Вот и руководителю моего ангела тоже так кажется! Нашу позицию он понял, аргументы выслушал, теперь передаст, куда нужно, а к тому времени, как они решение примут, я уже из больницы вернусь — знаю я их медлительность!
Но тут на Марину красноречие напало. И после этого кто-то будет мне говорить о женской солидарности? Ведь она-то точно не могла не понять, что со мной творится, а туда же — невтерпеж ей, понимаешь, свое равенство с ангелами в праве голоса доказать! А то, что собрат-человек либо в больнице от неутоленного любопытства умрет, либо прямо здесь, в антисанитарных условиях ребенка родит — это ей, ключевой болтунье, все равно!
Хотя, впрочем, если бы меня так время не поджимало, я бы даже порадовалось тому, как она всех этих ангелов припечатала — и за непонимание земных условий работы, и за драконовские методы руководства, и за отсутствие чуткости и внимания… особенно, к людям. А тут еще и интересные подробности подвига моего ангела по спасению Марины выяснились… А потом и возможность того, что у Марины появится-таки свой собственный хранитель, замаячила…
Так, все. Вот на этом и нужно ставить точку. Пока они все от неожиданности задумались и замолчали. Возникло блестящее, удовлетворяющее все стороны решение — нужно срочно принимать его. А то они сейчас опять дискутировать начнут…
Да какие условия, Марина?! Пусть в принципе соглашаются, пока растерялись — условия потом выставим! Ведь совершенно естественно, чтобы новый примкнувший к нашей хорошо сработавшейся компании ангел попал под наше с моим ангелом руководство — с нашим-то опытом взаимодействия с Анабель и Тошей! И нечего моего ангела слушать — он всегда возмущается, прежде чем подумать! Порадовался бы лучше, что все вокруг, включая его собственного руководителя и вечно несогласную с ним Марину, глубоко верят в него и его выдающиеся способности…
Я просто не могла допустить, чтобы он из ложной скоромности перечеркнул это глубокое доверие. У меня хватило сил дождаться, чтобы на этой встрече прозвучала безусловно оптимистичная, жизнеутверждающая нота — на которой мы его и закончим.
Меня чуть не скрутило от уже совсем нешуточной боли — вот и малыш говорит, что пора и честь знать. У него, по-моему, тоже терпение уже кончилось.
Прикусив губу, чтобы не охнуть, я сообщила об этом моему ангелу.
Ну, спасибо, хоть на этот раз они все болтать не стали! Уставились на меня вместо этого круглыми, одинаково ошарашенными глазами — и сидят! Я принялась неловко подниматься из-за стола, чтобы сдвинуть с мертвой точки эту, так не вовремя возникшую, немую сцену.
— Да что же ты раньше молчала! — завопил вдруг мой ангел, бросаясь ко мне с расставленными в стороны руками.
— Не трогай! — отмахнулась я от него, и тут же, поскольку сдерживаться больше не нужно было, от всей души охнула. — Я сама — мне сейчас ходить полезно.
— Да подожди ты ходить, — лихорадочно забормотал он, никак не попадая рукой в карман куртки, — нам сначала нужно доктору позвонить, чтобы он приехал и тебя принял — сейчас-то он наверняка уже не на работе… — Вытащив, наконец, мобильный, он принялся нервно возить дрожащими пальцами по экрану. — Черт, у меня здесь только его служебный! Давай мне его домашний номер, — уставился он на меня в ожидании.
— Так он же дома, — растерянно протянула я. — Вместе со всеми документами для больницы.
— Я же тебя просил везде их с собой носить! — простонал он, хватаясь за голову.
— А ну, не ори на нее! — рявкнул вдруг Тоша. — Где документы лежат, знаешь? — Не получив ответа от моего ангела, беззвучно разевающего в возмущении рот, он повернулся ко мне: — Татьяна?
— На столе…. возле компьютера…. прямо сверху, — в три захода ответила я, морщась от нового приступа боли.
— Вещи собрала? — отрывисто спросил Тоша.
Прикусив губу, я молча кивнула.
