ее внимание к тому моменту, что — с моей точки зрения — одной женщине эти две задачи одновременно поручать нельзя. После чего она небрежно бросила мне, что подарки близким друзьям покупают, когда появляется идея, а не деньги.
Я понял глубокомысленное молчание Анатолия. Я понял ту мудрую печаль, которая то и дело мелькала в его глазах, когда я изощрялся в бесплодных попытках направить Татьяну в нужную мне сторону. Я понял, что еще пару таких заходов, и мне самому придется встречаться с Максом, лишь отправившись с Дарой по магазинам — причем у первой же кассы у меня за плечом материализуется проникшаяся идеями Татьяны Галя и примется с непревзойденным умением подмечать несвоевременный и нерачительный подход к выбору покупаемого. Прямо на глазах у Макса. С которого еще станется профессиональное сочувствие чрезмерно покладистым светлым коллегам высказать.
Я понял, что на земле опять-таки нужно действовать земными методами. Где проще всего незаметно поговорить с кем-то? Правильно — в целой толпе народа, прямо на глазах у всех заинтересованных в том, чтобы эта беседа не состоялась. Пришлось ждать Светиного дня рождения.
Ожидание спокойствия мне никак не добавило. Трудно безмятежно целой кучей дел заниматься, когда прямо под носом ключ от двери в волшебный мир маячит — и не схватишь его, поскольку он под охраной сигнализации, которая отключается по чьему-то капризу в некоем будущем. А тут еще Марина с первой минуты нашей обычной встречи какими-то загадками о машине заговорила. Марина. Подруга Татьяны. О машине. Чрезвычайно нужной мне. Я насторожился — уж не подготовилась ли к моим возможным действиям и Татьяна, куда более знакомая с земными методами?
Пришлось побегать. Сначала с Аленкой в сад, чтобы Татьяна и думать забыла, что я в чье-то конкретно общество стремлюсь. Затем к дому, чтобы глянуть, насколько Света с Галей увлекли Татьяну своими разговорами. Затем к Даре с Игорем — бросить на ходу Анатолию с Максом, чтобы сидели в полной готовности, пока я смогу незаметно присоединиться к ним. Затем к Марине — убедиться, что ее внимание полностью поглощено Стасом…
Наконец, я словно невзначай опять подвез Аленку к Даре с Игорем, вытащил ее из коляски, чтобы она на свежем воздухе размялась, и Дара с Игорем тут же переключились на нее. Я быстро и молча затряс головой, переводя взгляд с Анатолия на Макса, чтобы брались за дело — кто его знает, сколько у нас времени.
Как я и предполагал, Игорь брал на себя капитальные работы по формированию Аленкиного сознания — в то время как Дара занималась его окончательным дизайном. Именно она — кончиками усиков своих плетущихся мысленных растений — аккуратно укладывала отдельные песчинки Аленкиных мыслей в те умопомрачительные узоры, которые я уже так давно наблюдал. Причем она то просто упорядочивала их, то чуть разворачивала — так, что одни из них поблескивали, а другие словно в тень уходили.
Но не только. На изящных стебельках ее мыслей словно тончайшие корешки образовались, которые, проникая между упорядоченными песчинками, скрепляли их, не давая рассыпаться образовавшейся структуре. И та часть Аленкиной песчаной пустыни, над которой потрудились Дара с Игорем, вдруг превращалась в некий фантастический сад — с дорожками, бортиками, заборчиками и даже стенками, как будто выложенными яркой, сверкающей мозаикой, между которыми жизнерадостно журчали искрящиеся ручейки мыслей Игоря и то там, то здесь задорно покачивались роскошные соцветия Дариных.
— А ну, давай — мотай отсюда! — рявкнул вдруг Макс. — Дай им хоть немного отдохнуть!
Анатолий согласно закивал.
Я их чуть не придушил обоих — меня, значит, вон из зрительного зала, а сами — за кулисы, за актерами после представления подсматривать? Но, с другой стороны, действительно нужно было поддерживать видимость моего равного интереса ко всем присутствующим. Очень вовремя я вспомнил загадочные намеки Марины.
