Похоже, что сейчас в том королевстве что-то происходит. Похитили после смерти низложенной королевы Алекса, убили моего Веллимира. Скорее всего, продолжается борьба за власть. Про то, что они не справляются с управлением отнятых феодов, вы знаете. Возможно, растет недовольство масс. А может быть и так, что и незаконная королевская династия не связана древними обрядами с землями королевства и они ей не послушны. Безусловно, какой-то план у них был, они надеялись справиться. Но, судя по словам Мира, что-то пошло не так.
Законные владельцы феодов мистическим образом, при помощи своей второй сущности связаны с самим духом своей земли. Они исцеляют подданных, могут урегулировать природные катаклизмы. Скорее всего, у королей такие же или даже более широкие возможности, но уже в масштабах королевства. А если нынешний не справляется, то страдает все королевство.
Она чувствовала ответственность и боль за ту землю, хотела восстановить справедливость, вернув на трон сильного законного наследника. Я не вижу в этом ее вины. На монархах лежит огромная, страшная ответственность. Она ее осознавала даже в изгнании.
Все сидели и молчали. Видимо то, что я сказала, было похоже на правду и заставило их переосмысливать все свои прошлые выводы и поступки. Ярослав хмуро смотрел на меня, потирая перебинтованную кисть. Его отец просто отвлеченно глядел в окно, откинувшись на спинку дивана. Мои родители тоже молчали. А я решила сейчас разом закрыть все вопросы.
— Аркадий Иванович, я должна извиниться перед вами за себя и своих родителей, но мы не сможем присутствовать на помолвке вашего сына. Дело в том, что мы уедем отсюда незадолго до этого, так что прошу…
— Арина, почему сына? Я приглашал вас на нашу с Ириной помолвку, я же представил вам ее — она моя невеста.
— Аркадий Иванович, вы сказали — приглашаем вас всех на нашу помолвку. На тот момент об Ирине Борисовне нам не было известно, а в свете заявления вашего сына о его скорой женитьбе… Хотя да, следовало задуматься. Если речь идет уже о женитьбе, то помолвка была раньше. Простите. Но это не имеет особого знач…
— Ты сам себе роешь яму. Я говорил тебе уже неоднократно — придерживай эмоции. Объясняйся теперь сам, если сможешь. — Аркадий Иванович отвернулся от сына, уставившись в телевизор, работающий без звука. Ярослав выпрямился на диване и решительно заявил:
— Арина, у меня нет невесты, и я не собирался жениться.
— Очевидно, у меня что-то со слухом?
— Нет… Нет, ты увидела меня и отвернулась… и даже заплакала. Я… мне это опять…это больно и поэтому я хотел…
— Сделать больно мне в ответ, не разобравшись, что мои слезы были от стыда за тот мой срыв. Я жалела о нем и стыдилась смотреть тебе в глаза. Но, я надеюсь, тебе стало легче, когда ты заставил лежащую с ранением, покрытую синяками меня страдать еще и душевно. У тебя получилось, я плакала так, что врач был вынужден делать мне укол.
— Прости меня, пожалуйста. Я последнее время сам не свой. Все на нервах. Я не подумал, что тебя это так…что ты жалеешь. Ты плакала? Почему ты жалеешь?
— Уже не жалею. Все правильно. И знаешь, Ярослав, если уж у нас минута откровения… Я знала о тебе тогда, еще и как! Как можно было не знать первого парня универа, о котором ходили легенды. Который уходил ночью из клубов с двумя, а то и тремя девушками сразу. И потом я тебя заметила, после спора, когда ты весь день топтался рядом. Но ты, очевидно, не помнишь, что стоял ты не один — на тебе постоянно висели твои подружки и ты, наверное машинально, постоянно поглаживал их.
И с Яной тебе было удобно, поэтому ты не спешил завоевать мое внимание простым дедовским способом, а придумывал долгоиграющие проекты, откладывая целый год. Зачем? Ты же не сгорал от страсти — тушил ее с подругой.
И когда мы встретились с тобой недавно, ты тоже был с девушкой. И уже через день я должна была почему-то об этом забыть, не принимая во внимание. И вчера ты был с девушкой, Ярослав, очень красивой девушкой. Я решила, что это и есть твоя невеста.
— Сестра. Она моя двоюродная сестра.