— Где они? — Не поворачивая головы, он яростно прошипел моему ангелу: — Два иди ты — машину заводи! И развернись, — бросил он уже ему вдогонку.
— В прихожей…, - выдохнула я, испытывая непреодолимое желание согнуться в три погибели. — Возле двери…. на диванчике… Большой желтый пакет…
— Идем, — кивнул он, беря меня под локоть.
— Что мы можем сделать? — послышался у меня из-за спины голос Марины.
Тоша остановился на полушаге, задумчиво нахмурился и бросил через плечо: — Если хочешь, поехали с нами — посидишь с ней в машине, пока мы наверх поднимемся.
— Нечего со мной сидеть! — возмутилась я, почувствовав, что боль отпустила. — Марина, не валяй дурака — ты, по-моему, сама говорила, что мне все под силу…
— Кстати, — Тоша вдруг повернулся к ангельскому начальству — моя голова сама собой метнулась вслед его движению, — я вас очень прошу — если уж вам понадобится Анатолия еще раз допросить, отложите хоть на недельку-другую. Татьяне нервничать нельзя будет — молоко может пропасть. Она и так маленькая такая, тоненькая — хоть бы у нее сейчас сил хватило…
Внезапно он оборвал себя на полуслове, сосредоточенно размышляя о чем-то.
— Да-да, конечно, — в голосе руководителя моего ангела явно послышалось желание убраться с земли как можно быстрее и как можно дальше, — никакой спешности в этом деле я больше не вижу.
Противно заскрипели ножки стульев по плиткам пола — и ангельское руководство, и небесный наряд встали из-за столов, кивками попрощавшись с нами.
— И еще одно, — словно решился на что-то Тоша. — Еще денек сможешь побыть на рабочем месте? — быстро спросил он Кису, пристально глядя ему прямо в глаза. — Потом уволишься.
Тот прищурился — мне показалось, что на лице у него мелькнула тень бесшабашной улыбки — и торжественно кивнул.
— Тогда я ставлю Вас в известность, — перевел Тоша взгляд на его руководителя, — что, возникни в этом малейшая надобность, мы с Анатолием тут же подключим ее к Вашим неисчерпаемым запасам. Немедленно. Даже если нам придется Ваших непосредственно открывающих шлюзы за горло подержать.
— Это я на себя беру, — подал голос Стас с неимоверно довольным видом. — Так что я с Мариной поеду — если что, сигнал дашь, я мигом обернусь. Тебе, похоже, придется Анатолия в руках держать.
— Если бы, — с какой-то непонятной досадой буркнул Тоша.
— А мне что делать? — спросил Денис сквозь зубы, и я даже головой тряхнула — настолько невероятной показалась мне легкая зависть, прозвучавшая в его голосе.
— А тебе сейчас не стоит мне под руку попадаться, — раздельно, почти по слогам, ответил ему Тоша. — Ни по какой причине. Хочешь что-то сделать — оставайся здесь. За чай с пирожными заплатишь и столы со стульями на место поставишь. А придет в голову мысль в мое отсутствие опять… понаблюдать…, - он многозначительно покосился в сторону уже удаляющихся небесных начальников, — так я тебя предупредил.
Меня вдруг опять чуть пополам не согнуло — и, как я не сжимала зубы, стон вырвался-таки наружу. С дороги отчаянным воплем донесся гудок нашей машины — и все сорвались с места. В смысле — все, кроме меня. Мне сначала отдышаться пришлось. А потом кое-как поковылять к машине — вот не мог он ее поближе подогнать? Словно услышав мою мысль, мой ангел выскочил из-за руля, подхватил меня под другой локоть — и машина начала стремительно приближаться.
С трудом взгромоздившись в нее, я с облегчением перевела дух. Хорошо им было там, на занятиях для будущих родителей, говорить, что во время схваток полезнее ходить! А если ноги не держат? И потом ходить — это значит вертикально, а если у меня одно желание — на четвереньки стать? И еще и завыть при этом, как раненое животное? Я вдруг заметила, что во время приступов боли действую именно как животное, живущее инстинктами — разумные человеческие советы всплывают у меня в памяти, только когда боль отступает.
