— Да, по-моему, — удивленно отозвалась Татьяна. — Что-то с продовольствием. А ты откуда знаешь?
— Догадался, — ответил я, скрипнув зубами.
Вот знал же я, кожей чувствовал, что неспроста Марина к нашей жизни такой интерес проявила! У нее же ничего неспроста не бывает! Мало ей уже расправы над тем, кто ее лично унизил? Аппетит появился, руки чешутся? Будет теперь и всем вокруг нас затрещины направо и налево раздавать? Даже бабке немощной? Ну, дай мне Бог до завтра дожить! Я ей руки-то укорочу… И никакой Стас не поможет! А если и он в курсе, то пусть ему тогда помогают все отцы-архангелы вместе взятые! А мне, по-моему, было велено со всем своими силами справляться…
Еще никогда в жизни я не ждал встречи с моими туристическими клиентами с таким яростным нетерпением.
Я не знаю, каким образом мне удалось скрыть его от Татьяны. Я не знаю, каким образом мне удалось провести эту беседу на следующий день в обычной открытой и располагающей атмосфере. Но когда после нее я направился прямо в кабинет Марины, об меня можно было спички зажигать. В самом прямом смысле слова.
Она встретила меня сияющей улыбкой.
— Ну, что — можно поздравлять?
— Можно, — ответил я, сдерживаясь из последних сил. — Спасибо. И, насколько я понимаю, тебя тоже?
— А-а, — понимающе кивнула она. — Ну, проходи, присаживайся.
— Не буду, — сквозь зубы ответил я. — Я зашел только для того, чтобы сказать тебе, чтобы ты немедленно прекратила в нашу жизнь вмешиваться!
— Странно, — ехидно заметила Марина, — а у меня сложилось впечатление, что в понедельник мое вмешательство весьма тебе кстати пришлось. Ты, по-моему, даже сам о нем попросил.
— Вот именно, — рявкнул я. — Попросил. И до сих пор тебе благодарен. Искренне. Но было бы хорошо, чтобы ты и впредь ждала, пока тебя попросят…
— Кто? — перебила она меня. — Ты меня попросишь? Или Татьяна? Ты, я вижу, совсем ее не знаешь. Она же никогда слова не скажет — будет молчать и терпеть, пока ее поедом едят.
— У Татьяны есть, кому ее защищать! — не выдержал я.
— Защищать? — прищурилась она. — Или хранить? Как произведение искусства в запасниках — чтобы стояло там в целости и сохранности и никому на глаза не попадалось, преступников не искушало?
— Мне виднее, как ее от неприятностей оградить, — буркнул я.
— А вот, похоже, нет, — отрезала Марина. — Это — наш с тобой давний спор. Нельзя человека под колпаком держать — его нужно на простор выпустить, но и показать при этом, как там от всяких ураганов обороняться.
— Да кто тебе право дал… показывать? — опять сорвался на крик я.
— Ты, — коротко ответила она, и я просто дар речи потерял. — Своим вечным блеянием о величии отходчивости и непротивления злу. Вы же ничего больше не умеете — и мне об этом лучше чем кому бы то ни было известно! — кроме как умиротворяющее зелье в уши вливать.
— Я тоже с бабкой хотел поговорить! — Я пришел, наконец, в себя. — Она мне дверь не открыла!
— А что же мне для этого две минуты понадобилось? — сардонически усмехнулась Марина. — А перед этим не поленилась — поговорила с другими соседями, выяснила, что вы — далеко не первые, об кого она зубы точит. И ей представилась работником социальной службы, поинтересовалась, какие у нее жалобы имеются — она мне настежь дверь открыла. И с порога, прямо со сладострастием каким-то, начала соловьем разливаться, как ей все вокруг жизни не дают. А когда о суде услышала, тут же на попятный пошла.
— Да ты же ее до инфаркта довести могла! — попытался я раскрыть ей глаза на возможные последствия.
— Нет, не могла, — уверенно возразила мне Марина. — Она столько времени всем именно этим и угрожала — я все лишь предложила ей перевести болтовню в реальную плоскость. И вот тут-то и выяснилось, что никаких жалоб у нее на самом деле нет, и все вокруг — прекрасно и замечательно. Что и требовалось доказать, — торжествующе закончила она.
— Кому требовалось? — насторожился я. — Это кто тебе полномочия дал в мои дела нос совать?
