Зазвучала какая-то композиция. Я вцепилась в сиденье двумя руками. Так и ехали молча почти до самой общаги. За квартал попросила его остановиться и высадить меня. Он молча припарковался к тротуару, дернулся выйти, я остановила: — Не надо. Спасибо.
Потом шла к общежитию, а он медленно ехал за мной. Когда уже вошла в подъезд, услышала, как он ускорился и уехал. Домой пришла мокрая, как мышь. Руки мелко тряслись. Лиза уставилась на меня.
— Чего у тебя глаза бешенные? Ты чего, мать? Что стряслось?
— На слабо меня взяли, Лиз, вот что! Я в таком режиме не выдержу долго. В машину точно не сяду больше. Какого лысого я тачку не вызвала? Совсем мозги отшибло. Во влипла! Ну, вот как так, а? — причитала я, ломая руки. Пришлось рассказывать все в подробностях. Лизка ахала, возмущалась, злорадствовала, сочувствовала, изумлялась. А в конце задумчиво выдала:
— Целеустремленный парниша. Отца-а подключил… Я представляю, как он ему истоки конфликта озвучивал. Да-а… у них теперь сплоченная боевая коалиция против тебя. Но и у нас она вот она — я с тобой, Ари. Вдвоем мы сила. Хочешь, помогу с работой?
— Там секретность подписывать будем.
— О-о. А-а…
Завтра приезжали родители и я изо всех сил, пытаясь уснуть, старалась думать о том приятном, что мне предстояло испытывать в связи с этим. Мы с Лизкой сняли им чудный номер в центре, на Невском. Просидели перед этим вечер в компьютере, выискивая, чтобы — цена и качество. Нашли вариант с завтраками и незначительной доплатой за комплексный обед. Съездили, посмотрели и оплатили неделю проживания. Чудный номер из двух комнат, в классическом петербургском стиле — сдержанно, со вкусом, светло и даже местами роскошно. Это был мой первый подарок им — настоящий, дорогой. Откуда деньги? Они знали, что я работала у Бэллы.
Завтра мы встречаем их с Московского вокзала и вселяем, потом обедаем и идем гулять. Общаемся изо всех сил — я так соскучилась… И мама привезет бабушкино письмо. Я хотела праздника и исключительно положительных эмоций. И еще не знала, рассказывать им обо всем без утайки или пока воздержаться? Решу потом, после того, как прочитаю послание.
Все мои планы полетели в тартарары. Все было отлично до тех пор, пока мне не изменила выдержка и я выцарапала у мамы письмо, рассчитывая прочесть его, пока они принимают душ и располагаются в номере. Очевидно, ей тоже не терпелось и поэтому она не сопротивлялась слишком упорно. Я усадила Лизку в баре отеля с коктейлем, а сама разрезала ножом плотную пожелтевшую бумагу и вытащила несколько исписанных листов, более тонких и с проступающими водяными знаками. Я не стала рассматривать их и сразу погрузилась в чтение.
«Девочка моя! Я знаю, что должна родиться девочка. И я вижу, какой красивой ты вырастешь. Знаю, как нелегко тебе будет из-за этого. Что-то ты уже знаешь о себе, и я хочу рассказать обо всем подробнее и дать тебе несколько советов. Почему к двадцатилетию? Этот возраст там считается совершеннолетием, девушка становится невестой. Я говорю о том — другом мире, откуда мы с твоим дедом родом. Верь мне, пожалуйста, все так и есть.
Я всегда подозревала, что нас не оставляют своим вниманием те, кто лишил нас Родины. Почему не истребили всех, поняла сразу — мы нужны там. Нужны чисто технически. Через свою вторую сущность владельцы феодов, высшая аристократия связаны с самой сутью своей земли. Связаны давно, кровавым древним обрядом. Те, кто убил короля и почти истребил и изгнал его ближайшее окружение, очевидно, надеялись безболезненно заменить нас. Как — не знаю. Но на случай, если у них ничего не выйдет, скорее всего, и оставили в живых представителей родов, утративших власть. Заключив брак с исконным владельцем или владелицей феода, подтверждается право на владения на уровне не совсем понятном тебе — мистическом. Тебя могут захотеть вернуть. Я не скажу, что только из-за этого. Ты можешь вызвать сильные чувства у мужчины, независимо от практичного интереса. Тем ценнее приз!
