— Но вы пришли на выставку порознь.
— Мы с сестрой ждали ее внутри — она опаздывала. Это моя вина, я разговаривал по телефону, и она не дозвонилась ко мне, а пригласительный был у меня. Она, увидев Маэстро, хотела подойти к нему и попросить проводить ее внутрь, ко мне. Но просить не пришлось. Художник проявил понимание и сам предложил ей руку, проводив на свою выставку.
— Судя по тому, что сняли журналисты, так и было. Но вот внутри… Вы так и не подошли к жене.
— К сожалению, я не интересуюсь живописью, такой вот недостаток, но моя жена и теща — она искусствовед, являются ценителями и знатоками. Творчество Маэстро давно интересовало их. Теща осталась с внучкой, а жену я захотел порадовать. И когда увидел, что у нее персональный экскурсовод — сам автор, только рад был за нее.
— А то, что она позировала…
— Ну и что здесь такого? Такая женщина достойна того, чтобы украсить полотно любого автора. Не каждый автор достоин ее. Я бы не разрешил ей позировать авангардисту.
Они оба посмеялись. Журналист вежливо, а Ярослав — снисходительно. Он замечательно держался, непринужденно. Красивый, уверенный в себе молодой мужчина. В движениях и даже в статичной позе — скрытая сила. Журналист как будто чувствовал эту скрытую опасность — держался вежливо и предупредительно. Уже видно было, что сделать сенсацию из этого интервью у него не получится.
— Почему никому не известно о вашей женитьбе, почему вы скрывали ее?
— Почему скрывали? Мы женились, когда я был на пятом курсе. Она была неприступна для мужской части нашего университета. Прекрасная чистая девочка, отказывающая всем во внимании раз за разом. Меня она тоже отшила. Я от отчаянья даже спорил на нее. Не понимал тогда, что мне не нужен лишний стимул, чтобы снова и снова пробовать завоевать ее.
Для нас все решил почти случайный поцелуй. Ее первый поцелуй принадлежал мне. Это самое прекрасное воспоминание в моей жизни. Мы расписались без шума. Весь университет знал, что она вышла замуж. Сразу наступила беременность, а она с первого же месяца плохо переносила ее. Поэтому мы отправились к морю, в дом родителей моего отца. Дочка родилась там. Воздух, море, солнце, фрукты — мы долго не решались увозить ребенка из этого рая в наш Питер. Но даже частые поездки друг к другу потом — этого мало. Мы скучали. И вот недавно я привез семью домой.
— Вашей дочери сейчас…
— Мирославе уже два года, три месяца и восемь дней.
— Ярослав, Мирослава, сына назовете Ростиславом?
— Имя будет выбирать Арина, но идея неплоха.
— Простите, но я должен задать этот вопрос. Вас неоднократно видели с другими красивыми женщинами. Это…
— Эскорт услуги. Моя жена всегда сама выбирала мне чистое сопровождение по интернету.
— Но несколько женщин, отозвавшихся…
— Претендующих на мое пристальное внимание и не дождавшиеся его, теперь пытаются таким образом внести раскол в мою семью. Это не новость для меня. Я сам виноват, что не выводил свою жену в свет. Они увидели бы, что конкуренция невозможна. Для меня существует только она.
— Она так доверяет вам?
— Доверие это величайшая ценность. Я всю жизнь буду доказывать ей, что достоин его.
— Вы слышали слова Маэстро и его предложение вашей жене?
— Маэстро джентльмен, аристократ до мозга костей. Он не позволил бы себе предлагать брак замужней женщине. Его ввело в заблуждение отсутствие обручального кольца. Арину раздражают кольца, она их не носит, как и серьги. У нее даже уши не проколоты. Только колье и иногда браслеты.
— Маэстро хочет подарить свою картину Арианне. На память о встрече.
— Моя жена воспитана в интеллигентной семье, и я знаю, что не сможет принять такой дорогой подарок. Но ее очень заинтересовал тот рисунок. Если бы Маэстро подарил его, то этот, даже если просто набросок, стал бы семейной реликвией. Я вышлю наш адрес в дирекцию выставочного комплекса.
— А если Маэстро захочет передать рисунок сам?
— Я с трудом переношу возле моей любимой других мужчин, тем более — проявивших к ней мужской интерес.
— Вы считаете его опасным соперником?