— Никто, — неохотно призналась Марина. — Но это ничего не значит…
— Ах, ничего не значит! — заорал от облегчения я. — Опять ты лучше всех нас знаешь, как людей защищать и наказывать? Опять тебе ничьи советы не нужны? Ничей опыт?
— Мне своего опыта хватит, — глухо ответила Марина. — Личного. Прошлого. И опыт наблюдения за Луной не очень-то помог, когда по ней ногами шагать пришлось. Как практика показала. Да ладно, — она вдруг брезгливо поморщилась, — что с тобой разговаривать…
Ах, ей не о чем со мной разговаривать?! Не прощаясь, я пулей вылетел из ее кабинета, точно зная, что мне сейчас нужно делать.
На улице я оглянулся по сторонам. Где бы мне… Ну, вот — еще одно преимущество водителя! Теперь, чтобы связаться со своими, мне вовсе не нужно болтаться по улице в ожидании, пока они ответить смогут. Можно с комфортом устроиться в машине, вынуть мобильный и спокойно беседовать сколько душе угодно! Сев за руль, я глянул на часы — черт, на вторую встречу уже опаздываю! Ладно, после нее — час-полтора роли не играют…
Покончив со всеми делами, я вновь нырнул в машину и уже сосредоточился было, чтобы вызвать Стаса, как вдруг вспомнил, что в дневное время он может ответить мне не сразу. А я Татьяне обещал пораньше приехать… Я решил сначала быстренько позвонить ей и предупредить, что, возможно, задержусь.
Татьяна не сняла трубку. Три раза подряд. У Сан Саныча она, что ли, в кабинете? Ладно — Тоша у нее там под боком, передаст…
Тоша ответил сразу.
— Что случилось? — спросил он с непонятной тревогой в голосе.
— Да ничего, — успокоил его я, — Татьяне не могу дозвониться — шеф, что ли, вызвал? Когда выйдет, можешь передать ей, что я, наверно, задержусь немного?
— Э… — замялся Тоша. — Так ее же нет.
— Как нет? — опешил я. — Что значит — нет? Я же ее лично до самой двери утром доставил!
— Она после обеда ушла, — медленно произнес Тоша. — Я думал, вам куда-то срочно понадобилось…
— Куда ушла? — спросил я, чувствуя, что земля… вернее, дно машины уходит из-под ног.
— Она не сказала, — виновато ответил Тоша. — Откуда же я знал, что ты не в курсе?
Не сказав больше ни слова, я отключился. Куда же мне теперь бросаться? Где мне ее разыскивать? Ее номер все также не отвечал. Домашний — тоже. Я попытался представить себе, куда ей могло так срочно понадобиться пойти — в голове было пусто, хоть шаром покати. Только на самой окраине лениво шевельнула хвостиком покаянная мысль, что вот не надо было даже думать о том, чтобы задержаться. Стас ему, понимаешь, срочно понадобился…
Минуточку! Я вдруг вспомнил, почему собирался связаться со Стасом. Ну, если я не ошибаюсь…
— Где Татьяна? — рявкнул я, набрав номер Марины.
— А я откуда знаю? — удивилась она.
— Ты мне зубы не заговаривай! — Меня уже просто трясло от злости. — Что ты ей уже напоказывала? Что ты ей в голову вбила, что она с работы сбежала?
— Если ты опять на вашу бабку намекаешь, то Татьяна об этом ничего не знает, — холодно ответила Марина. — А если Татьяна раз в жизни решила что-то сделать без твоего письменного одобрения, то нечего с больной головы на здоровую валить!
— Ну, ты… — Чтобы не перейти к особо ярким выражениям, я бросил трубку.
Больше я никому звонить не стал. Не может быть, чтобы Татьяна сама, не сказав мне ни слова, к родителям отправилась — только и их еще напугаю. А к Свете — тем более… А может, та ей позвонила, вызвала по какому-то неотложному делу? Да нет, Тоша, вроде, ни о чем таком не говорил. Хотя он мог что угодно пропустить, к этому экрану своему приклеившись… Нет, не может быть, она бы меня предупредила. А тут явно заранее все спланировала. Тщательно от меня скрывая. Ну, дай мне только Бог ее найти — будет ей и самостоятельность, и развитие всех сил и способностей…!
Я поехал домой. Поставив Татьянин номер на автодозвон. Безрезультатно. Подъезжая к дому, я сразу же увидел, что в наших окнах горит свет. Чувство невероятного облегчения сменилось слепящей яростью, которая придала мне такое ускорение, что я и не заметил, как взлетел на свой этаж. От души грохнув дверью, я ринулся на кухню. Так и есть — сидит на самом краешке стула, за пустым столом, кулачком голову подперла и — как ни в чем ни бывало — задумчиво в окно уставилась. Без малейшей тени беспокойства на лице. Или хотя бы раскаяния.
