Он был, очевидно, со своей невестой. Очень высокая девушка в красивом брючном костюме держала его под руку. Блондинка, у него всегда, очевидно, были блондинки в подругах. Красивое лицо, умный взгляд. Я уделила внимание и ей и ему. Потом опять повернулась к художнику.
Он слегка поклонился гостям и через переводчика извинился перед всеми. Предложил мне руку и провел к подиуму. Кто-то по его просьбе поставил туда кресло. Он жестом предложил мне сесть в него. Я села, откинувшись на спинку и скрестив лодыжки. Одну руку положила себе на ногу, другую — на ручку кресла, расслабив кисть. Вопросительно взглянула на него, слегка наклонив голову. Он серьезно кивнул и стал рисовать, убрав с моей шеи локон.
Я только сейчас услышала, какая тишина стояла в зале. Как будто присутствующие боялись помешать ему, спугнуть вдохновение. Его движения были резковатыми. Я удивлялась — что же там можно нарисовать такими штрихами, он же не кубист? Сверкали вспышки фотокамер, потихоньку тишина сменилась тихим гомоном. Посетители ходили по залу, смотрели картины.
А меня зачаровал этот человек, я смотрела на него так же внимательно, как и он на меня. Это было что-то — как он творил. Там была такая мимика! То он хмурился, то улыбался, то закусывал губу, и на лице отражалось настоящее страдание. То качал разочарованно головой, поглядывая то на меня, то на рисунок, хватал рукой волосы, отпускал, ерошил. Целое представление, такая экспрессия… Я поняла вдруг, что было не так, почему он нервничал. Он спешил… просто судорожно спешил, отчаянно.
Через некоторое время почувствовала, что начинаю уставать, сидя в одной позе. Онемели ноги, кисть уже не провисала расслабленно, а была напряжена, затекла шея, заболело раненное плечо — закончилось действие таблеток. Я шевельнулась, а он вдруг застонал с отчаяньем и разочарованием. Я замерла от неожиданности, а в зале опять упала тишина. Накатило раздражение. Всему есть предел, моей выдержке тоже. Я, в конце концов, не нанималась, и папа уже давно ждет. Мне пора было уходить.
Я подняла голову и примирительно улыбнулась, прекращая сеанс. Хватит с меня. А он поклонился и предложил руку. Это было не лишним. Я постояла, пока ноги привыкли. Он ждал, очевидно отлично понимая, что чувствует натурщица после длительного позирования. Я жестом показала, что помощь уже не нужна и сошла с подиума, кивнув ему. Он не пошел за мной, только склонив голову, прошептал что-то по-итальянски.
Я медленно шла к выходу — ноги еще плохо слушались, и не хотелось навернуться на потеху всему залу. Достала на ходу телефон из сумочки, дождалась, когда папа ответит и сказала:
— Папа, я жду у входа.
Прозвучало почему-то очень громко. Я удивленно оглянулась — опять все молчали, глядя на меня и на него. Антонио стоял там же — у подиума. Я послала ему воздушный поцелуй, взяла протянутое мне пальто и вышла из зала. Пока сошла по лестнице, такси уже стояло у входа. Молча села рядом с папой, и мы уехали. Он что-то спрашивал, но я только молча крутила головой — не могла сейчас говорить.
Удивительный человек… Очень интересный! Я хотела увидеть этот рисунок и понять, что же его так поразило во мне? Как он это передал? Может, я там какой-то кубик или овальчик, кто их знает, эти творческие личности? Но что этот человек личность и неординарная, было понятно.
Мне понравились его работы, там слава была заслуженной, если они очаровали даже почти не разбирающуюся в живописи меня. Понравилось его отношение к жизненным ситуациям и людям, которое обозначилось в процессе рассказа о картинах. Знакомство с ним хотелось продолжить, но не все бывает, как нам хочется. Тут оставалось только жалеть. Я жалела…
Молчали мы с папой до самого дома. А вот когда вышли из машины, вошли в вестибюль, разулись и сняли верхнюю одежду, меня прорвало. Я взахлеб рассказывала им с мамой, как там все было, как все прошло. Про то, как он выглядел, про его мимику и жесты, показывала, как он дергал свои волосы, смеялась. Показала позу, в которой просидела… сколько, папа? Почти два часа? С ума сойти!