— Теоретически — да. Он интересен, в том числе как личность, талантлив, романтик, не стар еще. Да, он опасен. Но не для моей жены. Она не способна на предательство. Но я все равно ревную ее к каждому столбу.
— Этот ваш удар в стену тогда…
— Я с трудом вынес даже ее восхищенный взгляд поклонницы его незаурядного таланта, направленный на него. А воздушный поцелуй был совсем лишним.
— А что с рукой?
— Перелом. — Показал руку в повязке Ярослав.
— Вы не считаете, что это немного… слишком?
— Я знаю, что слишком. Но знаю так же, что никогда и никому не отдам ее и всегда смогу защитить и отстоять свое.
— Вас расстроило еще и то, что она ушла, не подойдя к вам, даже не взглянув?
— Почему? Мы обменялись взглядами. И я знал, что она опаздывает на встречу к отцу.
— Благодарю….. бла…бла…бла.
Я сидела, уставившись на экран, где уже показывали другой сюжет. Пыталась понять — зачем это? Ну не заставить же меня так выйти за него замуж? Да мне будет плевать, как он станет выглядеть после своего вранья, если я окончательно решу уехать. Зато теперь я могу спокойно выйти на улицу, пойти куда хочу, хоть в кино, хоть на выставку. И Славка защищена. И даже спор, тот позорный для меня момент, он вывернул в мою пользу на случай, если о нем проговорится кто-то из однокурсников.
Это все хорошо, но теперь же…что теперь же? Я чем-то обязана ему, что-то должна? А если развод? Я скривилась. Опять сенсация, опять налетят. Нет, с разводом нужно подождать. Пока. Некоторое время. И он отрезал мне путь в Италию, окончательно и бесповоротно. Вот она — истинная причина того, что он согласился там выступить. И что никому не отдаст свое… какого-то среднего рода.
На лице бесконтрольно расползалась улыбка. Я попыталась убрать ее, но ничего не получалось. Поискала глазами видеокамеру и не нашла. На всякий случай погрозила кулаком всему пространству. Папа и мама тоже улыбались, глядя на меня.
— Вот же наглый, правда? Как вам такой неожиданный зять? Я в шоке от такой беспрецедентной, неслыханной, уникальной, непревзойденной наглости. Так врать и даже не краснеть! Талант, просто талантище. Я учту эту его выдающуюся способность, да-а… Но как все вывернул! Папа, невзирая на возмущение тем, что на этот раз он таки лишил меня жениха, я не могу не восхищаться этим…этим…мужчиной. Мама, одень-ка мелкую на улицу, мы пойдем погуляем, охладимся.
Глава 16
Он примчался, когда мы с дочкой были еще на улице. Она носилась, двигалась и я не боялась, что замерзнет. Поэтому решила погулять подольше. Да и на улице было неплохо — ни дождя, ни ветра. Травка все еще зеленела. А туи всякие, сосны и можжевельники заслоняли собой унылую осеннюю наготу деревьев. Детский комбинезон почти весь уже был в пятнах от травы и грязи. Мордень у мелкой раскраснелась от свежего воздуха и беготни. Мы обе наслаждались прогулкой.
Я стояла около дерева и наблюдала за ней, когда увидела подходящего ко мне Ярослава. Он шел, улыбаясь, и ко мне вернулось то настроение после просмотра его выступления. Я хмыкнула:
— Ну, муж мой, привет. Ну, ты же и наглый тип, я тебе доложу.
— Не надо, я все слышал. Прослушал перед тем, как ехать сюда. Смотался по-быстрому в офис.
— Зачем? — оторопела я.
— Опасался. Мне нужно было узнать твою реакцию. А так я знаю, что ты мною восхищаешься, — улыбался он осторожно.
— Спасибо. В том числе за то, что не оскорбил его, а даже наоборот. Ты действительно — принимаешь большое участие в моей жизни. И твой папа. И поездка за нами, и дом — тот и этот, и этот бросок на амбразуру сегодня. И ты так держался там… Случайно, не видел перед этим список вопросов?
— Что ты? Я готовился всю ночь.
— Ага, высчитывал, сколько дней Славке.
— Ну, отец должен знать такие вещи, тебе не кажется?
— А почему я среднего рода?
— Ну, это образно, наверное… я не помню. Все-таки волновался, видимо.