— Где ты была? — Я уперся руками в дверной проем, чтобы не грохнуть чем-нибудь об пол.
Она повернулась ко мне, нахмурилась… и вдруг глаза у нее округлились.
— Ой, прости, пожалуйста, — затараторила она, быстро моргая, — мне пришлось телефон отключить, а потом я забыла… назад его включить…
— Где… ты… была? — раздельно проговорил я, делая короткий вдох после каждого слова. От возмущения я задохнусь только после того, как она мне выложит.
— У врача, — тихо ответила она.
Я словно сквозь лед на той самой реке провалился. Хватая ртом воздух, я в одном прыжке оказался рядом с ней, схватил ее за плечи и окинул взглядом с головы до ног в поисках травмы.
— Что случилось? — вернулся, наконец, ко мне голос. — Ты, что, упала? Когда на обед ходила? Ты, что, сама туда ходила? Почему мне не позвонила? Где болит?
— Нигде, — ответила она, и у нее вдруг шевельнулись уголки губ. Я вспомнил Маринины слова о том, что Татьяна всегда все молча терпит. Я ей сейчас потерплю!
— Что врач сказал? — зашел я с другой стороны.
Она еще несколько мгновений молча смотрела на меня. Так, мне только адрес нужен — завтра я с этим врачом сам поговорю…
— У нас будет ребенок, — произнесла, наконец, Татьяна.
Глава 4. Жену, как работу, выбирают один раз в жизни
— Кто звонил? — спросил муж, не отрываясь от экрана, на котором разворачивалась художественная версия некоего производственного конфликта.
— Лиля Табачникова, — ответила она, дрожа от нетерпения поделиться с ним радостной новостью.
— Кто? — недоуменно глянул он на нее.
— Ну, Лилька — комсорг группы нашей институтской, — напомнила она ему.
— А-а, — равнодушно протянул он, вновь отворачиваясь к экрану. — А чего хотела?
— В этом году десять лет, как мы институт закончили, вот ребята и решили собраться. — Не дождавшись от него никакой реакции, она нерешительно добавила: — Я бы тоже хотела пойти.
— Зачем? — бросил на нее муж острый взгляд.
— Как зачем? — растерялась она. — Мы ведь пять лет вместе учились… И потом я ни на одну встречу попасть не смогла! А теперь вот десять лет прошло…
— И ты, по-моему, все эти десять лет прекрасно без них прожила, — прищурился муж. — Что же теперь-то так захотелось?
— Да мне просто интересно старых друзей повидать! — вспыхнула она. — Узнать, как у кого жизнь сложилась. Ты же сам меня только что отчитывал, что я с людьми не общаюсь, а появилась такая возможность, так сразу: «Зачем?»?
— Я говорил о том, что тебе нужно в настоящей жизни контакты с людьми поддерживать, а не за прошлое цепляться, — буркнул муж. — Студенческий бардак уже давно закончился, сейчас нужно в будущее смотреть и интересы свои направлять на его создание и упрочение.
— Да честное слово! — воскликнула она. — Это же всего лишь встреча выпускников — я только на один вечер отлучусь…
Она резко оборвала себя — тихий внутренний голос совсем не тихо рявкнул, что криком ни своего не добьешься, ни правоту свою не докажешь.
— Так я смогу пойти или нет? — Придя в себя, негромко спросила она.
— Когда? — коротко осведомился муж.
— В следующую субботу, — также коротко ответила она.
— Да иди, ради Бога, раз тебе уж так приспичило, — устало бросил муж, потянувшись к телевизору, чтобы прибавить звук.
От его сговорчивости ей мгновенно стало неловко.
— А у тебя на этот день никаких мероприятий не запланировано? — смущенно спросила она. — Ты сможешь с детьми остаться?
— Спасибо, хоть сейчас вспомнила, — ядовито заметил муж. — А что — если бы я занят оказался, ты бы отказалась от этой встречи?
— Конечно, — не раздумывая, ответила она.
Он хмыкнул. — Да ладно, хочешь идти — Бог знает куда — иди.
— Спасибо, — просияла она.