Тебе нельзя туда, девочка моя. Даже короля свергли из-за женщины, попутно бонусом получив власть. Тебе не дадут спокойно наслаждаться семейной жизнью, разве только муж скроет тебя ото всех, заперев в феоде. Но и это не спасет его от вызовов на дуэль раз за разом — до предсказуемого конца. Запретная тайна манит и влечет, зовет на подвиги, риск и преступления. Могут выкрасть, заставить, принудить. Ты не представляешь, какие там бурлят страсти, какой темперамент у мужчин того мира. Там все возведено в сотую степень по сравнению с эмоционально бедным миром Земли!
У нас был не самый большой феод, но очень удобно расположенный — в центре королевства. Кто сейчас пытается править там — я не знаю. Но ты ему нужна. Твоя мать очень рано вышла замуж и избежала проблем. Мне даже не было необходимости ставить ее в известность о происхождении. Если бы ты тоже уже была замужем, она просто уничтожила бы это письмо.
Тебе нужно срочно выйти замуж, девочка моя. Если ты еще не влюблена (а связывать свою жизнь браком с нелюбимым человеком и я тебе не посоветую), то просто лишись девственности, если это еще актуально. Говорить такое своему ребенку — немыслимая дикость, и я ненавижу их еще и за то, что вынуждена это делать. Но это спасет тебя — они почуют. Для них ты станешь порченым, бракованным товаром, ты будешь не годна для продолжения их рода, а что тебе до этого? Если это даст тебе возможность прожить свою жизнь так, как ты хочешь и с кем ты сама захочешь…
Милая моя, тот мир прекрасен. Ты не представляешь — насколько! И вторая сущность делает нас почти всесильными, дарит очень долгую жизнь. И если там любят, то так…! Может, я и не стала бы пугать тебя и отговаривать, если бы не твоя внешность. Я вижу тебя, родная моя, мне дано это. Тебя не оставят в покое. Вокруг будут гибнуть дорогие тебе люди. Они сломают тебя, не дадут быть счастливой там… королеве не дали. Кто и когда был под более сильной защитой?
У меня замечательная дочь. Расскажи ей все, своему отцу. Тебе понадобится их помощь. Идите на крайние, радикальные меры. Опасность близко.
Прости нас, твоего деда. Он должен был защитить нас, но не смог. Это убивало его. Поэтому ушел так рано, а за ним ухожу и я. Я верю, что ты избежишь всего того, о чем я тебя предупреждаю. Надеюсь, что вовремя.
Я люблю тебя, девочка моя, так люблю и горжусь тобой. Будь счастлива.
Твоя бабушка.»
Глава 7
Шок! Я поднялась с мягкого дивана, подошла к огромной зеркальной стене — неужели это приговор мне, неужели так непреодолимо для мужчин влечение к этому? Что во мне такого особенного? Я видела по телевизору конкурсы красоты, видела моделей на обложках журналов. Меня не взяли бы на тот конкурс. Я не вышла ростом. С моими метр шестьдесят пять я смотрелась бы жалко, как гномик. И что мне теперь со всем этим делать? Можно сделать пластику, но так уж сильно уродовать себя не хочется, да и в качестве племенного фонда я все равно буду годна. Или бежать, куда глаза глядят? Или то, что посоветовала бабушка — но это вообще ни в какие ворота…
Лизка подошла и стала рядом со мной. Светленькая, маленькая, симпатичная, как эльф.
— Любуешься? Дай мужикам пожрать нормально. Шеи уже посворачивали.
— Лиз, что тут такого, что им всем так нравится? Скажи честно.
— А фиг знает, Ари. Просто гармонично все как-то, все до мелочи. В одном ключе, что ли? Изысканно, пропорционально, я бы сказала — идеально. Трудно объяснить. Ты читала Ефремова? Он объясняет красоту рациональностью. Но это было бы слишком просто — сухо как-то.
Я слышала, как Кривцов говорил, что от твоей улыбки крышу сносит так, что хочется для тебя горы свернуть. Это же не потому, что в тебе все целесообразно? Есть еще личное обаяние. Ты очень милая, не только красивая, и это, как гипноз. Хочется любоваться, наслаждаясь эстетически. Даже я зависаю иногда. А что там у мужиков происходит — вопрос. В общем, объяснила, как смогла. А что тебя сейчас-то пробило?