Мы вдвоем загнали в угол и отловили Славку и вели ее к дому. Впервые за все время нашего знакомства разговаривали нормально — посмеивались и шутили. А когда подошли к ступеням крыльца, получилось, что оба держим мелкую за ручки. И как-то синхронно стали вдвоем переставлять ее со ступеньки на ступеньку, держа на весу. Она радостно повизгивала и похрюкивала, а мы улыбались.
Ушли вовремя — поднимался ветер и холодало. Мама встретила в вестибюле.
— Сколько можно гулять? Темно уже. Ты ее заморозила. — Сдернула она рукавички со Славки и сжала ручки. — Руки замерзли. Раздевайте скорей. Я наберу ванночку, согрею и помою перед сном заодно.
Я быстро расстегнула комбинезон, выпростала ручки. Ярослав подхватил мелкую подмышки и поднял. Я мигом стащила сапожки и грязный комбинезон. Сняла шапочку, когда она уже нетерпеливо дрыгала ногами и что-то возмущенно лепетала. Перехватила у Ярослава дочку и притянула ручку к губам.
— Мам, ну ты чего? Нормальные ручки. Ты чего панику поднимаешь? Мы чуть комбинезон не порвали.
— Давай ребенка. Ярослав, у тебя же рука-а… Как же ты?
— Я левой держал. А сейчас ладонью и большой с указательным свободны. Не беспокойтесь, Виктория Львовна. А что у вас на ужин? Я бы покушал чего-нибудь.
Он прошел в гостиную, где папа читал книгу, и они, скорее всего, обсудили сегодняшнее интервью. А мы с мамой быстро покормили Славку после помывки, и мама утащила ее спать, пока я накрывала на стол на кухне.
Когда у нас работала повар, мы питались в гостиной, которая находилась от кухни через вестибюль. Женщина таскала приборы, еду в посуде, сервировала и накрывала стол. Мы пытались помочь, она отказывалась, мотивируя тем, что это ее работа. И мама, и я чувствовали себя неудобно. Сейчас мы кушали на кухне. Помещение почти в двадцать пять квадратных метров вполне вмещало в себя нашу семью. Большой круглый стол с удобными стульями, которые мы перетащили из гостиной вместо табуретов, был расположен около окна в пол.
За окном уже совсем стемнело, усилился ветер, тонкие ветки огромной березы, растущей у дома, гулко стегали по металлической крыше. А над нашим столом лампочка под большим тканевым абажуром, стилизованным под старину, лила мягкий желтый свет на этот уютный кусочек окружающего пространства.
Я опустила штору, отсекая комнату от неуютной поздней осени. Мы расселись вокруг стола. Мама вытащила из духовки противень с куриными окорочками и круглыми картошинками, запеченными под майонезом с прованскими травами и чесноком. По кухне поплыл одуряющий аромат мяса и специй. Ярослав с восхищением протянул:
— Сто лет не ел куриных окорочков.
Мама запаниковала:
— Это не американские. Это с местной птицефабрики. Конечно, блюдо не диетическое, но мы же…
— Виктория Львовна, я сейчас слюной захлебнусь. Я сегодня даже не обедал, давайте уже скорее. Пахнет просто божественно, сил нет терпеть. Я еще в гостиной предвкушал этот прием пищи, не томите.
Мы рассмеялись. Мама повеселела. Получался хороший, семейный какой-то ужин. Папа посетовал на то, что под такую еду да рюмочку бы. Жаль, что Ярослав за рулем. А тот, немного замешкавшись, подхватился и достал из кухонного шкафчика маленький графинчик с коричневатой жидкостью.
— Если вы разрешите мне переночевать в одной из гостевых комнат, то… Да? Ну, тогда, Виктор Александрович, за качество этого напитка я ручаюсь. Это замечательный коньяк из Армении. Ваш повар совершенно варварски использовала его для приготовления соусов, кремов и прочего.
Его нельзя пить во время еды. Максимум — сыр, фрукты. Этот напиток смакуется у камина в такие вот ненастные вечера. Когда выключен свет и только живой огонь и свечи слегка освещают комнату, пронизывая своим отблеском благородную жидкость в хрустальном бокале…
Но мы русские люди и пара глотков перед едой не шокируют никого. Дамы, рекомендую попробовать. Всего глоток, это того стоит. А потом мы с вами, Виктор Александрович, продолжим. Вы еще не зажигали камин в гостиной? Организуем. И свечи тоже.