Почему-то я ничуть не удивился, выяснив, что она о них уже совершенно забыла. Более того, оказалось, что она вообще не в курсе, о чем речь. Типичнейшая для нее ситуация — услыхать краем уха оброненное кем-то кому-то слово в адрес еще кого-то и тут же пинками согнать всех в одну кучу, чтобы в лицо друг другу высказывались. Впрочем, когда она позвала в эту кучу Макса, я вовсе не возражал против того, чтобы увести его от Дары и, желательно, подальше, и с удовольствием пошел с ним в сад.
— Слушай, ты видишь, что они делают? — заговорил он, как только мы удалились на безопасное расстояние.
— Что делают, что делают, — проворчал я. — Объединяются. Точно так же, как мы. К сожалению.
— Но совершенно без нашего участия, — возразил он мне. — А кто из нас орал, что мы берем на себя всю ответственность за их поступки?
— Во-первых, я не орал, — возмутился я. — А во-вторых, это не мы, а я взял на себя всю ответственность за Дару.
— Да? — хмыкнул он. — И за что же ты собрался отвечать — пока я не расскажу тебе, что она задумала?
— Ты опять за свое? — прищурился я.
— Примерно, — как ни в чем ни бывало, кивнул он. — Ты сам видишь, что она становится все активнее, и в эту ее активность втягиваются все новые… участники. Людей она уже давно с полщелчка строит, даже наших, если уж Марина… — Он запнулся, и быстро продолжил: — И наблюдателей она брать в оборот не боится, и мелкие… — Заметив, что я поморщился, он поправился: — Ладно, ладно, какая разница — маленькие не просто объединяются, они вокруг нее объединяются. И двинется это объединение туда, куда она его направит.
— Ну, это спорный вопрос! — перебил его я. — Маршрут у них Игорь прокладывает, а она уже потом решает, как по нему идти.
— Но ты согласен, — неуклонно гнул он свою линию, — что и нам нужно это знать — и куда, и как? Тут уже дело даже не в наблюдателях — главное, что эти мелкие заговорщики явно чувствуют свое сходство друг с другом и отличие от других. Даже от нас. А им, между прочим — в отличие от нас — деваться с земли некуда, если что-то не так пойдет.
— И что ты предлагаешь? — насторожился я.
— За ходом Дариных мыслей нужно следить уже постоянно, — медленно, с расстановкой произнес он, внимательно всматриваясь мне в лицо. — Сделать это могу только я. Мне дают машину. Которой мы можем пользоваться по очереди. Скажешь жене, что мы ее пополам купили. Но с одним условием — вечером я буду с тобой забирать Дару из садика. И анализировать, что у нее в голове происходит. Чтобы не пропустить особо… передовые идеи.
Я остановился, как вкопанный. Руки у меня сами собой сжались на ручке коляски, словно под ними руль оказался, и в лицо словно ветерком из приоткрытого окна повеяло, и перед глазами словно замелькали всякие автобусы с троллейбусами, которые я лихо обхожу, пока они на остановках пассажиров впускают-выпускают… К горлу поднялся, просясь наружу, стон восторга от беспрекословного повиновения могучего чуда техники… Как же я давно мечтал об этом…! Вот только черта с два он дождется, чтобы я ему в этом признался!
— Ты это что, — медленно проговорил я, презрительно растягивая слова, — машиной меня купить собрался?
— Интересно… — Вытянув губы трубочкой, он окинул меня взглядом с головы до ног. — Если бы тебе Анатолий предложил на его машине кататься, ты бы тоже отказался?
— Он не предложит, — буркнул я, чтобы обойти очевидный ответ. — Он без нее работать не сможет.
— А я смогу! — хмыкнул он. — И имей в виду — днем, когда ты в офисе, и по ночам машина моя. А хочешь и дальше из себя что-то строить, так и по выходным, когда мы за город выезжаем, будешь все также бедным родственником у Анатолия на заднем сидении ютиться.
— Ладно, — проворчал я, старательно изображая готовность к самопожертвованию, — исключительно ради Дариного удобства. И у меня тоже есть условие.
Довольная улыбка тут же слетела с его лица.
— Какое? — настороженно подобрался он.
— Твои дежурства начнутся с осени, — твердо произнес я.
— Это еще почему? — заиграл он желваками. Вот так-то лучше — а то благодетель, понимаешь, нашелся!
— Летом Дара все равно дома будет, — объяснил я, — так что забирать ее будет неоткуда. А я пока… — Я замялся, — … с машиной разберусь.
— А чего с ней разбираться? — удивился он. — Сел и поехал.