— Мама, я просто влюбилась. Вот это мужик! Аристократ… порода… манеры… Как он руку целовал! Сердце останавливалось. Это что-то, вы бы его видели. Это был гипноз, он меня точно ввел в транс…
Я рассказывала долго, и им было интересно, я это видела. А потом папа спросил: — А как же женихи? Есть успехи?
Я увяла.
— Я совсем забыла, блин. Я тупо забыла, верите? Там реально было интересно, очень. Если бы не повышенное внимание ко мне из-за его внимания, и ты меня не ждал, то я оттуда до вечера не выползла бы. Слушала бы и смотрела… А где наш огузок, как она себя вела, уже спит или сидит в загоне?
Мы еще поболтали с мамой, пока я переодевалась. Пообедали прямо на кухне — повар уже ушла. Потом я поднялась на второй этаж и прилегла в детской, ожидая, когда проснется мелкая. Долго ворочалась и вспоминала … Ярослава там. И его невесту. И ступор мой… и чувство это, как будто удар под дых… И почти невозможно держать лицо… Но мне это удалось, я точно знаю. Что ж больно-то так? Я же знала, что он уже чужой. И это мое решение. Он предлагал себя мне, а я шарахнулась, как от чумы. Правильно, в общем, шарахнулась, как оказалось. Нужно быстрей решать что-то с женихами. Время уходит. Папа взял билеты домой. Нужно решать…
Глава 14
На следующий день я подхватилась рано — Мира проснулась. Самочувствие было уже намного лучше, и я приняла дежурство, чтобы дать маме отоспаться. Покормила дочку, поиграла с ней, держа все же руку на перевязи, как и всегда дома. Перед дневным сном вышла погулять с ней на улицу. Уложила потом спать. Мама сидела с книгой, папа уехал в город с утра.
Он вернулся после обеда. Поел, заглянул к спящей Мирославе и позвал нас с мамой в гостиную.
— Так, товарищи семья! Эта программа действий, предложенная тобой и одобренная нами, дала сбой. Мы главного не учли, а именно — тот фурор, что ты произвела. Я бы на твоем месте сейчас и в магазин за хлебушком не выходил, а не то что за женихами. На, смотри. А еще нужно выпуск местных новостей поймать. Ты что-то там перемудрила. То ли с платьем, то ли вела себя не так как-то. В общем, почитай. Это суток не прошло, как оно уже в журналах. Сняли, наверное, предыдущую обложку и в последний момент тебя втиснули. Я возле киоска чуть не упал, думал — глаза подводят. Ан нет, дочечка. Полюбуйся, Вика. Читай вслух, Арина.
Я схватила журнал и уставилась на обложку. Крупным планом я — в руке бокал с шампанским, загадочная улыбка, шальной взгляд в никуда, это я отвернулась от Ярослава, держала лицо. Маникюр классный. Я посмотрела на папу.
— Читай-читай.
— Вчера…тра-та-та…художник…ага…ага. О! Прекрасная незнакомка! Да-а… Вот: — «Нет, я не знаю, кто она. Я не верил, что так бывает, хотя и слышал о таком. Муза, которую Высшие Силы иногда посылают художнику или музыканту… О таком можно только мечтать. Но если это земная женщина, я скажу для нее в надежде, что она услышит меня — я положу к ее ногам свою жизнь, состояние, титул, ни на что не претендуя, понимая, что стар и не достоин ее. Просто за счастье видеть ее рядом, рисовать…»
— Бли-ин, — выдохнула я тихо.
— Блин, — подтвердил папа, — не вздумай отозваться, если тебе его хоть немного жаль. Не нужно добивать мужика. Творческая личность, знаешь… и все такое. Они вообще со странностями, а иногда и с придурью.
— Ну да, лучше уж прекрасный образ…
— Так я не об этом даже сейчас. Я о том, что мы бросили свою квартиру, работу, прятались, напрягая чужих людей. А теперь на обложках журналов красуемся. Там тебя, конечно, не унюхают, но если уже знают, кого ищут… Для чего ты им там… Найти — плевое дело. Сейчас дамы из салона выстроятся в очередь на интервью и все.
— Я не говорила там свое имя.
— Ты его назвала на весь мир. Зачем?
— Не знаю… С ним иначе нельзя — только так. Да, талон именной, Бешеной….Ирины Борисовны. Нужно предупредить ее, — вскочила я.