— Лиза, это все хорошо, но вот… если ты узнаешь обо мне что-то нехорошее, но я не буду в этом виновата, как ты поступишь? И вот тут как раз наступает полная задница, Лиза. Я сейчас своих родителей… валемидин твой с собой? А аптека тут есть рядом?
— Ты меня пугаешь, мать. Ты забыла, что мы команда? Да по фигу мне… давай, колись уже.
— Сначала валемидин… маме дам. Блин, театр какой-то, тупо драматический. Сама во все это не верю…
Мы купили лекарство, почти насильно влили в маму, напугав ее этим еще до моей исповеди. Сидели и ждали, пока подействует. Потом папа не выдержал и рявкнул. И я стала рассказывать. С того момента, когда мне предложили работу у Бэллы.
Они слушали молча, а я старалась говорить связно. Некоторые моменты, в частности о поцелуях, неудобно было озвучивать при папе, но я же боец? И говорила, глядя ему в глаза. Не его я боюсь. Я рассказала и про Ярослава. Про мой первый поцелуй в машине, и честно призналась, что мне понравилось. И про то, что было потом. Рассказала все, что знала, про Бэллу. А потом зачитала бабушкино письмо вслух. Теперь они знали все.
Прибалдевшая Лизка замерла, выпучив глаза. Мама смотрела на меня со страхом, очевидно уже прокручивая в мозгу все те ужасы, что мне грозили.
Папа молча смотрел в окно, только желваки играли на скулах. Они с мамой внешне мало подходили друг другу. Она — милая, нежная, даже изысканная, очень женственная в своих платьях. А он — сухощавый, невысокий, в вечных джинсах, с ранней сединой и сильный, очень сильный — не только физически. Эта сила — сила характера, была во взгляде, в мимике, в жесткой лепке его лица… Вот и сейчас — никакой паники. Он помолчал немного, обдумывая то, что услышал. Потом сказал:
— Мне бы взглянуть на этого Ярослава, Риша. Я хочу составить мнение о нем. В идеале — поговорить бы.
— Папа, у нас с ним сейчас вооруженный до зубов нейтралитет.
— Это с твоей стороны, — мягко сказал он.
— И мне не понятно — как ты объяснишь свой интерес? Обозначив мой?
— Почему? По его вине ты попала в неловкую ситуацию, пережила стресс. Не желаешь с ним общаться, но он не принимает это во внимание. Я считаю, что это веский довод, чтобы выяснить, что ему нужно от моей дочери и предупредить, что я не потерплю его излишней настойчивости. Логично?
— Это что — я тебе жаловалась?
— Ты пребывала в подавленном состоянии, глаза заплаканные, я настоял на объяснении.
— Ну-у… Не столько он и натворил, чтобы вот так его…
— А это уже не важно. Он у нас, извините, на данный момент единственный кандидат на помощь в дефлорации.
— Виктор! — вскинулась мама.
— Виктория! Я врач. Нормальный медицинский термин. Все серьезнее некуда и не до политесов. Получена четкая инструкция, хотя да — все чрезвычайно странно. Но я полностью доверяю твоей матери. Она уходила в здравом уме. И странности некоторые я замечал неоднократно. Угроза не иллюзорная, а реальная. За ней уже ходят по пятам. Подождем, когда перестанут церемониться и станут настаивать? А, может, не сочтут и это необходимым и просто умыкнут? Там темперамент, ты помнишь? — завелся папа, — к черту все! Я готов говорить с отцом Ярослава, если его сын настроен серьезно. А он настроен, уж поверьте мне, как представителю мужской половины — все признаки. Где я его могу увидеть, Арина?
— Ты что это — замуж меня вытолкаешь? — поразилась я, — когда я и целовалась-то всего один раз? У него баб было, как грязи… Он спорил на меня… Я его не знаю вообще… И что, что мне понравилось, как он целуется? С его-то опытом! — повторила я Лизкины слова. Она расхохоталась.
— Ой, мать, пип…, извините. Если бы он нас сейчас слышал. Тут сейчас его… без меня меня женили. Да он сам предложит, Ари. Он же втюрился в тебя по уши. Ты вспомни, КАК он говорил. Неужели ничего не дрогнуло? Тетя Вика, там такой экземпляр! Точно породу не испортит. Берем. Не выделывайся, подруга. Ты просто в машине с ним проехала и тебя уже колотило… не от страха же. Давай без драм и трагедий. Может и без папы прокатит.