Ну да, ну да, Анатолий мне тоже это говорил, но кто его знает? С ним, например, мы умением и телепортироваться, и получать необходимое отличаемся — вдруг мне технические способности только в компьютерной области предоставили? Еще разобью. Да еще и чужую. Да еще и данную в аренду темными. Вот радости у них будет — засыплют же родное ведомство анекдотами о безруких светлых!
— Это понятно, — бросил я на него надменный взгляд. — А кто за исправностью ее следить будет?
— За чем? — На этот раз он просто вытаращил он на меня глаза. — А СТО на что?
— А на этот вопрос тебе Марина могла бы исчерпывающе ответить, — напомнил я ему старую историю. — После аварии. Так что, ты как хочешь, а я детей в машину посажу только после того, как буду на сто процентов уверен в ее надежности.
С этим он спорить не стал.
В машину я влюбился сразу. То, что он потребовал себе такой же, как у Марины, Рено, меня как раз не удивило, но на него какой-то умелец двигатель в полтора раза мощнее поставил. И что-то мне подсказывало, что нашелся этот умелец здесь, на земле, и настойчивыми стараниями именно темных. Очень в их стиле — замаскировать боевого слона под обычную рабочую лошадку. Наши не стали бы себе голову морочить — дали бы сразу Мерседес или заявили бы, как Анатолию, что нечего высовываться за рамки видимых средств к существованию.
Я даже на курсы по вождению пошел — во-первых, чтобы познакомиться с народом, который помог бы мне практически, своими руками в материальной части разобраться, а во-вторых, не хотелось в нашей напряженной обстановке обращаться к руководству с просьбой выдать права. Пришлось, конечно, временами Галю с девчонками без надзора оставлять, но в плане безопасности Дара уже вполне годилась мне в заместители.
Экзамен я сдал легко, а о самом вождении и вовсе волноваться нечего было — поехал я с первого раза, так, как Анатолий с Максом мне говорили. И слава Богу — а то я побаивался, что придется кого-то из них просить покататься со мной. И молча выслушивать их снисходительные наставления. А так я всего лишь для порядка положенные часы отъездил, и инструктор каждый раз вздыхал, что, мол, почаще бы ему такие толковые ученики попадались. А я — что неплохо бы моим небесным коллегам у людей поучиться умению справедливо оценивать старания ближнего.
Я и сам тем летом много ездил, чтобы укрепить свою уверенность в своих силах. И в городе, и за его пределами. И вскоре понял, что возможность разгонять машину до совершенно неожиданной, судя по ее внешнему виду, скорости не вызывает у меня особого энтузиазма. В самом деле, если мне самому куда-то срочно попасть понадобится, то я и телепортироваться смогу, а с детьми, знаете — тише едешь, дальше будешь. И здоровее.
Куда больше мне нравилось в капоте ковыряться — с упоением вдыхая настоящие механические запахи и в очередной раз восхищаясь гениальностью человеческой мысли, напрочь отказывающейся смириться с ограничениями слабого тела, в которое она заключена, и неизменно находящей поистине изящные, компактные решения по их преодолению.
Одним словом, к осени и ежедневным встречам с Максом я подготовился по всем направлениям. Даже Анатолию о них заранее сообщил — чтобы он мне больше не освежал понятие о приоритетах и коллегиальности. Зачищая его наждачкой своих намеков на прошлое до девственного блеска. Он даже разулыбался, когда я небрежно обронил, что Макс вызвался к нам с Дарой в личные шоферы, чтобы мы по дороге домой отдохнули, развалившись на заднем сидении.
Но долго пассажиром в машине я не усидел. И дело вовсе не в том, что эта роль мне уже рядом с Анатолием не один год поперек горла стояла. И не в том, что машина за лето мне уже почти родной стала. И не в том, что я не доверял умению Макса водить ее. Скорее наоборот — как он, гад, за рулем смотрелся! Он словно и не вел ее — лишь только он усаживался, плавным, каким-то скользящим движением, на переднее сидение, машина словно становилась частью его, его продолжением. Вы же не ведете свои руки и ноги — вот так и ему с виду достаточно было простого мысленного посыла, чтобы машина мгновенно исполняла его волю. И рука его, лежащая на руле, время от времени похлопывала по нему, как будто одобрение правильно понятому сигналу выражая.