Я даже не заметила, как мы до дома доехали. Мой ангел с Тошей выскочили из машины, и возле меня тут же оказалась Марина. Она что-то бормотала мне о том, что все будет хорошо, что я все смогу, что скоро это все закончится — все те десять минут, пока ангелы не вернулись. Их не было ровно столько времени — как раз до конца перерыва между схватками, когда я, откинув голову на сиденье, в упоении просто дышала.
По дороге в больницу волны животного восприятия действительности стали накрывать меня все чаще. Между ними, когда я возвращалась к реальности, с передних сидений до меня доносились обрывки разговора между моим ангелом и Тошей. «Ты помнишь о том, что я тебе говорил?» «И не подумаю!» «Ты все равно ничего не сможешь сделать!» «Не равняй меня с собой!» «Да ты только нервы и себе, и всем истреплешь!» «Отстань, я сказал!» Я отмечала эти фразы каким-то краем сознания — честно говоря, мне было все равно, кто кому что говорил, и кого с кем нужно сравнивать. Единственное, чего мне хотелось — это, чтобы все, что со мной происходит, происходило как можно быстрее. Если уж деваться некуда.
В больнице, к тому времени, как меня приняли и определили в палату, появился мой доктор. Он осмотрел меня и жизнерадостно заявил, что все идет правильно и полным ходом, что теперь все дело за матушкой-природой, а мое дело — потерпеть в радостном ожидании моего малыша. И я осталась одна.
Нет, похоже, мой ангел остался рядом со мной, но он как-то перестал вписываться в окружающую меня реальность. В те, все удлиняющиеся моменты, когда верх в моем сознании брало животное, заставляющее меня принять то одну, то другую позу в поисках хоть какого-то облегчения, он постоянно пытался то за руку меня взять, то по щеке погладить — и я едва сдерживала желание отбить в сторону его руку, чтобы та не добавляла мне никаких новых физических ощущений. Когда же я ненадолго приходила в себя, он тут же принимался расспрашивать меня, как я себя чувствую — когда мне хотелось хоть ненадолго забыть об этом и собраться с силами перед новой атакой матушки-природы.
В такие моменты у меня в памяти всплывали напутствия опытных специалистов на занятиях для будущих родителей. Не кричать, не лежать, не напрягаться, дышать то глубоко, то быстро-быстро… Вставать и ходить я пыталась — но мой ангел тут же начинал виться возле меня, то под локти подхватывая, то за талию (за то, что когда-то называлось талией) поддерживая, и мне сразу же начиналось казаться, что я прямо сейчас на полу растянусь. Не напрягаться тоже не получалось — животные инстинкты просто требовали помочь матушке-природе в избавлении от источника боли. А дышать… Уж извините — как могла, так и дышала, спасибо, хоть как-то получалось.
Кричать, я, правда, не кричала. Какое-то время, пока запасные силы на то, чтобы сдерживаться, еще оставались. Во-первых, крики могли повредить малышу (эта мысль у меня гвоздем в мозгу засела — хоть в животном, хоть в человеческом!), а во-вторых, у моего ангела даже при стонах в глазах такой ужас появлялся, словно это его, а не меня, наизнанку выворачивало.
Но наступил момент, когда я всеми внутренностями почувствовала, что одними охами и сдавленным мычанием радостное ожидание малыша уже как-то не выражается.
— Да уйди ты отсюда! — выдохнула я примерно в том направлении, где должен был находиться мой ангел, и от всей души завопила.
Хлопнула дверь палаты. Почуяв, что сдерживаться больше не перед кем, я дала себе волю, громко и отчетливо взывая к матушке-природе с требованием не откладывать момент моей встречи с моим малышом в слишком долгий ящик. Не один раз — для верности. И что это за опытные специалисты, которые убеждали меня, что от криков легче не станет? Еще и как стало — я наконец-то поняла, что иногда, чтобы о тебе не забыли, и поскандалить нужно.