Лизка повернулась к моим родителям.
— Сегодня в шесть вечера там конец рабочего дня. Они пашут и по субботам сейчас. И у нее договор, и по тайне там что-то. Сказали на полчаса всем подъехать. Мы думали, что она заскочит, и потом погуляем по набережной. Ветра сегодня нет. Вот зуб даю, что он там будет ждать. Просто пойди на контакт. Все дела. А то такие сложности…
— Лиза, — моя мама смотрела на нее с беспокойством, — а у тебя есть молодой человек?
— Это вы по поводу комплекса неполноценности и моей якобы невостребованности? Не беспокойтесь. Друг моего младшего брата. Сейчас служит срочную. Моложе меня на год. Вернется и я пересплю с ним так, что ему никто не нужен будет после этого. И выскочу замуж. Желательно по залету, чтобы уж наверняка.
Мама растеряно взглянула на папу. Папа утвердительно кивнул головой.
— После армии…Просто нужно успеть перехватить. Может получиться.
— Да куда он денется? Я его уже десять лет люблю. Ты чего вытаращилась? На Арте я мастерство оттачивала по охмурению. Ну, на минуту засомневалась, если честно. А теперь я ни с кем ни-ни. Покажу фотку потом… У нас есть часа три. Давайте пройдемся, посидим где-нибудь рядом с офисом. Чтобы не бежать потом.
Мы гуляли. Я поглядывала на Лизку и понимала, что она у меня золото. Так же думали и папа с мамой. Про меня как будто забыли, и забросали Лиз вопросами о родителях, учебе, других планах на жизнь. На место подошли вовремя. Лизка перекрестила меня и выдохнула со значением: — С Богом.
Она и родители остались прогуливаться по скверу — вечер был и правда хороший, а я поднялась в здание, предъявив документ и подождав, пока меня сверят со списком.
Возле кабинета уже ждали все наши и Ярослав. Лиза была права. Я поздоровалась со всеми, кивнула ему. Он разговаривал с Сашей Блоцким, а смотрел на меня. Потом нас позвали в кабинет. Какой-то мужчина зачитал нам общую форму договора о соблюдении тайны. После этого всем раздали отдельные экземпляры для ознакомления и подписи. В самом конце подошел отец Ярослава и расписался везде «чтобы нам не бегать». Толпой вышли из кабинета. Ярослав подошел и спросил, не нужно ли меня подбросить до дома? Я рот успела открыть, а вот сказать не успела ничего.
Громко простучали каблуки и с радостным возгласом: — Здравствуйте, дядя Аркадий! — на шею Ярославу кинулась какая-то девица. И не просто кинулась, а присосалась к губам… тихо так стало… И все почему-то посмотрели на меня. А я не смотрела, что они там делали, а развернулась на выход, пожав плечами. В голове стучали молотки. Аллилуйя!
Далеко отойти не успела — меня дернули за руку, и я развернулась. Слез не было, я держала себя в руках. Ярослав смотрел мне в глаза. Я вздохнула и спокойно сказала:
— Ярослав, это уже было лишним. Я понимаю с первого раза. Еще раз прошу извинить за то мое хамство и больше не нужно указывать мне мое место. Я все уяснила.
Сзади громко заговорил Аркадий Иванович: — Яна, что это было?
— Соскучилась со вчерашнего дня по любимому, дядя Аркадий.
— А это обязательно нужно было… — дальше я не слышала, отходя спиной вперед, закусив губу, а Ярослав угрожающе наступал на меня. Какого черта? Со злостью вырвала руку и повернулась опять на выход. Достал, козел… И вскрикнула с перепугу — он вздернул меня на плечо и я повисла в ужасно неудобном положении, подняв лицо ко всем, стоящим в коридоре. Он меня уносил, а все просто стояли и молчали. Я посмотрела в глаза его отцу, тот опять только покачал головой. Я опустила голову, повиснув и спрятав лицо за волосами. К глазам подступили слезы. Я всхлипнула, дернувшись всем телом, и Ярослав ускорился.
В конце коридора перекладиной буквы «Т» был устроен маленький коридорчик с разъезжающимися стеклянными дверями и диванчиками у стен. Очевидно — курилка, судя по запаху. Тут сейчас никого не было. Он не посадил меня на диванчик, а скинул на подоконник так, что наши лица оказались на одном уровне.