— Я, правда, хотел, — добавил муж задумчиво, — чтобы мы все вместе куда-нибудь выбрались… В кино, например, или в цирк, или вон в саду соседнем погуляли, пока погода хорошая…
— Так можно на эти выходные, — с готовностью подхватила она.
— На эти выходные, — покачал он головой, — мы детям зоопарк обещали, если мне память не изменяет.
— А может, я в субботу с ребятами встречусь, а в воскресенье в кино пойдем? — предложила она.
— Посмотрим, — уклончиво ответил муж.
Она улыбнулась. Как ни раздражал ее временами этот надоедливый внутренний голос, но все же, в конечном итоге, он всегда оказывался прав. Если спокойно, по-хорошему объяснить человеку — особенно, близкому — что у тебя на душе, он обязательно поймет. Он просто не может не понять. И не пойти навстречу. От этой мысли ей сделалось очень хорошо на этой самой душе.
Вдруг она вспомнила о Лилиной просьбе.
— Ты знаешь, тут еще такое дело… — неуверенно начала она.
— Что еще? — раздраженно нахмурился муж.
— Ты не сможешь… помочь нам с рестораном? — Запнувшись, она чуть было не передумала задавать этот вопрос. Как все же некрасиво получается: вроде, она с ним так миролюбиво говорила, чтобы затем с просьбой пристать.
Вскинув глаза, она увидела, что он, прищурившись, в упор рассматривает ее, и быстро добавила: — Лиля сказала, что они сами хотели где-нибудь договориться, но ни у кого знакомых не оказалось…
— А-а, — удовлетворенно откинулся на спинку дивана муж. — Теперь хоть понятно стало, зачем ты им понадобилась.
— Ну, зачем ты так? — От неожиданности она даже не обиделась. — Меня ведь и раньше приглашали, но ты же знаешь — я просто не могла никуда пойти.
У мужа презрительно искривились губы. — Эта твоя Лиля… Она тебе первой позвонила или немножко наоборот?
— Не знаю, — искренне ответила она. — Наверно, не первой. Она сказала, что уже два дня всех обзванивает…
— Вот именно, — коротко и очень зло хохотнул муж. — Два дня всех обзванивает, и ни у кого не обнаруживается знакомых среди работников ресторанов. И — обрати внимание! — только после этого она вспоминает, что есть ты, а вернее, у тебя есть муж, у которого есть некие возможности…
— Неправда! — отчаянно воскликнула она. — Тогда, сразу после института, меня никто ни разу ни о чем не просил…
— Правильно, — согласно кивнул муж, — тогда у твоего мужа еще никаких связей не было — о чем же просить?
— Не нужно мне было с тобой об этом заговаривать, — тоскливо бросила она, чувствуя, что еще немного — и в душе укоренятся ростки подозрений.
— Опять правильно говоришь! — отрезал муж. — Я и так постоянно с просьбами к руководству обращаюсь. И путевки детям в лагерь, и на оздоровление вас всех летом к морю отправить, и лекарства, когда у них тяжелая ангина была, я, по-моему, доставал. Для своей семьи я что угодно попрошу, и отработаю потом одолжение, а для каких-то там посиделок — уволь! — Он помолчал немного, тяжело дыша, и добавил: — И дай мне, в конце концов, фильм посмотреть.
— Я пойду, посуду помою, — устало отозвалась она и поднялась с дивана.
Муж рассеянно кивнул.
Весь следующий день на работе она думала, как сообщить Лиле неприятное известие. Не говорить же, что муж категорически отказался помогать в организации дурацких «посиделок», идущих в ущерб интересам его семьи. Сказать, что он ничего не сумел найти, у нее язык тоже не поворачивался. Сразу ведь поймут, что неправда, и получится, что это не она, а он ей соврал. Тихий внутренний голос возмутился при одном только намеке на мысль возвести такую напраслину на близкого человека.
К счастью, утром, выходя с детьми из дому, чтобы подвезти их в школу, муж предупредил ее, что будет сегодня поздно.
— У нас сейчас отчет по третьему кварталу — дел невпроворот, — сказал он.
На этом объяснении она и решила остановиться. Ведь чистейшая же правда! У них столько предприятий под началом, и каждое из них сейчас докладывает о проделанной работе. И всю эту информацию нужно проанализировать, подвести итоги, скорректировать планы на следующий квартал… Они же там, действительно, с утра до самого позднего вечера трудятся, не разгибаясь — какой там восьмичасовый рабочий день, как у нее в институте. Когда же о ресторанах договариваться? А ответственность вообще ни в какое сравнение не идет!