Это зачаровывало. Понятно, что он старался произвести впечатление, но очарование его слов действовало, атмосфера за столом стала какой-то романтической, умиротворенной. Мы подняли бокалы, попробовали напиток.
Возможно, это и было что-то особенное и выдающееся, во всяком случае, папа оценил. А по мне, так вино было гораздо вкуснее. Что честно и сказала. А мне тут же в два голоса стали рассказывать о способе выращивания винограда для приготовления этого напитка, об особенностях местности и климата. О самом процессе, времени выдержки и условиях хранения в специальной таре. Я слушала и старалась особо не смотреть на то, как Ярослав пытался одной левой рукой справиться с окорочком, а в результате переключился на картошку.
Я встала, принесла чистое кухонное полотенце и положила ему на колени.
— Не мучься, здесь все свои. Бери рукой, это тоже никого не шокирует. Если хочешь, мы тебя поддержим. Руками действительно удобнее, — и подала пример.
Закончив ужинать, отправили мужчин зажигать камин, а сами стали убирать посуду, мыть ее. Я принесла маме очередную порцию тарелок и увидела, что она плачет… Слеза капнула на мыльные руки.
— Мама? — прошептала я изумленно, — ты чего? Что не так?
— Ты тогда чуть не умерла… Это было так долго, так тяжело, Ариша. Так страшно. Я думала, что уже никогда не будет так вот, как сегодня. Просто хорошо, безо всяких… Не обращай внимания. Мне просто хорошо. Это от счастья, наверное. Иди, посмотри, что они там делают. Я сама домою.
Дрова в камине разгорались. Ярослав ушел переодеться в домашнюю одежду, а папа перетаскивал журнальный столик ближе к середине дивана, переставлял на него чистые хрустальные бокалы и вазу с виноградом. Два тройных подсвечника уже стояли наготове. Я понюхала свечи — восковые. Запах вощины, медовый и пряный. Такие мы зажигали у Бэллы.
— Папа, ты проникся?
— Да… наверное. Иногда хочется вот такого чего-то, праздника для души, что ли? Тихого праздника. Тебе открыть вино? Маме не дадим — пусть подежурит. Мелкая спит… хоть бы сегодня без концертов. Зубы прорезались, я смотрел — вышли сразу оба вторых нижних моляра — удивительно… Смазал десны на ночь гелем.
Мы засиделись допоздна. Это и правда был замечательный вечер. О чем мы только ни говорили, даже о забавных случаях из папиной врачебной практики. В конце концов, решили расходиться спать. Диваны были мягкими, и попа глубоко погружалась в наполнитель, заполняющий собой толстую, словно слегка пожеванную кожу обивки. Ярослав подал мне руку:
— Прошу вас.
— Благодарю, Ваше высочество, — почему-то ответила я. Очевидно, проникшись всей атмосферой вечера и этим его обращением и галантным жестом. У него блеснули глаза. А в коридоре второго этажа я была перехвачена им, когда выходила из детской, посмотрев на спящих Славку и маму.
Он обхватил меня, притиснув мои руки к бокам, и практически обездвижил, прижав к себе. Молча, ничего не говоря, уткнулся носом мне в макушку. Я замерла. В голове проносились разные мысли, но не было противления, не было паники. Он отстранился слегка, перехватил меня за плечи и стал наклоняться к моему лицу, задержав дыхание. Я покорно закрыла глаза. Будь что будет, пускай целует… Не дождавшись ничего, посмотрела на него. Он, отвернувшись в сторону, сжимал губы.
— Я хочу, чтобы ты сама… Чтобы это было твое решение. Чтобы ты сама подошла ко мне. Чтобы доверяла. Я буду ждать. Ждал дольше. Спокойной ночи, моя королева.
И что это было, спрашивала я себя, уже стоя в своей комнате? И что это за дурацкие приколы, что за странные выверты уязвленного самолюбия, когда у меня уже все дрожало внутри от предвкушения, когда ноги ослабели, и шумело в голове? Дурак… Это я все усложняю, я тяну с решением? И как он себе представляет это «подойду сама»? Я все-таки девочка, блин. Я стесняюсь, в конце концов, и это нормально. Это же сколько нужно выпить, чтобы… Ну… сам виноват. Пусть сам и расхлебывает. Под холодным душем.