— Сестра, Ярослав, не цепляется за брата двумя руками и не лежит у него на плече, пока он прижимает ее к себе. Или она подыграла по твоей просьбе? Чтобы мне опять было больно? Всегда, когда я тебя встречаю, на тебе виснет очередная девица. Это уже не случайность, как бы ты ни оправдывался. Это твой образ жизни, твоя суть. Тебя уже не переделаешь. Сколько их было после того разговора у моря?
— А ты мне поверишь, мне имеет смысл оправдываться?
— Не поверю. И ты прав, все дело в доверии. Я не верю тебе. И еще дело в том, что ты, не задумываясь, легко причиняешь мне боль.
Ладно, здесь все свои… Ты представляешь себе сильного, взрослого, распаленного страстью мужчину, в руках которого желанная добыча? Три дня бешеной страсти, три дня безумства — и ни одного синяка от его мощных рук, ни одного засоса, пардон, хотя его трясло от желания. Я даже не почувствовала эту пресловутую дефлорацию, потому что он довел меня почти до исступления своими ласками, и я ощутила только восторг. Он берег меня, щадил, я была его драгоценностью, сокровищем. Он просил тот первый поцелуй, желал его, но ждал, когда я стану доверять ему, он не сделал ни шага мне навстречу, ни движения. Я подошла сама, потому что поверила. И не важно, что он делал в той машине, если благодаря этому он был в состоянии терпеливо ждать моего доверия, оберегая меня от того, чтобы я узнала. Она не висела на нем при мне, Ярослав. Он никогда не сделал бы мне больно.
И о планах твоей бабушки на меня — очевидно, связанных с тобой. Наверное, я была бы неплохой королевой. Я вчера ощутила это. Я была там королевой, Ярослав, хотя ты и пришел туда с целью посмеяться надо мной и сделать мне больно. Я впервые ощутила ее полной мерой — власть и она сладка. Я была королевой! И я собираюсь оставаться ею. Я приму его предложение, узнав предварительно условия. Он личность и относится ко мне с благоговением. Он будет беречь меня. Он интересен мне, как человек и не противен, как мужчина. Я рожу ему маленького виконта и старинный род не угаснет.
А тебя я любила, возможно, люблю и сейчас еще, вопреки всему что ты делал и даже без этого их проклятого поцелуя. Но никогда не смогу доверять, поэтому с тобой не буду. Я вынесла слишком много боли, чтобы опять испытывать ее из-за тебя. Поэтому, если больше нам нечего обговаривать, прошу извинить меня — мне нужно связаться с моим будущим мужем и условиться о встрече.
Я встала…
Глава 15
— Ты тоже умеешь причинить боль, — прошептал он.
— Я больше не хочу быть жертвой, Ярослав.
— Я смогу беречь тебя, я буду дорожить тобой и я не стану обещать, что на тебе не будет синяков и засосов. Я честен с тобой. У меня никого не было с лета. Я не понимал и не понимаю причину той твоей паники, твоего отвращения ко мне. Это было больно, Арина!
Но я не собирался отказываться от тебя, просто дал время успокоиться. Я готовил этот дом к вашему приезду. Покупал игрушки, обустраивал детскую и игровую для Славки. Я мечтал, что у меня будет здесь семья — ты и она. Она похожа на тебя и ничего в ней не напоминает о нем. Ты красочно описала, что он с тобой делал. Когда ты исчезла, я знал, что ты с другим. И это тоже было больно! Мне было больно не час, не месяц, мне было больно годы. Я думал, что это навсегда.
Да, они всегда висели на мне, сколько себя помню. И я точно — не замечал их. И да — привычка не отказывать себе в женской ласке есть у всех успешных парней. Твой Мир тоже не отказывал себе до того, как ты ответила ему. И Аньку я взял с собой, чтобы не висли другие, которые проходу не дают. И она действительно сестра и часто так выручает меня. И она тогда офигела от тебя и шептала мне об этом. Я два часа смотрел, как ты зачарованно не сводила с него глаз! И это тоже было больно!
И то, что ты так легко отказываешься от меня, думаешь не больно? Подарив мне за три года всего один поцелуй, который я не могу забыть! Ты моя сплошная боль! Ты меняешь меня, ты уже изменила. Но я не смогу хранить тебе верность всю жизнь, не имея доступа, твою мать, к твоему телу! Мне нужна хотя бы надежда, а ты не даешь ее мне! Ты шарахаешься от меня, как от зачумленного, устраивая истерику. Я тоже могу, как он, довести тебя до исступления! И способен на любой марафон! Так дай же мне возможность это сделать! — Он садонул перебинтованной рукой по столу, и там что-то крякнуло внутри. Ярослав застонал, баюкая руку.