Мама, сидевшая до сих пор молча, тихо проговорила:
— Арина, а может это то, что ты искала? Титул, состояние, даже жизнь… И ни на что не претендуя. Кого ты будешь теперь искать тут, тебя же на части порвут после всего этого. Ты думаешь, что сможешь без сопровождения появиться хоть в одном из тех мест? Мы с отцом присмотрелись как-то, примелькалось, что ли… Я никогда не думала, не представляла, что ты можешь производить такое впечатление. И мне страшно, Арина. Уже не только из-за иномирцев. Он понравился тебе… ты говорила. Он не женат? Дети есть?
— Нет. В прессе даже намеки делались, завуалировано так…но нет. Он нормальный. Геи так не смотрят на женщин — с таким уважением.
— А ты знаешь, как они смотрят? — развеселился папа.
— Ну да: фи-и, прати-ивная.
— Кто знает, Арина… Он боготворит тебя и тебе тоже нравится. Он привлекателен, не так и стар, может, что и сложится. Родишь ему наследника, — мечтала мама.
— Бред какой-то. И где мне его теперь искать? По гостиницам бегать?
— Ты не дочитала. Сидит, ждет на выставке. Каждый день, еще неделю. Рисует. Я так понимаю, что тебя… Думай.
— Ага.
Папа подошел, включил телевизор. Почти убрал звук.
— Сейчас подъедут Аркадий и Ярослав. Расскажешь все, что сможешь вспомнить о его бабушке. Что тогда тебе говорила, все до мелочи. Это важно. Им нужно выяснить все об этом.
— Ладно, — протянула я хмуро.
До отъезда оставалось несколько дней. Они это серьезно? Думать? До меня медленно, под каким-то другим ракурсом, доходило все, что я напланировала — найти совершенно чужого незнакомого мужика, выскочить замуж, спать с ним, позволяя все. Видеть каждый день, постоянно. Говорить с ним, спать…опять. Я это серьезно планировала? А папа? Он серьезно это разрешил? Я задумчиво и с подозрением посмотрела на него.
— Папа, давай уже — колись. Ты же не по-настоящему согласился на мой план? Что ты хотел сделать, о чем ты думал? Но ты же отпустил меня на выставку, зачем тогда?
— А ты бы послушалась, решительная ты наша? Ты же землю копытом рыла. Что я тебя — не знаю?
— Папа, скажи. Пожалуйста, я прошу тебя.
— Я знал, что ты опомнишься. Ты же опомнилась? Ты поняла, какой бред несла? — папа отвернулся, — тут видеокамеры — в вестибюле и гостиной. Съемка постоянная, запись идет на офис Аркадия. Там свой человек, доверенный. Всегда было, еще до нас — от лихих людей, пока хозяева в отъезде. И сейчас, в связи с угрозой для тебя, я попросил не отключать. А потом просто забыл об этом. Предупредить тебя не успел, пока соображал что ты несешь. Я не знал, но подозревал, что такой разговор обязательно донесут до руководства. Понятно же, что это важно. Я уверен, что за тобой присматривали. Ну и я подстраховывал. Машина все время стояла у входа.
— Па-апа-а… Как ты мог не сказать мне? Это же… это почти предательство. Ты же меня сдал, папа, — я чувствовала себя убитой.
— Не неси чушь. Говорю же, пока понял о чем ты — ты уже наговорила.
— Ла-адно… Теперь, даже если я опомнилась, назад дороги нет. Я не стану посмешищем для него. Да, папа, за мной там «присматривали» — Ярослав со своей невестой. Обхохатывались, наверное, как я за женихами пришла. И тот купон так вовремя привезли, тоже ржали, наверное. Даже Бешеная Ираида в курсе.
Так что приобщимся к европейскому аристократическому обществу, родители. Граф — это много или мало? — несло меня, — такс, замок небольшой такой я видела в нэте, а вот размеры владений и состояния нужно уточнить. Мелкая виконтессой будет. Или у нее не будет права наследования титула? Не пресекать же на корню древний род, придется рожать, блин. А так даже лучше, когда нету выбора. Никаких метаний, сомнений…
— Делай, как знаешь, — папа вышел из гостиной и поднялся на второй этаж. А я прошла в библиотеку к компьютеру. Нарыла сведения об Антонио. Позвала маму:
— Ма-ам, иди сюда! Покажу, где мы будем жить в Италии. Красивый замок, в скалах, над рекой. Наверное, в горах где-то. Ма-ам!