Снова хлопнула дверь, и возле меня оказался мой доктор, который еще более жизнерадостно сообщил мне, что ждать осталось совсем недолго. И остался со мной. За не до конца прикрытой дверью слышались возбужденные голоса (похоже, ангелы опять ругаются!), и один раз там даже что-то глухо стукнуло, словно что-то тяжелое на пол уронили, но мне было не до них. Доктор бормотал что-то бессмысленно-умиротворяющее, и в его присутствии мне почему-то не было неловко то и дело поторапливать матушку-природу.
Наконец, доктор радостно провозгласил: «Ну, вот теперь можно и рожать!», и я чуть не задохнулась. А до сих пор что это было? Это что — все еще даже толком и не началось? Цветочки были — а самое главное все еще впереди? Я чуть было не позвала моего ангела, чтобы меня немедленно подключали…. к чему они там Марину подключали — мне казалось, что меня больше не хватит ни на одну минуту этого мучения.
Но доктор велел мне перемещаться на стоящее неподалеку сооружение — и вдруг выяснилось, что я вполне в состоянии и руками, и ногами шевелить. И очень даже бодро — при мысли о завершающем этапе второе дыхание, наверно, открылось. Краем глаза я успела заметить, что дверь в палату слегка дернулась — ну, так я и знала, что, сколько его ни проси, он хоть в невидимости за мной увяжется!
Через какую-то минуту мне было уже не до него — наконец-то я могла что-то делать, чтобы ускорить встречу со своим малышом! Какие-то невидимые руки то и дело оттирали мне пот со лба, откидывали волосы, подбадривающе сжимали мне плечи… У меня еще мелькнула мысль, как это он умудряется оказаться с обеих сторон от меня одновременно? Но просто мелькнула…
Спустя… я не знаю, сколько времени… вдруг все исчезло. Рвущие на части спазмы, напряжение, от которого вены вздувались, клокочущий в горле крик, временами переходящий в гортанное рычание… А вместе с ними и силы. У меня возникло ощущение, что я превратилась в медузу, безвольно колышущуюся в теплом, ласковом океане не боли.
Я почувствовала, что к левой щеке моей приложились чьи-то губы — и одновременно по правому плечу меня легонько потрепала чья-то рука. Вот же — ангел вездесущий, мысленно улыбнулась я, закрыв глаза и каждой клеточкой своего тела впитывая ощущение покоя и умиротворения…
Окончательно пришла я в себя уже на своей кровати. Интересно, меня туда перетащили, или я сама доползла в блаженном беспамятстве? Пошевелив ради эксперимента руками и ногами, я вдруг почувствовала, что очень даже неплохо себя чувствую. Ноет все, конечно, но для меня это дело обычное — после такого-то физического испытания! Вспомнив слова Марины в больнице о каком-то не своем теле, я с гордостью подумала, что, похоже, никуда меня не пришлось подключать — сама справилась!
А где малыш? Почему его не слышно? Куда его унесли? Я резко открыла глаза — и увидела в кресле, возле моей кровати моего ангела со странно сложенными на груди руками. Он сидел, озадаченно разглядывая нечто в этих руках, сведя плечи, и даже под одеждой было видно, как напряжены у него мышцы рук. Мне вдруг так обидно стало — это кто здесь мучился, и кто его первым увидел?
Поднявшись на локте, я протянула к нему руку.
— Дай сюда.
Он осторожно опустил свою ношу на кровать рядом со мной и присел на корточки, уставившись на меня подозрительно блестящими глазами.
И вот тогда, впервые увидев личико своего сына, сосредоточенно хмурящегося во сне (ну, понятно, уже успел с отцом пообщаться — с первых же минут всем недоволен!), я вдруг отчетливо поняла, насколько они все — особенно мой ангел с Мариной — неправы. Неправы в своих вечных и бесконечных спорах, что в жизни важнее — оберегать или защищать. Это — две стороны одной и той же медали, главное — кого защищать и оберегать. Главное, чтобы было, кого хранить.
Потому что, глядя на это крохотное существо, я не испытывала ни малейшего сомнения, что его я буду оберегать от всех обид и огорчений, а появись в его жизни опасности — в клочья разорву, зубами, к чертовой матери, чтобы ни одно облачко над головой у него не висело.
Всю жизнь.
Больше книг на сайте - Knigoed.net