Я на ослабевших ногах вернулась на два шага и плюхнулась на стул. Я боялась его сейчас.
Аркадий Иванович кашлянул, сказав потом:
— Ненормальный… теперь точно перелом.
Папа молча сделал звук в телевизоре громче. Показывали видеосъемку того первого дня выставки. Притихшие посетители и вцепившаяся в Ярослава сестра. Судорожно рисующий меня Антонио и я, замершая и пожирающая его глазами.
Ярослав глухо застонал и выскочил из гостиной. А события на экране развивались. Я встала, медленно пошла на выход, мой воздушный поцелуй Антонио. Камера обводит всех. Ярослав, кинувшийся за мной и остановившийся у входа. Удар по стене кулаком. Сестра возле него. Захлебывающийся комментариями ведущий передачи. Что-то о русских женщинах, сенсации, просьбе помочь в поисках красавицы и прочая чушь.
Папа прокашлялся.
— Африканские страсти. Ну, учитывая происхождение… Мать, как хорошо, что я не разбудил этого в тебе. Ты меня вполне устраиваешь в человеческом облике. Арина, все это действительно драматично, а так же прекрасно и страшно одновременно — мебель сломана. Боюсь, что и рука тоже. Там повторно травмировано. Нужен осмотр травматолога, а лучше — рентген.
Аркадий, что выросло, то выросло и это теперь нужно снова как-то прятать. Что будем делать? Вопрос времени стоит остро. Шумиха большая, это же краса и гордость русского народа… Это достояние нации, скорее всего, не собираются отдавать проклятым империалистам. Нужно принимать срочные меры.
— Папа, пожалуйста, кончай хохмить. Аркадий Иванович, извините меня за этот стриптиз. Я сожалею — накипело, знаете ли.
Он покачал головой.
— Действительно — страсти иномирные. В короли ему еще рано — выдержки маловато. Арина, все очень серьезно. Сейчас они просто раскачиваются. Потом начнут препарировать. Кто ты — выяснят быстро. Отзовутся те же однокурсники. А потом начнут просто зарабатывать деньги на теме. Вытащат то, что ты мать-одиночка, будут охотиться за фото Славки. Будут обвинять в корысти и черт знает в чем. У них есть съемка того, как ты ожидала именно его.
— У меня не было этого чертового пригласительного. Просто хотела попросить провести. Кто, как не хозяин выставки, смог бы это сделать? Просто не пришлось просить.
— Дело не в этом. Нужно переждать все эти ток-шоу и выступления анатомов и психологов. Я не понимаю, отчего вообще все это получило такой резонанс? С чего сенсация? Ты очень красивая девушка, но не до такой же степени?
Послышался голос мамы. Она стояла со Славкой на руках у двери.
— Я думаю, что дело не только в красоте. Тот художник… это было, и правда, как гипноз. Он своим восхищением и всем поведением поднял ее на недосягаемую высоту. Это одномоментный пиар. А она нечаянно подыграла ему, проникшись его романтическим настроением. Это, как игра талантливых актеров — им поверили. А они верили друг другу. Арина правильно сказала — повышенное внимание к ней из-за его внимания.
Папа вышел посмотреть, где Ярослав и проверить его руку. Аркадий Иванович сюсюкал с мелкой, сидящей на руках у мамы. Мелкая пыталась схватить его за нос. Я потеряно водила рукой по сломанному столу.
— Он вчера показал руку врачу? Он всегда такой бешеный?
— Не замечал, пока не начались его проблемы с тобой. Вы уж определитесь как-то между собой. А то страшно рядом находиться. Между вами искрит. Ладно, Виктория Львовна, пойду я заберу Ромэо да поедем домой. Он опять сегодня проведет ночь под холодным душем. Решай, Ариша, быстрей про доступ к телу, мучается же мужик. Мебель, опять же…
— Непременно. Я рада, что вам всем весело.
Он хохотнул и вышел. Сумасшедший день, ненормальный и так и закончившийся ничем.
Их машина давно уехала. Папа объявил, что под вопросом перелом пятой пястной кости. Они поехали в травму.