Сидела и бубнила тихо: — Такс, а какие тут у нас горы в Италии?
— Аппенины, — донеслось из-за спины голосом Ярослава. Сердце подпрыгнуло.
— Офигел вообще? Заикой сделаешь. А ты точно знаешь? Нужно уточнить. Да, действительно — они. Ну, и ладушки. Теперь, если ты такой умный, то скажи заодно и телефон выставки, будем закрывать вопрос. А? Не умный? Ну и ладно, для этого есть справочная служба. Вы с отцом хотели узнать о бабушке? Пошли, не будем тянуть.
Встала, обошла Ярослава, не глядя ему в лицо. Все-таки чувствовала себя паршиво в этой ситуации. Охотница за женихами, твою ж… Он попытался взять за руку. Я изумленно вскинула на него глаза.
— Ты чего?
— Нужно поговорить.
— Так пошли. Подожди в гостиной, я только переоденусь. Не ждала вас так быстро. — Я глянула на свой домашний костюмчик, почти пижаму. К его отцу выходить в таком неудобно.
— Арина! Мне. Нужно. Поговорить. С тобой.
— Ага, сейчаз-з. Только штанишки подтяну. Отвали. Сказала — жди. Что у тебя с рукой? Бандитская пуля?
— Что-то вроде того.
— Сочувствую.
В гостиную я вышла прилично одетой. Аркадий Иванович, Ярослав и родители сидели в креслах и на диване. Я поздоровалась, села и с ходу начала рассказ:
— Я не знаю, что там случилось у вас в семье, но Бэллу я по-настоящему любила. Милейшая, добрейшая, чудесная женщина. Необыкновенно красивая даже в старости. Знаток искусства и этикета, с изысканной правильной речью и манерами. Я шла к ней, как на праздник, отдыхала душой, многому научилась. Она была уже очень слаба, когда я ушла оттуда. У нее мелко дрожали руки, иногда подворачивались ступни. Ей отчаянно нужно было общение и помощь, и я ей помогала. Больше года.
Она не говорила, кем была там, сказала только, что моя бабушка была ее подругой, а дед — военачальником, опорой власти. И что он не справился потому, что не все зависело от него. Она сказала, что я не просто так работаю здесь — у нее были на меня какие-то планы, но теперь этого нельзя, да и вряд ли получилось бы. Плакала…
Рассказывала, что тот мир прекрасен, необыкновенно, немыслимо. И если там любят, то так… Что там выбирают себе пару не только по внешности, но и по необыкновенно притягательному запаху. Людей той реальности отличает замечательная грация и легкость движений. Там все более драматично, чем у нас. Там, сражаясь за право любить, иногда отдают жизнь. И это прекрасно и страшно одновременно. Любят всем сердцем и живут страстями. И это опасно и восхитительно. Там из-за красивых женщин дерутся на дуэли, разыгрываются трагедии и драмы — возможны даже похищения. Поэтому им нужны сильные мужчины, способные защитить, отстоять. И мы не люди, там у нас была бы еще другая сущность. Но это не оборотни — что-то другое. То, что случилось там и сделало нас беглецами, случилось из-за жажды власти и женщины.
Вот и все. Мы мало говорили тогда, она плакала. Сказала, что очень устала. Утром ей стало плохо с сердцем… я узнала потом.
Я выскажу свои соображения, если вы не против. Хотя вполне возможно, что я и ошибаюсь. За ней присматривали мои знакомые и муж. По всей видимости, по поручению нынешней власти того мира. Возможно — нового короля. Она сказала, что раньше не подозревала, что находится под надзором. Она ненавидела тех, кто убил ее мужа, а ее сделали изгнанницей, и наверняка хотела отомстить.
Скорее всего, она возлагала надежды на законного наследника престола — своего внука. Возможно, у нее были сообщники оттуда и план по возвращению законной династии на трон того прекрасного мира. Скорее всего, по приезду из-за границы она посвятила в свои планы вашу жену, Аркадий Иванович. Предлагала сообщить внуку, кем он является, где родина его предков и что он вообще не человек. Но всякая борьба за власть опасна и возможность попасть на плаху там реальна. Поэтому, скорее всего, ваша жена категорически отказалась привлекать к ней своего сына и запретила говорить ему что-либо. Видимо, это и стало причиной ссоры. Мне жаль…