Этой ночью Славка дала нам концерт. Лезли сразу два зуба. Мы с мамой как будто и сменяли друг друга, но все равно было не уснуть. Поэтому утро встретили в детской — одна на кровати, другая с мелкой на руках. Под утро она успокоилась — то ли подействовало обезболивание, то ли само попустило, но она уснула. А мы поползли вниз на кухню, чтобы выпить кофе.
По нашей с мамой просьбе у нас уже сутки не было повара. Женщина готовила теперь в городской квартире хозяев. В ресторанное обслуживание мы уже наигрались, поняли, что это спец. обслуживание не является обязательным условием проживания здесь. Поэтому попросили разрешить готовить самим, поскольку я уже потихоньку могла заниматься ребенком, щадя плечо, а мама на стенку лезла от безделья. Папа был не против.
Так что сейчас на кухне было пусто и тихо. Кофейный автомат тихо щелкал, а мы ждали, глядя на него и зевая по очереди. Папа еще спал. Он, бедный наш, кажется, отсыпался здесь за всю свою жизнь. Мама поставила чашки с кофе на стол, подсунула ко мне сахар и спросила:
— Так что ты решила? Едем домой, в Италию или все же дашь шанс Ярославу?
— Мам, сейчас даже думать не хочется ни о чем, не то что решать. До поезда еще есть время… В Италию вряд ли. Стремно что-то. Слишком много патетики, боюсь, что не смогу соответствовать. Все же я земная женщина, а не муза. Опять же — проклятое университетское прошлое. Увлекусь, могу и выразиться ненароком. Разочарую… И язык учить придется, а у меня с этим — сама знаешь… Да и вообще… Наверное, все-таки домой. Меня не ищут, хотели бы — за три года нашли бы. Дома хорошо… Восстановлюсь на заочном. Ты ж посидишь с мелкой, пока сессия?
А Ярослав… Наговорить можно многое. Тут имеет место уязвленное самолюбие и нереализованное желание. А любовь… вот это их искусственное чувство, вызванное поцелуем, страшная штука, мама. Совершенно не зная человека так прикипеть к нему — это ненормально, что бы там ни рассказывал Мир. Так хотеть, так зависеть, умирать в его руках и потеряв его. Если бы это проснулось тогда в Ярославе — выжить без меня он бы не смог. Я тогда откликнулась, но не так, как с Миром, а по земному, нормально. Так что это не любовь у него. Пройдет, как мы уедем. Найдет себе кого-нибудь, как ни больно говорить об этом, находил же до этого. Страшнее, если я поверю и доверюсь, а он добьется своего и успокоится, по привычке уйдя в загул. А я, кажется, люблю его, я просто не выживу. Боюсь.
— Ты тогда и не успела почувствовать ничего — тебя больно ударили с этим спором. И с Миром — там было еще и ожерелье. А у Ярослава наше, земное воспитание, заставляющее держать себя в руках на людях. Откуда ты знаешь, что творилось с ним, когда ты тогда пропала? Конечно, могли временно помочь и заменители, суррогат, но очевидно ненадолго, раз он так и не забыл тебя и зовет до сих пор. Когда принимают такие решения, на догадки полагаться нельзя. Тебя вылечил тогда Мир. И от первой любви, и от обиды… А теперь ты опять боишься поцеловать его? Я не понимаю. Это же прояснит все, ты выяснишь…
— Мама, да мне не надо прояснять ничего. Я все и так знаю. А он в любом случае вцепится, как клещ… Не надо, мама. Не хочу сейчас…Спать хочу. Кто первый идет — ты или я?
Первой пошла мама, а я приготовила обед. Кормила папу, занялась потом дочкой. Когда мама вышла и отпустила меня, я уже порядком устала и сразу пошлепала наверх. И спала, когда папа растормошил меня и сказал, что позвонил Аркадий Иванович и велел в семнадцать часов обязательно смотреть местный прямой эфир. В чем дело, он не объяснил.
В прямом эфире давал интервью Ярослав. Я посмотрела на папу:
— Что это? Ты знаешь? Он сказал?
Он покачал головой и приложил палец к губам. Тихо подошла и села рядом мама. А ведущий продолжал:
— Вы согласились дать интервью. Почему?
— Чтобы защитить интересы своей семьи. Нам с женой не нравится вся эта шумиха, что поднялась вокруг нее. Я пришел сказать, что женщина, так заинтересовавшая журналистов — моя жена Арина.
— Вы ничего не напутали? Незнакомка назвалась Арианной.
— Это ее второе, родовое имя. Так принято было у них в семье — старинные дворянские традиции.